Жрец. Шесть дней гниения в светлом храме

В аудио спектакль можно послушать здесь:
https://vk.com/audios-27044011?album_id=73532414

Понедельник.

В понедельник в старинном храме было
Неприлично много народа,
Наверное, из-за дождя,
Ведь никто не любит грязную воду.
Жрец восседал средь мерцающих золотом статуй.
Аскетичный, блаженный и бородатый,
Ратующий за религию и спасение.
Вчера было праздничное воскресение,
А сегодня просто чудесный день,
Не смотря на тень, что на город упала,
На дождь стеной,
Что завалился на бурое снежное одеяло.
Охристый воск свечей, не дурно,
Огоньки дрожат, радостно переплетаясь
В узоры на потолке,
Целебные травы в мешке,
Старый томик с молитвами,
Здесь душой отдыхают от горя и битв,
От работ и забот, от предательств и лжи.
Даже белый кот, улыбаясь, зажмурился,
Сытый, перед каждым был горизонт открытый,
И на каждого благодать снисходит.
Великая Мать, добродетельница плодородия,
Бог внеземного порядка с копьём карающим,
Лик богини конца – как луна убывающая,
Тающая в ночных облаках.
Музы смеющиеся и диковинные божества лесов.
Творец, что придумал мир,
Льющийся из его кувшина основ.
И где-то в углу, с западной стороны
Статуя богини безумия, собственный хвост поглощающей,
Под ней на полу её полулицо-полуморда,
С рыжей, как пламя в ночи шевелюрой.
А горожане молились сегодня предельно хмурому
Богу весенних дождей.
Его ноги были истёрты, словно растворены
В воздухе, он парил над полом
Весь из бронзовой черни и старины,
Над склонёнными головами
Просящих и верующих.
И жрец командует – следующий,
И он на колени падает
И целует расплывчатый силуэт,
И бормочет молитвы,
Что звучат как первый весенний дождь.
Повинуясь ритму,
Человек впадает в трепет и дрожь.
И к ночи, угощаясь сластями,
Люди покидали темнеющий храм,
И, ловко затушив последнюю лампу,
Жрец расстелил простую циновку
И ко сну поспешил.

Вторник.

Во вторник, протирая на статуях и иконах
Лёгкую пыль, и, кажется, чью то шерсть,
Внимательный жрец
Как есть,
Увидел серо-синюю плесень,
Повод для интереса и для молитвы.
Бояться совсем не престижно и не элитно,
А мир тесен.
Того гляди ещё кто узнает.
За пределами старый снег ещё тает,
А новый выпадет завтра.
Жрец это знает,
Ведь если ты всем богам можешь быть покорным,
Они, в свою очередь, будут к тебе благосклонны.
Великая мать, улыбаясь точечно,
Как будто не живописью а пикселями
Всегда помогает бороться со скверной, шик.
Тряпка – вжих, выверено и равномерно,
И ни пыли ни плесени.
Под вечер людей было мало,
И просили они в основном о прощении.
Жрец пожимал плечами,
Сегодня особо холодные камни
И какие-то негармоничные звуки.
То и дело шорохи, стуки,
Словно ветви, руки протянуты.
Ведь всегда приятнее, если вы не обмануты,
Хотя перед глазами какие-то пятна,
Движутся, наплывают медленно друг на друга.
Пространство храма до круга смыкается.
Надо свыкаться.

Среда

В среду, закончив утренние приготовления,
Сразу после обеда, жрец с удивлением обнаружил,
Что его предчувствие не сбылось.
Дождь снова хлынул и стало теплей.
К вечеру в храме собралось так много людей,
Что казалось – здесь все жители города.
Грязь из под их ног смешивалась в бурый блевотный творог,
Постоянно было плохо и тошнота подступала к горлу.
В ту самую пору как раз  начинались болезни и эпидемии.
Говорили, что это зимние демоны
Пытались вернуть себе право
На вершение судеб.
В этом году то же самое будет,
Но толпы людей, мешаясь в огромный ком пластилина,
На пьедесталах и в очередях длинных
Показывали свои спины и руки.
И божество вина улыбалось лукаво,
Настолько приторно-сладко,
Что без оглядки бежать хотелось,
Но к выходу было не протолкнуться,
Группы людей теснились к центру,
Принимая на веру золото и драгоценные камни,
Символы на растянутом знамени.
Наивные души.
Грязные души.
Тесно.
ДУШНО! ДУШНО!
Пропустите жреца к выходу, глупое стадо,
Все прибежали сюда,
Как будто бы так и надо,
Как будто бы нет своих домов у них и каминов,
Только руки и спины,
Жёстко давящие подошвы,
Липкая жижа.
Уже подбегая к двери,
Жрец посмотрел ниже,
И увидел что вместе с людьми в храм заползают змеи.
Он бежал по голой мокрой аллее,
А поток людей всё никак не кончался.
Поднялся ветер, хлеща крупными дождевыми каплями,
Каждая как кипяток, хотя и холодная до омерзения.
ЖАРКО ЖАРКО
Откуда то взявшиеся в карманах огарки свечей.
Сотни печей, словно жарили изнутри,
Невозможно остановиться.
Во вскрывшейся реке утопиться,
Упасть на дна песочный узор.
Уйдя из храма, пытаясь проснуться,
Жрец навлёк на себя позор и гнев,
Надо бы побыстрей вернуться, но он упал на землю,
С давящим ощущением боролся, и нараспев
Молил богов о прощении.

Четверг

В четверг он пришёл в себя, решил,
Что вчерашнее наваждение будет легко прогнать
Послушанием и смирением.
Он выдраил храм, от макушки до пяток,
Облачился в праздничные одежды,
Выгнал метлой последних змей.
Да пусть только посмеют
Ещё раз сюда вползти!
С утра в храм приходили дети,
Пытались играть в футбол
Головой богини безумия.
Нашатырь или метанол, ещё на рассвете,
Когда было лунно, им что-то ударило в голову.
Розовый тающий месяц смотрел из окна.
Это, конечно же, человеческая вина,
Прогневали, несмышленые, всех богов,
И вот результат, а отдуваться всегда жрецу,
Убирать, молиться, улыбку размазывать по лицу
Всё более трудную с каждым днём.
Камень статуи треснул, и радостными криками ребятишки,
Провожали голову богини к выходу,
Гнались за ней, и, совершая поочерёдные выпады,
Норовили задеть ногами, как черти метались,
От чего голова статуи улыбалась и потом
Переходила к хохоту. Двери распахнулись,
Повеяло холодом, и, не различая пути траектории,
Погнался жрец за смеющимися,
Наложить мораторий, или просто отшлёпать негодников.
День намечался погожий, и ни огородников, ни змей
Сегодня не было.
Жрец каменную голову сажал обратно на клей,
А ребятишки подглядывали за ним и хихикали.
Потом, тот, что посмелее, пнул его в спину,
И видели статуи
Только его сверкающие пятки.
Мальчишка бросился без оглядки,
Опрокинул лавки со свечами и благовониями,
Резкий запах, плавно переходящий в вонь,
Оглушил всё живое.
«Может быть, это даже неплохо, что нас только двое»
Резко внимание порхнуло на заговорившую голову на клею.
«Может быть, так и надо, что я не как они все – стою,
А каталась моя голова и видела больше,
Чем все эти скучные молитвы и причитания.
А ты сам-то уверен, что ты в сознании?»
Жрец попятился, потом мантры запел и рухнул на колени,
Лбом припал к полу, на полусогнутых руках,
В храм ворвались олени, вороны и лисы,
Тупой гул под потолком повис,
Это было похоже на гомон суда,
Как будто он провинился,
Тем уже, что родился, и в этом беда.
«Хочешь ли ты не умирать никогда, возрождаясь в безумии
Каждого иногда, в истерическом смехе,
В искорках пьяных глаз,
В потехе сладострастия и его рваных выдохов,
Между телами при родах,
Я – то, что даёт силу и уничтожает страх.»
Статуя вышла из привычной позы,
Подбрасывала свою смеющуюся голову вверх,
Танцевала, гипнотично вращая тремя парами рук.
Но жрец так и не поднял лица от земли,
И твари снова растворились в проёме двери,
А статуя прошептала:
«ничего, не сегодня, так завтра поговорим».

Пятница

В пятницу жрец, проснувшись,
Оглядел с опаской владенья свои.
Статуи улыбались ласково,
Но выглядели осунувшимися.
Жрец протирал алтари осторожно и старался не думать.
Но мрак и ужас копились под потолком,
И, когда в храм, как обычно, пришли первые посетители,
Жрец наблюдал за ними уже оттуда.
Он как будто повис под створками потолка и не мог спуститься обратно.
«А где жрец?» Спрашивали люди друг у друга,
Носами шмыгали неопрятно,
«Ну, может отошел и потом будет.»
А жрец безвольно болтал ногами,
Пережёвывал и глотал свой страх.
Люди ничего не видели, грязь, принесённая ими на сапогах,
Отрывалась от пола и тоже летала вверх.
Последние несколько часов жрец упорно молился богу правды,
Но тот не отвечал. «За тобой грех.
Хотя мы помочь бы и рады». Что за грех и почему
Боги решили за всех отомстить лишь ему одному?
Очень удобно думать, приклеенному к потолку человеку.
Сдерживать слюну, чтобы вниз случайно не плюнуть,
Закатить глаза и мычать. Личный маленький ад.
Боги! Боги, в чём же я виноват!?
И как только последний прихожанин
Скрылся за порогом храма,
Зашевелилась богиня безумия сама,
Чтобы озвучить греха название.
- Что ж, милый мой, вот теперь нам не помешает никто…
Пятница, пятница, раскручивает новое колесо,
Жрец покрывается потом, становится жарко,
Или холодно. Но лицо
Стало белее мела, белее снега,
В карманах позвякивали бесполезные обереги,
А богиня безумия поравнялась с лицом человека
И улыбнулась.
- Не ты ли, блаженный, превысил порог блаженности?
Или мне приснилось? Или я не задумалась?
Ты не знал ли, милый мой,
Что за вселенский покой
Плата вселенским безумием?
Ты не знал ли, что бесконечность и ноль –
Суть есть одно и то же?
Или ты лишь притворяешься умным?
Или ты божество в человеческой коже?
Может думаешь, что не выдержишь и сойдёшь с ума?
- Да, богиня, именно так, ты права!
- Так отрекись от него. Чего же тебе стоит?
Или спорить с волей богов доставляет тебе удовольствие?
Или ты уже ставишь себя выше нас?
- я ответственен, боже, перед людьми,
Человеческий глаз без меня
Не сможет увидеть небесного.
- Но я же вижу, как тебе тесно!
На твоё место придёт другой,
А ты отдыхай со мной
В фантасмагории,
Там нет ни счастья ни горя,
Там игра без правил,
Там маски без лиц
И явства без вкуса.
Ну же, отрекись от людей, ты же избран богами,
Хитрый ты лис!
Сел на два стула и хочешь,
Чтобы так продолжалось всегда!
Либо ты доверишься мне сейчас,
Либо вечно страдать ты будешь.

Суббота.

А в субботу двери храма заперты оказались
Для прихожан. Часа три пытались стучаться.
Люди заглядывали в витражные окна,
Пытаясь увидеть, что происходит внутри.
Но там только зеленоватый туман
Заволок алтари и чудные фрески.
Потом уже всем в городе стало интересно,
Что произошло,
И тут началось: дверь пятьдесят человек выносили тараном,
Пытались обманом пролезть через крышу.
Толпа, обезумев от любопытства, хлынула внутрь
Сдавшегося без боя храма.
А там, всё как всегда, всё на местах,
Кроме зловоннейшего тумана,
Что взялся непонятно откуда.
Статуи молчаливы, только богиня безумия
Держит в руках голову с высунутым языком
И расфокуссированными глазами.
Согласился он или отказался,
Вы догадайтесь сами.
Хотя, не было в том большой разницы.