Надпись на ветре Ч. 3

ВИНЬЕТКА

Я раскрыл старинную книгу,
в которой грядки букв
окружены виноградной лозой
завитушных линий.
Щёки мечтательных амурчиков.
Округлость ягод и ягодиц.

Вдруг ко мне подошло
живое человеческое дитя,
самостоятельнейший, сам на земле стоятельнейший
и полноправнейший, полный правды, яслёнок,
живая аллегория радости.
Как на трон, уселось мне на колени
и тоже стало смотреть.


ВОДОПЛАВАЮЩИЕ

Медузы – волн бедные узницы.

То ли дело плотки –
плывут в животе у щуки,
как на подводной лодке.


*  *  *

Смотрю на разных два движенья,
одних – в небесных кораблях,
чьи невесомые паренья
возвысились над лётом птах,
и тех – без просыха от хмеля,
века ползущих на бровях –
упрёком, горем, оскорбленьем –
и думаю:
             земля моя,
ты им, как братьям, равно стелешь
ковры из трав, свои луга,
как мать родная, всех приемлешь,
но им не равно дорога.


НОВАЯ ВЕРА

Как отменили ненужное «ять» –
так возвышается ныне сиять

издалека не «невеста Христа» –
купол силосный. Он без креста.

Голый, как... В общем, стоит он тут,
как возрождённый фаллический культ.

Новая вера – в бурт и в гурт.
В плод и в приплод. Вера в твёрдый грунт.

Бог и богатство – корень один,
он – корнеплод буряка и бульбин...

Но так же закруглена и гола
высь телескопная. Их купола.


О ПЕРЕСЕЛЕНИИ ДУШ

Сотни вер изучив, к ним добавить ещё
я б хотел ту одну, что в себе я прочёл:
«Не знаю, воскресну каким я червём,
но умру – человеком».
                Вот плачу о чём.


ПРОЗРАЧНЕЕ СЛЁЗ

Нельзя безнаказанно и долго
быть монопольным владельцем восторга –

вот такое однажды, прозрачнее слёз,
ощущенье во мне родилось.

И сказал я любимой об этом.
И услышал слова ответа:

– По мне, нет ничего лучше,
чем стать жертвой счастливого случая!


ЗАПАХИ

Запахи состоят из молекул,
взбудораженных, как мошкара.
Странствуют бесцветными роями.

И у каждого запашёнка –
маленький ключик
от собственной однокомнатной
нюхательной молекулы,
расположенной в носу обоняющем.


ЗОЛОТАЯ ОСЕНЬ

Насчёт золота – это преувеличение,
даже если золото бывает листовым.
Нет, осени листья –
пятнисты.
Их запятнали
солнечные зайцы.
Летом это не было видно,
но сегодня – всем очевидно.


ВОРОБЬИНАЯ ИСТИНА

О чём чирикает слишком
ничтожное насекомое Воробьишко,
воровский поскок, серый сюртучишко?

О том чирикает, замухрышный,
что братец родной его, вишь ли,
живёт себе припеваючи,
не ест никогда мякины,
а любит сплошные розы,
а те от него просто осоловели,
и поэты поют их любовям гимны,
им завидует сам Гименей,

и что вообще брат его Соловей –
из семьи воробьиных.


ГИПОТЕЗА О ВСЕЛЕННОЙ

Спрашиваете, почему
(после стычек и драк каких?)
врассыпную – галактики?
Чем им вместе невмоготу?

А я так полагаю,
что после разных там сингулярностей
и других временных коммунальных неудобств
вселенная наконец добилась
улучшения жилищных условий.

Погодите, дойдёт до того,
что каждая звезда
потребует себе отдельную
изолированную галактику.
Вот тогда-то вы ахнете!


ЕЩЁ ГИПОТЕЗА О ВСЕЛЕННОЙ

Звёзды расширяющейся Вселенной –
это, собственно, те же ракеты.
Летят при помощи света.
Он свисает с них,
словно пламенный привет
из пыхтящего низа
судорожно дрожащей махины,
навострившейся в выси.

И мы видим не сами звёзды,
а хвостов их шерстистые искры.


*  *  *

Эй, неотразимый,
подойди к зеркалу,
этой напудренной стекляшке,
предмету плоскому и поверхностному,
и ты увидишь,
каков ты на самом деле.


*  *  *

Лучше один раз увидеть,
чем сто раз услышать...
То сказал очевидец!

Но судить не велите строго
на глядящего в оба ока,
опустившего оба века.

Может быть, он нашего века
ушеслышец!


МОМЕНТАЛЬНАЯ ФОТОГРАФИЯ

Каждый миг
тысячи тысяч лучей,
из которых соткано моё изображение,
тысячу тысяч изображений
каждый миг
жадно впитываются –
всем, что меня окружает.


ЗАГАР

Вот приближается к нам лето.
К нему мы тоже каждой клеткой
навстречу тянемся устало.

Сближенье это – сдвиг немалый.
Оно смещает в нас те спектры,
где ванна ультрафиолета
морей любых синее столь,
что перед ней бледна их соль.
Суть допплеровского эффекта
тогда становится заметна.

Но, очернённые пигментом,
мы возразим на клевету,
что с этим летом мы в ладу –
как головешки, сыты светом.


ДЕРЕВЬЯ

В час рассветный
встают на цыпочки.

Заскорузлой кожей –
навстречу юному светилу.

То замрут изваяньем,
то – веткоплесканья.


МОЛЕКУЛА ДНК

Был сверхсекретным кодовый замок –
тот, что вмонтирован и в мозг, и в мозжечок,
и в сердце, и в печёнку, и в зрачок...

Но подобрать отмычку к нему смог
грабитель тайн природы Фрэнсис Крик.


ЧЕРЕПАШИЙ БОГ

Сижу, читаю.
Вдруг на мой шлёпанец
заползает Тара –
небольшая домашняя черепаха,
животное на редкость хладнокровное
и исключительно фантастическое,
нечто вроде портативного динозавра.

Мой шлёпанец
ей кажется скорей всего святым,
ибо он вечно тёпл
и иногда шевелит перстом божьим,
есть в нём и нечто всемогущее...

Точно так же галки и воробьи
верят в огородное чучело.


СВИНЬЯ

Свинья – это биомашина,
нос – розеткою, хвост – пружинка.
Перечавкает тонну сырья
(хоть сырого, а хоть варёного) –
и пожалуйста вам, друзья,
всё, что очень полезно влюблённым.


СВЕТОВОЙ ГОД

Время, равное расстоянию,
и лучонок, который летит,
прорвав юбку родившей туманности,
с неба прыг – и в зрачке сидит.


ЗАСТОЛЬНЫЙ ДУЭТ

Уместно там соединять
стаккато и бельканто,
где губы красные летят
к прекрасному стаканто!


ПОСЛЕДНИЙ СТУК

Кому принадлежит последний стук
живого сердца, что остановилось?
И внемлет ли ему далёкий слух
звезды – той самой, под которой вдруг
оно впервые некогда забилось?

Нет, глух тот слух. Ведь звуков вещество,
окутав нас, к звезде не оторвётся.
Колеблясь, оно воздухом зовётся –
той атмосферою, в которой нам всего
естественней пока ещё живётся
и дышится пока ещё легко...

Тот стук, последний, в ней лишь отзовётся.


ВОЗДУШНЫЙ СТОЛБ

Все мы столпники.
Только наш столп
касается не стоп,
а повис с небес.
И каждый
и – несёт свой крест,
и – несёт свой столб.


СОВПАЛИ

Однажды, когда по нашим телам
прокатилась волна любви,
мы подумали одновременно:
хорошо б умереть нам одновременно.


О СОСТОЯНИЯХ

Если есть состояние –
оно приличное.

Если нет состояния –
оно жалкое.

Почему оно жалкое?
Потому что его влачат.


СЕКРЕТ ВЗАИМНОСТИ

Жёны – это исчадия ада,
вместилища мерзостей, чёртов сосуд.
Неуд им этот влепил когда-то
собою удовлетворявшийся уд.

Мы, равенство славя, решили мудро:
вмещаешь иное – дай и другим.
Муж и жена – сообщающиеся сосуды,
а что сообщают – оставим им.


*  *  *

Влажность одной слезы горькой
относительно мирового океана
горя и скорби –
              чаши несметной –
какой стрелкой ни измеряй,
а равняется ста процентам.


РИГА

В Домском играет орган.
Музыке сотни лет.
Некто, звать Иоганн,
зафуговал концерт.

Тот, кто играет там,
труб не считает, нет –
сколькоступенчат храм,
силится дать ответ.

В стрельчатых сгибах рам
звуки дрожат, как свет.
Здесь демонстрируют нам
готику гула ракет.


СИНОНИМЫ

– «Ошеломить» – по шлему оглушить...
– Не «оглушить», а «озвенеть», пожалуй...
– Но чтоб ошеломить, врасплохнуть надо ведь...
– Наверное, сказать ты хочешь «овнезапить»?..


ИСКУССТВО И ЖИЗНЬ

Пусть не покажется вам странным, что сужу
в конечном счёте точно так же, как и шашель, –
хоть разно видим, но одно скажу:
любое дерево прекрасней Эрмитажа.


ШАХМАТНЫЙ СОН

Белые и чёрные
сначала послушно выполняли
мою волю
и волю моего противника,
подчиняясь строгому правилу
«взялся – ходи»,
а потом, смотрю,
не успели мы взяться,
они сами стали сражаться,
взяли и пошли.
Мы им не были больше нужны.


НЕЧТО ВРОДЕ ШУТКИ

– Позвоните завтра, в это же время.
– Не смогу.

– Почему? Вы будете заняты чем-то?
– Занят? Вряд ли. Не потому.

– Тогда что же? Вас не будет, быть может?
У вас вид какой-то нездешний...

– Быть – надеюсь. И время будет.
Но, увы, оно будет не «это же».


ШАХТЫ

Шахты – чёрные дыры Земли.
В мраке угольном залегли.

В тяжести антрацита –
света сжатые концентраты.

Много судеб вобрали они.
И не отпускают
моё сердце.


РАЗМЕР МИРА

Везде дали.
Везде небо.
Везде погода.


*  *  *

Раньше так: немного подружат
недруг с недругом, друг – с другом.
Вдруг найдёт – колошматят, утюжат
(получай, мол, друг, по заслугам!)
и дубасят, метелят, мордуют...
А потом заключат мировую.

Заключат ли когда мировую –
             очередную –
в клетку
и замуруют?


ПРОСТРАНСТВО

Престранно оно.
Напихано
запыхавшимися
молекулами –
         всегда молодыми,
         влюблёнными
в локоть соседа.


РАННЕЕ УТРО

Хочет кто или не хочет,
наступает просветленье
жаркой черномясой ночи,
бывшей бешеной
и сочной.

И на траве блестят не росы –
её серебряные слёзы.


ПТИЦЫ

Летят голоса.
Они обёрнуты в обертоны.

Остаются перья.
Они обёрнуты в тишину.


*  *  *

Имеют возможность созвучья петься,
рифмы – звенеть, стыковаться – орбиты, –
              потому,
что первому сердцу
на Земле, его стуку
ответ был:
«Войдите!»


ЕЕЕ

«Кукареку!» – прокричала гласная,
и задвигался белый свет,
в том числе щипящее и несогласное,
длиннннннннннннннношшшшшшшшшшшЕЕЕ,
которое переварить
может лишь змЕЕЕд.


ШАГИ К МИРУ

«Закончился очередной раунд
предварительных переговоров
по поводу предстоящих переговоров
относительно будущих переговоров...» –

соревнование это длится так долго потому,
что не понять, кто кого переговорил,
а число раундов не ограничено оттого,
что это же не мордобойный бокс
и здесь не могут быть оскорблены
гуманные чувства зрителей.