Скульптор Д. Ф. Цаплин

ВОСПОМИНАНИЕ  О  ВСТАЮЩЕМ  ЧЕЛОВЕКЕ
СКУЛЬПТОРА  Д.Ф. ЦАПЛИНА*


Самая раковая болезнь –
привязанность к умеренной судьбе.
Ей сопутствует испуг.
Она сожительствует с успехом.
Милому человеку непозволительно рыпаться
и переступать через свои сомнения.

«Это надо показать!
Как рвал связи
и поднимался человек!
Им никто не интересовался!
И никто не приглашал встать.
Он сам себя возвысил.
Солью и мыслью!
Это надо показать!..»

В авторе было что-то от дерева,
вегетативная страсть, наверное.

Человек начинал с локтей –
как отламывал землю от неба.
Затем вставал на колени
и просил прощения за низкий этап.
Чурка, из которой было сделано его сердце,
вспоминала, что во всём
должен присутствовать такт.

            Вставанья труд имел счастливый ритм.
            Напевно в кожи барабан стучал
            кулак, размером с сердце, монолит,
            как человек, который в нём вставал.

В процессе всемирного вставания
человек казался
то тараканистым скрипачом,
пролившим на зевак средневековую дрожь,
то мудрецом со свечами в глазах,
то кучером Волги навьюченной,
то волн супесчаных пахарем,
то взлётно-посадочным ангелом,
но больше всего – грузчиком.

            Ростками крыльев высший щупать путь...
            Подъём играй, труба, для глаз и гузн!
            Играй, душа, пока твой опыт пуст.
            Груз крыльев – завтрашний зачётный груз.

И хоть назывался маршрут вставания
«из царства необходимости в царство свободы»,
образ свободы был так многолик,
так изменчив и бесконечен,
что его с избытком хватало
на всю оставшуюся сжатую жизнь.

            И человек, который всё свалил,
            обрёл свободы столько степеней,
            что весь свой век он образ их ваял
            из окружающих колод и пней.

К каждой посеянной песне,
к каждому дальнему плачу
он посылал немедленного гонца.
Из-под стального копытца, из-под долотца
брызгали быстрые искры,
описывая почерком бисерным
кривую своей жизни,
освещая собой свой внезапный путь.
Видно, дар уж такой – в ударе
был трудящийся пульс
чудотворной тишины!

            Но невозможно, как ты ни крути,
            смолоть все муки, сделать их мукой.
            Уж обмозолели все замыслы почти,
            а ты долбишь всё камень веры свой.

Ах, мой мельник, заснеженный старик,
ты монументально знал,
что значит чертовски занемочь
и внезапно развалиться,
и упасть на стальную паутину,
и плюхнуться на подобие кровати,
но умереть только до утра.

А утром снова подниматься,
каждое ежедневное утро
снова и снова
поднимать свой торс,
стряхивать вчерашние морщины
и освежаться –
из ладоней бескорыстного корытца
лить воду и отливать
уже бронзовеющие мышцы.

* Произведения Дмитрия Филипповича Цаплина
(1890–1967) имеются в Третьяковской галерее,
Британской национальной галерее, Лувре.