Глава X. Часть V. Образ мечты

Глава X. Часть V. Образ мечты.

Тобою болен, сердцем болен.
Никто ни в силах мне помочь!
Гляжу на небо голубое,
а вижу ночь, одну лишь ночь!

Кусаю губы и молчу!
Ещё немного - закричу!!!
Ах, вот какая, ты, беда?!?
Куда уходишь, ты, куда? Любовь моя.

Нет для любви моей законов.
С тобой о разном говорим.
Всего себя отдам с поклоном!
Прими хотя-бы взгляд один!!!!

Ты - неземная и земная!
 Рассвет и ночь в тебе сплелись.
 Ах, эта песня не смешная!
 Ну, если хочешь, улыбнись!

Форум - Беда

Если при всех Генрих старался держать лицо, то сейчас, оставшись в своей комнате совсем один, принялся ходить из угла в угол, словно на иголках. Как ни старался парень гнать от себя набегающие мысли, получалось у него это плохо, в какой-то момент он даже хотел просто придумать причину, чтобы не пойти никуда, но потом отогнал её прочь. Никто не позволит ему идти против распоряжения Великого Правителя.
С другой стороны Генриха очень интересовала тайна его имени, он мало мог себе представить, что это такое может вообще быть. Подобные вещи завораживали и пугали его одновременно. Однако всё же, всё же, что ему предстоит, как всё произойдёт? С одной стороны волнительно, с другой волшебно. В результате самоистязания Генрих решил действовать по обстоятельствам и быть готовым ко всему, поэтому, когда к нему вошёл слуга, то он пребывал уже во вполне благодушном настроении и даже улыбнулся.
Шагая на встречу к своему Наставнику, Генри внезапно обеспокоился тем, что может произойти при этой встрече. Ведь что Наставник может пожелать узнать у него неизвестно, хотя можно будет определиться прямо на месте. Думать загодя Генри не умел и предпочитал действовать сугубо по обстоятельствам. Поэтому его нервозность частично сразу сошла на нет и парень быстро успокоился.

Эйфейлэир как раз был крайне недоволен сложившимися обстоятельствами. Вдохновение к нему вернулось так недавно. Он уже придумал новую коллекцию картин, запёрся в своей мастерской, убедительно прося его не беспокоить. Судьбе как обычно было угодно поступить с ним иначе. Мужчина как раз заканчивал морской пейзаж, когда получил приказ явиться в главный дворец на совещание Великого Правителя. Эйфейлэир очень разозлился, что понадобилось им от министра культуры! Он не понимал этого искренне. У него горел проект о создании, которого тот давно грезил наяву, из-за каких-то там правительственных проволочек. Именно по причине своей неудовлетворённости Эйфейлэир и опоздал, нарочно, извинился только потом и молча. Ругаться с ним было делом пустым, все знали его особую восприимчивость и чувственность, а министра культуры, особо столь одарённого днём с огнём не найти, все решили не будить лихо.
Узнав причину Эйфейлэир даже можно сказать, воодушевился, озаботился, превратился в мгновение в само внимание, задумался и, услышав предложение Ванаалиса, даже не сразу принял. Он ли не один из лучших специалистов по науке образности, ему ли не знать, как работать с такими проблемами, но спорить всё же не стал, отдаляться от коллектива в его планы не входило. Лишь немного побурчав, для вида, он сразу согласился на предложение, не то чтобы он не хотел увидеть своего ученика, ему просто неприятно видеть его несовершенство. Ведь Эйфейлэир очень полюбил его, ведь тот вдохновил его самого, но мужчине было очень жаль, что юноша не помнит своего имени!

Наконец Генрих увидел своего учителя, всегда такого ухоженного и приятно пахнущего. Творчество всё же налагало на него определённый шарм и ухоженность, дабы поддерживать образ. Они улыбнулись друг другу, и Генрих последовал за Наставником. Он сразу понял, что они снова куда-то отправятся, и даже потешил себя тем, что этот процесс будет совершенно незаурядным.
Думал ли Генрих о своём Наставнике, да думал и очень хотел порадовать его, хотел показать ему чудо. Парень и раньше часто задумывался о своём Наставнике, чем тот живёт, о чём думает, чем дышит. Однако ничего определенного надумать не смог. Всё же для этого было необходимо проводить с ним больше времени, а не тот маленький кусочек, который выпал. Генрих вздохнул и сел за Наставником в его летательный аппарат.
Летели они, сохраняя молчание, но оно было напряжённым, словно каждый из них хотел бы что-то друг другу сказать, но сдерживал себя. Аппарат летел плавно и покачивающее, Эйфейлэир вёл его так, словно плыл на морских волнах, это успокаивало. Напротив же укачивающий покой в Генрихе рождал множество новых вопросов, любопытство парня только росло, страх, и напряжение постепенно отступало. Любопытство и желание ответить на все мучившие вопросы, в том числе и ответ о своем имени становилось мучительным. Генрих пытался понять себя через различные образы, но образы не приходили, мелькая яркими обрывками, не собирались складываться в единую картинку. Ускользали, дразнили, но не поддавались. Генрих вспомнил, что в момент, когда ещё Юларий упомянул о необходимости узнать своё имя, он сразу понял, можно даже сказать почувствовал, что скоро всё решиться. Когда же парень увидел своего Наставника, одно осталось понять, как это случится.
Они приземлились очень неожиданно, в весьма красивой долине. Везде зеленела молоденькая травка, а из леса располагавшегося неподалёку звучали диковинные трели птиц. Генриху казалось, что он попал в сказку, но ещё больше воображение парня разыгралось, когда он, спеша вслед за Наставником, вошёл в пещеру, которая располагалась недалеко от леса. Вырытый в земле вход, имел наклонную лестницу, ведущую вниз. Спустившись взору Генриха, открылась поистине сказочная картина. Место освещения занимали кристаллы разных форм и размеров. Изнутри них словно тёк свет, рождаемый ими самими. Кристаллы были разных цветов, и текущий свет переливался различными оттенками.
Внутри Генриха возникло непонятное чувство, что-то звало его, что-то так явственно тянуло к себе. Парень, словно не смея сопротивляться, пошёл прямо к источнику зова. Он забыл о своём Наставнике, забыл о том, где он и кто он, всё, что могло интересовать – зов. Только когда, наконец, перед ним предстал гигантский зелёный кристалл и свет его буквально вошёл в Генри, тот остановился, спокойно сел и закрыл глаза.
Дух также спокойно поднимался, выходя из тела. В нём ещё царило нетерпение и желание открыть всё, как можно быстрее, но он понимал, в таком деле спешка только испортит удовольствие. Слегка успокоившись, дух шагнул прямо в кристалл.

Юноша открыл глаза, слепящее яркое солнце светило прямо ему в лицо. Он сидел на крыше культурного центра юных дарований. Сама крыша была слегка полукруглой, и только небольшой лаз в стене позволял подняться сюда. Юноша часто любил залезать так высоко, ему казалось, что именно на большой высоте должны зарождаться неповторимые образы. Ему очень хотелось, чтобы сегодня, наконец, так и получилось.
Ксейлара все знакомые и друзья звали Ксей, родился он в семье известных художников. Почти всё детство он провёл рядом с морем, диким лесом и высокими горами. Не сразу родители этого мальчика отдали на генетический тест, сначала привив большую любовь к природе. Результат теста приятно удивил всю семью, в мальчика природа вложила с лихвой, у него был огромный потенциал. Окружающие с огромной надеждой ждали, когда он будет делать свои первые успехи и не дождались. Теорию Ксейлар понимал великолепно, но стоило дойти до практики, на глаза слёзы наворачивались. Всё валилось из рук, помощь педагогов была напрасной, сила Ксея словно смеялась над ним. Именно тогда мальчишка нашёл этот лаз на крышу и стал часто забираться сюда, когда поток тягостных мыслей совсем затмевал ему разум. Ксей ждал, всегда ждал, когда его сила вдруг вспомнит о нём, обратит внимание, снизойдет. Он очень полюбил живопись, но на практике выходили только каракули, да такие что сокурсники с сожалением вздыхали. Ксею ничего не оставалось после этого, как снова залезать на крышу.
Ксей любил образы, он трепетно их лелеял, он хотел бы порождать их, удивлять людей, приносить им улыбку, а слышал смех над собой. Когда же это случилось, когда загорелся надеждой… Ксей уже работал, экскурсоводом в художественной галерее, его знания теории были годны лишь на это, сам он считал, что это очень унизительная должность. Парень раздражался, почему его жалеют, снисходят, за спиной лишь качая головой и вздыхая. Он пытался, не оставлял попыток достучаться до своей силы. Бессонные ночи, немыслимые практики, всё зря, не хотела она ему открываться. Дух его метался, искал решение и вот, наконец, пришёл момент решиться, когда все заговорили о большом художественном конкурсе. Необходимо было нарисовать новый символ страны, не только придумать, но и изобразить во всём великолепии. Ксей не стал долго думать, он подал заявку, и хоть все знали о его проблеме, всё равно записали.
Юноша искал, искал возможность, путь, найти и воплотить образ. Когда всё больше и больше анунианцев, деятелей культуры узнавали об этом, то сочувственно кивали головами, некоторые же из них даже прямо писали ему, чтобы он не мучил себя и пожалел других. Ксей же сдаваться был не намерен, бросив работу он заперся в своей маленькой мастерской и долго долго, заставив волноваться друзей и близких, сидел там и думал. Он не мог взять в руки кисточки или карандаша, не мог запустить программу и рисовать в ней силой мысли. Это была практика, практика, принесшая ему одно лишь горе и тягостное разочарование. Чем больше проходило времени, тем сильнее росла его ненависть к самому себе, к своей слабости, к несовершенству мира, к предательнице судьбе и творческому одиночеству.
Когда он понял, что всё это заволокло его голову беспросветным туманом, то твёрдо принял решение вновь забраться на крышу культурного центра и охладить разум. Работать с таким настроем значит спускать всё псу под хвост. Вот он Ксейлар собственной персоной валяется на самом солнцепёке, хотел охладиться на, получи привет от солнца. «Сговорились все что-ли?» - промелькнуло у него в голове.
- Эй ты солнце. – обратился к небу Ксей. – А не подскажешь ли ты мне, что за образ придумать для страны, которую ты освещаешь? И как мне нарисовать её?
Солнце молчало, Ксей стал злиться на себя, а потом обернулся и взглянул на город. Город как всегда жил своей жизнью, все ходили, летали, бегали, вращались туда-сюда. Мимо него даже пролетело несколько летательных звездолётов. Какой же символ нужен всем этим анунианцам, чтобы они хранили его в своих сердцах, чтобы он наполнял их жизнь смыслом. Эх,…почему об этом способны думать только анунианцы искусства, инженерам есть дело только до своих механизмов, куда им понять тонкую душу поэта или художника. А ведь художники и поэты, между прочим, о них думают и думают прямо сейчас.
Ксей закрыл глаза, глубоко вздохнул и попытался успокоиться. Он всерьёз углубился в размышления о том, что может представлять собой дух тонкого искусства, дух скорее образа, чем действия, что есть первооснова в деятельности анунианца занимающегося культурой. Что является первоочередной задачей возвышение ли собственной личности или же свет, который он сумеет пробудить собой, но как идти к этому свету, через рост себя в своих глазах чужих и где она грань между правдой и иллюзией своего совершенства.
Чьё признание важнее, коллег по работе или тех простых анунианцев, которые улыбаются тебе. Для чего признание в своей среде или же для признания простыми анунианцами. В чём сила истинного дара? В чём его суть? Какой символ стал бы объединяющим и для анунианцев искусства и для остальных граждан страны, где это общее объединяющее звено, чем его назвать? В чем его выразить? Ксей задумался, глубоко задумался. Должно быть, должно существовать что-то объединяющее, он почувствовал тепло на солнечном сплетении, лёгкость во всём теле, покой разума. Именно в этот самый момент одна мысль горела в нём ярче пламени – если бы моя сила позволила мне прикоснуться к ней, клянусь, я воспользовался бы ей только ради того, чтобы зажечь тысячи огней в сердцах анунианцев живущих на моей планете. Ведь мне не так много надо, а найти символ единения, веры и надежды для будущего.
Внезапный поток пробудившейся где-то внутри Ксея, вдруг унёс его мысли. Образы, которые когда-то бегали и перемешивались, сейчас вдруг стали вырисовываться в единую картину, словно по невидимой команде стали собираться в чёткую цветовую форму и явили собой то, что искал Ксей. Образ был таким идеальным, что юноша вряд-ли сможет вспомнить, как он с крыши переместился в свою маленькую мастерскую. Его руки словно двигались сами, он не мог остановиться, они рисовали так, словно привыкли делать это всю свою жизнь, так, словно это никогда и не кончалось. Ксей не знал, сколько прошло времени с той поры, как он начал, ему не хотелось ни пить, ни есть, а только рисовать не останавливаясь. Когда он, наконец, закончил, то увидел на своей картине разноцветную ленту, перекинутую через огромную планету и протянутые навстречу руки в лучах золотого солнца.
Его эмблема победила и надолго осталась символом содружества и братства между анунианцами. Символ же солнца стал излюбленным символом на национальном флаге страны.

Ксей открыл глаза, вернувшаяся память привела его в необъяснимое чувство эйфории. Он был очень вдохновлён, он был рад видеть своего Наставника. Новый мир, познать который только предстояло, открыл перед ним свои двери и больше Ксей был ждать, не намерен.