Гармонист

          Однажды мне позвонила подруга моей сестры Ольга и уговорила встретиться с её овдовевшим родственником.
Не хотелось мне ни с кем знакомиться, но очень уж Ольга уговаривала меня и расхваливала мужчину. Я сдалась. Почему бы не познакомиться? Может, вправду хороший человек. Всякое в жизни бывает, и мужчины остаются однажды одинокими. Им-то женщина рядом очень необходима, без пары они долго не живут, какими бы богатствами ни владели.
          И вот я иду ко Дворцу культуры, где назначена встреча. Так, будет сидеть на скамейке, в коричневой куртке, в клетчатой кепке. А, вот он! Подхожу. Улыбается, внимательно оглядывает, приглашает сесть. И вдруг:
– А поедем-ка ко мне, а? Поглядишь (сразу «на ты!»), как я живу.
Почему бы не поглядеть? Соглашаюсь. Идём, рядом он, Александр Иванович (так назвался), невысокого роста, крепенький, румяный, из-под кепки прядь седеньких волос выбивается, в улыбке сверкают металлические зубы, над глазами нависли серые брови, которые он постоянно вскидывает.
– Лучше трамваем, – улыбается мой новый знакомый и постоянно, чуть забегая вперёд, всматривается в меня.

          В трамвай заходит первым, не оглядываясь. Сели на свободные места. Едем.
– Я ж на пенсии, но продолжаю работать. Учу молодых водителей на специальных курсах. И платят неплохо, и езжу бесплатно, они ж меня все знают.
И действительно: лишь подошла кондуктор, мой спутник расплылся в широкой улыбке, многозначительно взглядом указал на меня — гляди, мол, какая! Она со мной!.. И не просто так, а… Та заулыбалась, приветливо кивнула и пошла дальше по вагону. Вскоре села на своё место кондуктора, оттуда начала пристально изучать меня, затем подняла большой палец вверх. Ах, какая радость отразилась на лице моего «жениха», не высказать!
          Идём к девятиэтажке. У входа в подъезд здоровается с пожилой полной женщиной.
– Однако, невесту ведёшь, Саня? Аж сияешь весь!
– Может, и невесту. Нравится?
– Да лишь бы тебе нравилась…
          Когда вошли в квартиру, Александр Иванович моментально куда-то исчез и появился в старенькой застиранной рубашке с коротким рукавом и трикотажных хлопчатобумажных штанишках, сквозь дырки которых просвечивалось тело хозяина. Без кепки оказался он почти полностью лысым, лишь прядка волос спала с одного виска. Она-то и выглядывала из-под кепки, когда мы шли на трамвай.
– Уже плащ сняла? Вот и молодец! Располагайся. А я сейчас на стол сварганю.
Стол был сильно загажен: грязная посуда, на клеёнке куски и пятна присохшей еды, остатки разломанного и высохшего хлеба, увядшая зелень. Я нашла тряпку, вымыла её под сильной струёй воды и начала приводить стол в порядок. Перемыла и посуду. Александр Иванович, нисколько не смущаясь, смотрел, как я работаю, довольная улыбка не сходила с его лица. Потом достал из холодильника селёдку:
– Выпотроши и порежь, лады? Где-то был хлеб. Да, вот ещё зелёный лучок. Вчера вечером с огорода принёс. Помой тоже. И… самоё главное. Вот!
Он вынул откуда-то, из невидимого нутра холодильника, бутылку водки, уже наполовину пустую.
Думаю: ну и угощеньице приготовил… Молодец! Для себя всё есть: и бутылка водки, и хвост селёдки, на тарелке соленый резанный огурец, точнее, остатки его, и лучок вчерашний, с грядки.
– Садись, Анечка. Ничего, если я так тебя буду звать?
А сам уже в стопочку стеклянную с рубчиком наливает из бутылки, быстро пьёт и хрустит кусочком солёного огурца.
– Ты-то будешь? Давай за знакомство! — и снова наливает себе, тянется к шкафчику за второй стопкой.
– Нет. Спасибо. Я водку не пью.
– Ну вот и хорошо. Вот и замечательно. Ну, а я выпью. За знакомство. За наше с тобой счастливое будущее!
– Мне кажется, за наше будущее ещё рано пить.
– А чего тянуть-то? Ты мне нравишься. Ещё Ольга мне о тебе много хорошего сказала. И сам вижу: лицом приятная, зубы целые, фигурка — хоть на выставку. К тому же не пьёшь. Я тут с одной познакомился… Так пьёт. Много пьёт. А потом такая становится безобразная! Секса требует, пьяной мордой лезет целоваться. Я этого не люблю. У нас с тобой секс будет два раза в неделю. Читал в журнале — в нашем возрасте чаще вредно.
          Пошёл куда-то, вернулся с гармошкой. Сел на стул, меха на коленях растянул, а в дыры-то всё достоинство и засияло.
– А вы всегда в таком виде гостей принимаете?
– В каком? А, штаны-то немного дырявые? Так я в них на даче ковыряюсь. А раз ты согласилась ко мне прийти, чего стесняться-то? Теперь мы уже свои люди.
– Так сразу и свои?
– Давай-ка, я лучше тебе частушки попою.
          И запел! Одна похабнее другой! Никогда таких не слышала, хотя совсем недавно ездила в село и там записала праздник, на котором частушек-то всяких было спето великое множество. Поёт, не останавливается. Глазами на меня зыркает, рот раззявил, полный обгрызками родных и металлических… Не смеётся, а ржёт, уж так ему нравятся частушки! А мне стало нехорошо, стыдно, аж тошно! Встаю, направляюсь одеться.
– Ты чего это, Анечка? Не нравится, как пою?
– Поёте-то вы хорошо, радостно, да слушать неудобно.
– А я такой! Веселье люблю, радость! Вот будем жить вместе, будут гости приходить. У меня родни много.
– А дети-то есть?
– Как же без детей? Мы с покойницей Тамарой их намолотили трёх. Вот вся эта трёхкомнатная квартира обещана младшему сыну, он здесь и прописан. Как умру, всё ему останется. Старшие-то сын с дочерью уже давно обзавелись приличными квартирами. А этот пока в однокомнатной живёт. Детей ещё нет, им вдвоём и хватает. Погоди, не уходи… Пойдём, квартиру покажу.
          Прошли через большую комнату, рядом дверь в комнату поменьше.
– Здесь моя Тамарочка умирала. Ничего не трогаю. Уже второй год пошёл, почти не захожу сюда. Дочь приходит, порядок наводит, пыль убирает. А мы с тобой, как поженимся, большой ремонт сделаем. Белить умеешь? Знаю, ты всё умеешь. Нам двух пенсий на материалы хватит. А ты, говорят, ещё и работаешь?
– Немного в школе прирабатываю. Но зарплата совсем мала. Из-за талантливых ребятишек и хожу туда. Они же никому сейчас не нужны, кроме меня.
– А тебе-то это зачем?.. Хотя, Ольга мне говорила, что ты, вроде, стишками балуешься. Ну и пиши себе, мешать не буду. Вот в той, третьей комнатке, стол у окна. Видишь? Вот и сиди за ним, пиши. Только чтобы завтрак, обед и ужин во время сготовила, да в квартире чтоб был порядок. Да бельишко постирать. Люблю ходить чистым. чтоб порядок во всём был… Хотя, вообще-то я не привередливый… Мало, говоришь, платят… Кому они нужны, стишки-то?!. Я никогда их не любил… Даже в школе они мне не давались, не мог у доски рассказать наизусть… А у меня приработок немалый. Деньги сейчас много значат. Ну, да ладно, мне всё равно, сколько тебе там платят. Расходуй, на что сама хочешь. А пенсии будем складывать и на них жить. Согласна?
И я свою зарплату в трамвайном парке буду расходовать на что захочу.
          Он спрашивал, не дожидаясь ответа. Он словно не хотел, чтобы я говорила. Он уже всё решил за себя и за меня. За окном смеркалось.
– Я пойду, Александр…
– Иванович. Александр Иванович. Но можешь Сашей называть. Не обижусь.
– До свидания. Мне пора.
– Так, Аня. Я делаю тебе предложение. Будь моей женой… А может, останешься? Сразу и поймём, подходим друг к другу или нет.
Он похотливо расхохотался, брызнул слюной через дырку меж металлическими зубами.
– В другой раз… Спокойной ночи.

          Александр Иванович провожать не пошёл, не хотел переодеваться. Я бежала по ступенькам, сломя голову. Выскочила из подъезда и вдруг услышала из распахнутого окна третьего этажа:
– Сколько тебе надо времени на раздумья? Я долго ждать не люблю.
– Неделю…
– Нет, долго. Через два дня я тебе позвоню.
– Что Вы, надо хорошенько подумать. Только через неделю.
На шестой день раздался звонок.
– Это я, Анечка. Я уже не могу ждать, всё думаю о тебе. Ну что, надумала за меня замуж?
– Александр Иванович, Вы такой интересный человек. Хорошо зарабатываете, на гармони играете. Весёлый. Да Вам невеста найдётся такая же хорошая. А я часто болею, стихами увлекаюсь. Вам со мной будет скучно. И раз стихи презираете, начнёте и меня презирать. А я обижаться. Зачем Вам такая жена?! Я Вас не стОю!.. Прощайте. Будьте счастливы.
Не хотелось говорить ему правду, что он мне неприятен, да он бы и не поверил. Я с облегчением повесила трубку.

                2010 год