ничего интересного

1
Бесконечно звонил телефон. Меня кто-то искал.
Я сделал то, что нельзя было делать в этом городе, и тем самым обрёк себя на мучительное безвыходное самоуничтожение. На самом деле меня заставляли думать что я сам себя убиваю, и действительно, иногда я замечал как нагло крадётся лезвие, поддерживающееся моей же рукой, к моим же венам. Я в страхе хлопал по руке, лезвие выпадало, и я начинал чуть ли не грызть руку, потому что Её Величетсво Паника.
А на самом деле это Государство. Именно оно берёт меня за руку и тянет холодным остриём к моим пульсирующим венам. Я повешал Государству, встревожил его, возбудил его любимых покойных питомцев, и теперь оно мне мстит. Мстит своими звонками, стуками, шумом. Своим подлым пыльным солнцем, лезущим ко мне в окно. Своими острыми деревьями и ледяными улицами.
2
После каждой душной изнывающей ночи я просыпался с мыслями о побеге. Но мысли о том, куда мне бежать, куда деваться пересиливали и на время я успокаивался, смотря в серый потолок.
Иногда ко мне подкрадывалась мысль о смерти, точнее о том, что мой разум обречён на смерть. Вот сейчас я есть, но я не вечен, и когда-нибудь обязательно я исчезну и не смогу подумать. Тогда я вскакиваю, кричу и плачу, пытаюсь найти кого-нибудь кто утешил бы меня и сказал что всё это лишь сон. Я всегда натыкался лишь на серые стены...
Вне серых стен был мир, я знаю, он и сейчас на том же месте что и много лет назад. Там есть люди, которых в важный момент можно обнять, прижаться к ним, раствориться в них. Но стены, в которые меня загнало Государство прочны и не имеют окон и дверей, и мне не уйти. Я вынужден саморазрушаться, гнить и тлеть, один на один, глаза в глаза, с самим собой. Я чётко осознаю что никто не придёт ко мне и не вытащит меня. Кроме самого меня, но как это сделать? Снаружи - смерть. Для меня сейчас просто не существует этого снаружи. Более того, этого "сейчас", возможно, вообще нет в природе, времени не существует. Когда я это пишу, и когда я это чувствую, и когда я это пропускаю через себя, тем самым существую - разные времена, и не скажу точно, где я сейчас.
На задорно разлинееной временной шкале меня просто нет. Точка.
И вот я в этом безспространствии и вневремении со своими переживаниями, кипами книг и серыми препонами кажусь немного свихнутым и депрессивным? Нет, мои дорогие кошачьи носики, не стоит сопоставлять меня, или даже себя с величием Пустоты. Там - все ничтожны. И все наши радости и переживания кажутся такими глупыми, и кто-то начинает отрекаться от всего земного. Но зачем? Все мы живём на Земле! Никуда не деться, покуда бьются наши сердца, мы не должны полностью уходить в Космос. Вдруг после смерти нас ждёт Космос? И оказалось, что ещё при жизни мы там нихуёво поторчали.
Я считаю, надо жить тем, чем надо жить. Пусть даже это будут серые стены. Зато вне их - прекрасный мир, полный счастья и людей, людей, которых я люблю, и которые любят меня, и которым нужен я, и которые хотят меня убить, ограбить и жить за счёт тепла моих внутренностей и кошелька.
А пока лишь назойливо звонит телефон.
3
На минуту звонки прекратились, дав моим ушам отдохнуть от яростных звуков телефона. В ушах уже появился зуд; когда телефон смолкал мне оставалось слушать эхо.
В один из таких моментов тишины я вспомнил про своих предков. Стал перебирать в памяти лица, иногда прорезались голоса, но чёрт возьми, я вдруг осознал что никого не знаю, что родственников у меня нет, и что лица, которые я вспоминаю - чужие мне лица, ведь единственные мои родственники - отец и мать. Правда, из них никого живых не осталось, и идея того, что я единственный на свете, в ком течёт особая одинокая кровь меня заставила на секунду почувствовать себя важным.
Да что это я, господи, я и так очень важная персона в этой Галактике. А в этом городе всего-то Персона нон грата. А вообще какая разница, где я нахожусь в обществе, а?Ровно никакой, ведь снаружи я себя никоим образом не позиционирую, мои четыре стены - только мои, и вне них я.... Нет, я не хочу об этом думать, нет, нет...
Так вот, я стал вспоминать родственничков. От матери мне досталась истеричность и несдержанность, а от отца - легкомысленность. Страшная смесь, хочу вам сказать. Я до сих пор удивлён, как только такие две жуткие вещи смешиваются и варятся в моей голове. Иногда я начинаю закипать, и мои собеседники, если ко мне приглядется в особый момент, начинают замечать как из моих ушей идёт пар. Вот такой вот вкусный супчик уготован незнакомо для кого, но Государство уже давно тянет к моей кастрюльке свои холодные толстые пальцы.
Про бабушек и дедушек своих я ничего не знаю, фотографий не видел и рассказов не слушал. Родители на мои детские просьбы рассказать мне про стариков ничего не отвечали, и вообще эта тема была в доме запрещена. В доме полном запретов я вырос. Не стерпел, чуть не сошёл с ума, и вот искалеченный и разбитый таки убежал в неизвестный большой мир. Я до сих пор помню эту новогоднюю ночь, снежную, ветренную и неимоверно холодную. Я тогда жил с родителями в деревянном доме на окраине города, около трассы. Замкнутый образ жизни нескольких последних, и первых, и всех лет моей жизни сделали своё, и я был так ошарашен когда оказался в большом Городе, в праздничную ночь, совсем один. Шумели машины, из окон лилась восхитительная торжествующая музыка, люди вокруг меня были румяные от мороза, с широченными улыбками на всё счастливое лицо, в каждой падающей снежинке отражался чудный светлый город, улицы светились и весь город мне казался сказочным, искрящимся и стеклянным, и все мы были будто в стеклянном шаре, и его встряхивала чья-то неведомая добрая рука, и снег большими сахарными хлопьями оседал на землю, и на меня.
Я ушёл из дома потому что просто не выдержал всего ужаса, что там творился. Отец-деспот, мать-истеричка, и они вдвоём ежедневно капали мне на голову что я должен идти учиться на инженера, а не социолога, будто быть инженером в наше время практичней и престижней. Мне указывали каждый день на то, чтобы я искал себе работу и приносил деньги в дом, иначе меня просто не выгодно держать. Меня заставляли каждый раз, когда заходило солнце, идти в Тёмный Лес, окружавший дом, и поливать святой водой чьи-то неизвестные могилы, мол, там похоронены вампиры, и если их не окропить то они выйдут из земли и сожрут меня, с отцом и матерью. Ещё и холодильник наш обчистят.
Вот интересно, с тех пор как я сбежал, кто ходит каждый вечер поливать дремлющих вампиров?
Снова зазвонил телефон. Я вскрикнул, прижал подушки к ушам. Через них всё равно слышно проклятый звон.
4
Ночью мне показалось что от звона телефона начали дрожать окна.
Сегодня попробовал наконец поднять трубку. С другого конца провода доносилось чьё-то тяжёлое дыхание, а так как я тоже молчал, то тот, кто звонил, только дышал в трубку. Я разозлился и положил телефон. Через минуту звонки возобновилсь.
Ещё сегодня я стал размышлять на тему одиночества. До тех далёких пор как я впервые с кем-то завёл отношения я не чувствовал одиночества. Я был свободен и не отягощён общением, я просто не знал как это, быть с кем-то или быть одиноким. Безусловно, раньше мне всё нравилось больше, нежели сейчас. Никаких трудностей, никаких препятствий и разрывов, скандалов и нервотрёпки, никаких расставаний и примирений. А сейчас моё одиночество немного тяготит меня, так что я даже стал вести эту муть!
Не хочу перечислять и упоминать всех тех лиц, с которыми я был каким-то образом связан, просто хочу зафиксировать тот факт, что друзей у меня не было, кроме пары близких товарищей, да жены. Нелюблю подпускать людей близко к себе, оголять перед ними душу и раскрывать все карты. Я никому не доверяю, кроме себя. На этой войне можно верить только себе. Вспоминается мне один странный момент, мне было восемнадцать лет, я уже успел уйти из дома, и как-то раз я пошёл на охоту в лес. Была зима. Вечерело. Я успел подстрелить одного жирного белого зайца, собирался выходить на дорогу ловить попутку и ехать в город, я в то время снимал крохотную комнатку на окраине, и тут случилось что-то. Я шел, и на ровной заснеженной земле увидел выпуклость, очератниями очень напоминавшее труп. Я крикнул "эй!" - снег на выпуклости расстаял, я увидел что это действительно труп. Его синяя, местами чёрная и гнилая кожа вмиг стала светлеть, и вот уже это будто лежал не труп, а обычный человек. Я понял хитрость, ещё раз крикнул "эй!" - и труп встал. Он смотрел на меня белыми глазами, в которых не было радужки и в них ничего не отражалось. Но труп продолжал стоять столбом, и я ещё раз крикнул "эй!" - и тут труп заговорил со мной. Он говорил долго и монотонно, вполне громким голосом, правда, очень хриплым. Оно мне поведало что великое волшебство положило его здесь, злой Колдун наказал его за то, что труп продавал незаконно время, и в наказание его умертвили в лесу, и что он ждал меня восемь лет, и вот я, его спаситель, пришёл к нему, и теперь он должен передать мне самую главную мудрость. Я стоял, ошеломлённый, и внимал. Труп сказал что вся радость в жизни - в отношениях с людьми. После этой фразы он ушёл.
Его совет я не понял до сих пор. Сладость в борьбе с людьми? Ведь счастья просто так порой не добиться, разочарований всё равно больше. Или ценой в отношениях и считаются эти редкие милипизерные минуты беспечного счастья??? Всё ради этого? Что? Зачем? ГДЕ?!
Телефон упорно вызванивает меня. Пойду на кухню, смотреть как в вечернем небе летают птицы, погибая на зимнем ветру.
5.
Телефон звонит. От его гула за несколько последних дней создалось настолько невыносимое напряжение, что слёзы льются из моих глаз непроизвольно. Думается мне, это такой особый вид терроризма, такой изощрённый и жестокий. Наверняка в Освенциме были "телефонные" камеры.
Под кроватью нашёл книгу, видно принадлежавшую когда-то предыдущему владельцу квартиры. Это был второй том стихов Александра Блока, русского поэта. Доселе я никогда не читал произведений русских, и видно, момент настал. Его поэзия, украшенная символами, вытканная из розового флёра романтизма вызвала во мне ещё более жесткую меланхолию, но это того стоило. Такие легкие, невесомые строки, легко срывающиеся с губ, и летящие верх и верх, так как они легче воздуха. "Я - тварь дрожащая, лучами, озарены, коснеют сны..."
А я так писать не умею, и вряд ли научусь. Красота из души исходит, а я что-то сомневаюсь что в моей душе так уж везде всё красиво. Как мне кажется, во всяком случае. Может, для кого-то я окажусь более возвышенным и чистым, нежели я сам думаю о себе. /низкая самооценка?/
Вообще, размышляя о людях, социуме и отношениях,  я вспоминаю моменты своей жизни, в частности юности, как например тогда, когда у меня был один приятель Майкл,  вместе с ним мы торговали марихуаной когда-то давно. Выращивали её в моём шкафу, в моей первой квартире. Собственно, именно Майкл подставил меня в первый раз. Натравил копов на мой огород. Я потом ещё долго не мог доверять людям, в частности, мужчинам. Все они мне казались тогда врагами, будто все мужчины до единого хотят захватить меня и угнетать. Видимо, наркотики тогда очень искажали мою картину мира. Сейчас она мне кажется смешной до абсурда, но тогда, господи, я был таким параноиком, что МНЕ САМОМУ БЫЛО СТРАШНО ОТ САМОГО СЕБЯ.
И вот вернёмся к Майклу. Он обманул меня, предал меня, и конечно же это случилось из-за денег. Он был такой же нарик, как и я, правда, в отличие от меня он не сидел на джанке, а был более позитивным в своих галлюциногенах и движухе. И вот как-то раз ему показалось что я нашу с ним траву продаю без него, и не делюсь прибылью. Ведь хранили мы кусты в моей квартире, а лампы, земля и удобрения покупались за его счёт. И тогда он меня сдал. Я отсидел в тюрьме три месяца, и как только вышел на свободу пошёл прямиком к Майклу домой. В той самой белой рубашке и голубых джинсах "варёнках", в каких меня арестовали. Я выглядел как идиот, ведь прошло три месяца с тех пор, как я не был на улице, и одежды другой, кроме летней у меня не было, и теперь я щеголял по октябрю в одной рубашке.
А что я делал у Майкла в тот день я опишу позже, когда настанет время. Для всего есть время, а для Горячей Исповеди и подавно.

Хотя, если быть честным, Майкл всё же был когда-то преданным другом и просто замечательным человеком, примерно до тех пор когда он жёстко подсел на психоделики. Помню, как он однажды спас меня.
Была ночь. Мы с Майклом ехали в классной белой машине без верха, предварительно мы хорошенько накурились, и потому было нереально круто быстро катиться по ночному городу. Да. Судя по всему, то место, куда мы заехали, было явно каким-то Лас-Вегасом, что же ещё может быть таким ярким и многолюдным?
У заправки мы с моим приятелем дунули ещё разок, и тут внезапно к нам подъехала машина, чёрная, и из неё вышли четыре человека, все в белом. Всё что я помню, так это то, что меня отрубили сразу же, сильным ударом в голову. Падая, я слышал выстрелы и окрики Майкла, что мол, все свиньи, как они могли и тому подобное.
Я очнулся в незнакомой квартире, горел яркий свет, напротив меня сидел изрядно потрёпанный Майкл, с огромным синяком на лице, а рядом с ним сидел неизвестный мужчина в оранжевой рубашке. Я попытался встать, и почувствовал просто адскую боль. Зубы. Это было что-то сверх моих ощущений, от такой боли можно было умереть. Майкл тут же подскочил и сказал что передние зубы на месте, а что с задними не известно. Он помог мне встать и отвёл в душ. Вроде как всё хорошо, вроде мы в безопасности, но моё состояние на тот момент было более чем мерзким. Голова кружилась, тело ломило, и зубы, мои бедные зубы, это было нечто.
Я остался в душевой один, там было крайне мало места, продолговатый коридор песочного цвета, а углу висело зеркало. Я подошёл к нему, разделся, и увидев своё отражение, завопил от ужаса. Клочья мяса и шмотки засохшей крови были во рту, зубы облеплены кровищей, я не мог пошевелить нормально челюстями, их просто сковало. Я включил душ, и окатил себя чуть тёплой водой, и пол окрасился в багровый цвет. Я ещё раз посмотрел на себя в зеркало, и увидел себя, только в женском обличии. На груди была огромная кровавая рана, а из живота торчал осколок.
В дверь ванной комнаты стучали, а я иступлённо смотрел в зеркало и ревел. Вбежал Майкл, обнял меня, и я провалился в сон. Потом меня привели в чувство, я узнал что мне всего лишь померещилось будто я женщина, на самом деле всё хорошо и всё у меня на месте, а ещё тот мужчина в оранжевой рубашке, он был знакомым врачом Майкла, тот вызвал его чтобы откачать меня. Было бы вправду странно показаться в местной клинике таким разбитым и упоротым.
Это всё к тому, что люди такие разные и странные, и мне порой очень страшно касаться их, слышать их слова и чувствовать на себе их взгляд. А сейчас я один, со мной вечно звонящий телефон и стихи Александра Блока.
6
Телефон звонит до сих пор.
Нашёл пару кассет с записями индийских мантр. Слушаю их непрерывно несколько последних часов, и сейчас глаза слипаются неимоверно, но умиротворение неслыханное. Странный эффект.
Рука всё реже приближается к ручке и тетради, видимо, я начинаю исчерпывать себя, и писать нечего, ведь особо ничего не происходит. Я варюсь всё в одной и той же квартире, ничего из снаружи не приходит, а внутри ничего не меняется. Или я меняюсь? Я даже не знаю. Чрезмерный эгоизм хоть и велик, но всё равно не прослеживает всех изменений. Система слежения плоховата, надо вывзвать сантехника.
За окном сильный снегопад, все дороги занесло, а я нашёл чьи-то тёплые вещи. Бывший хозяин квартиры был интересным человеком, и жаль что я его не застал. Странное чувство, мне иногда кажется что он ушёл буквально перед тем, как я вбежал сюда, и внезапно вселился. На столе стояла недопитая чашка чая, мандариновые шкурки и телевизор был включен на новостях. Будто бы он резко собрался и ушёл, при чем даже не собрался, ведь вещи, без которых трудно уйти куда-либо все на месте. Будто бы он знал что я должен прийти и быстро ушел, дабы освободив место. Или Правительство его поймало и нарочно и выставила за дверь, за час до моего прихода? Вдруг это именно он выходил из подъезда, когда я влетал в него, и тогда ещё случайно сшиб его с ног?
Кто это вообще?
Нашёл книжицу, которая, видимо, альбом для фотографий, и там нет ни единой фотографии, только в самом начале приглаженный кусочек фольги, типа замена зеркальцу. В чужом фотоальбоме моё отражение. Страшный намек, господа.
Телефон портит вибрации мантр, сбивает меня с мысли, не даёт покоя...
...я так больше не могу! (зачёркнуто)

Я отключил телефон и швырнул его в окно! Да, прямо в окно, жирные ублюдки!
На улице никто даже не всполошился!
А у соседей сверху затрещал телефон, ещё один ****ский телефон. На планете их милларды, а где находится место без единого телефона на расстоянии пяти километров???
Что ж, сегодня спокойного мне сна пожелайте, ребята, а завтра я поднимусь к соседям и выпущу им кишки и ударю пару раз об стенку их телефон.

7

Тишина начала быть давящей, кто бы мог совсем недаво ещё помыслить о невыносимой силе отсутствия звука как о чем-то ужасным? Это стало похоже на то, будто ты лежишь в гробу, в тесноте и не слышишь дыхания крови в венах, и собственного сердца не слышно, потому что оно не бьется.
С того момента как я уничтожил телефон, прошло трое суток как телефон разрывался сутками у всевозможных неивестных соседей. Кто-то, я слышал, иногда поднимал трубку и молчание повисало в воздухе как пару минут, а потом снова начинало звонить и трещать, после маленького заранее идущего шлепка трубки. Интересно, о чем они там говорят? Обо мне ли?
Стало происходить нечто отвратительное и пугающее. Без сна и покоя я, от вина не пьянею и от травы не чувствую легкости, улыбка покинула мои губы, и печаль уныния и тоски легла на моё лицо несмываемыми чернилами.
Пальцы мои холодны, ровно как и всё тело в целом. Мои глаза потухли, из зеркал на меня глядит живой труп.
Ночью мне показалось что я поседел.
Чёрт возьми, мне всего только 27 лет!?

Я хочу уйти отсюда.