Аллаутдин

         
Есть в Ингушетии – Галашки,
простое горное село,
и время мне теперь пришло
поведать о судьбе бесстрашных
России преданных бойцов.
В восемьдесят шестом году –
я эту повесть приведу
со сноскою на эту дату –
ещё в живых войны солдаты –
герои, что не на виду.
Аллаутдин – старик известный.
Семьдесят шесть от роду лет,
на шее носит амулет
и как философ интересен –
в Галашках егерь – равных нет.

  1

В станице Нестеровской, рядом
Иван владеет буйным садом,
ровесник ровно по годам,
стрелок, какими быть не нам.
Он снайпером войну ломал..
После победы перестал,
даже, мишени поражать,
не то, что жизни отнимать.
Здесь Асса, покидая Рай,
привносит в Сунжу ток форельный,
здесь Рай не запирает двери,
благословенный, чудный край –
любой эпитет выбирай.

Пройдя огонь войны насквозь
в одном пехотном батальоне,
лишь по три лычки на погонах,
но с фронта возвращались  врозь.
Иван, насквозь контужен пулей,
сполна хлебнув госпиталей,
завёл в саду десяток ульев,
обрёл покой среди людей,
женился и завёл детей,
чтобы продолжить род казачий,
всё только так, никак иначе.
 
Вина его особый вкус
и медовуха боевая:
пей литр – ум не пропиваешь,
зато весь на ноги искус,
их словно вовсе отнимает.

           2

Аллаутдин, закончил в Праге,
и кровь его на красном флаге
средь многих миллионов капель…
Он горец – никогда не плакал
и не в село герой вернулся.

Уже в далёкий Казахстан
ползли угрюмо эшелоны,
и бедствует народ бездомный,
но странно, истинный тиран
так и остался непреклонно
отцом народов угнетённых,
и чтобы власть не «понесла»,
ему урон не нанесла.

Аллаутдин упрямцем был
и Сталина боготворил.
Считал: было нельзя иначе
страну от нечисти спасти:
Очень далёкие пути
ведут к сияющей вершине,
далёкий путь и впредь и ныне.

Пророк, и оказался прав:
Теперь, после кровавой бойни,
Вайнахи силу признают:
С Россией создавать уют
в иной, свободной ипостаси,
спокойно поделившись властью
весь мир себе приобретут.

Шамиль – Имам. Бандит Басаев
нарушил данный им завет:
Врагов для нас в России – нет,
не воевать с ней никогда,
навеки вместе – навсегда.

Российский! генерал – Дудаев,
и, несомненно, патриот
ошибся, бросил свой народ
туда где льётся кровь без края
и этот путь в тупик ведёт:
теперь народ об этом знает.


...Меня позвали на охоту
в свою станицу казаки.
Аллаутдину всё с руки:
найти объект, его забота
И, также, сыновьям троим,
все как за пазухою с ним,
вся безопасность их забота,
коль гости званные одни.

   
           3

На Грозный не достал билет,
пришлось отправиться в Мин воды,
тащить с собой боекомплект:
Да не беда – не первый раз.
Приемлем уровень свободы?
Что сотворили с ней за годы?
Сравните с тем, что есть сейчас.

Вояж – багаж – знакомо это?
Хоть пик на отпускное лето
и осень раннюю прошёл
Перелетел, и в ночь ушёл
автобус на Орджоникидзе.
После полуночи вокзал
транзит не скромно приласкал
крепчайшей чачей при стаканах
на рюкзаках и чемоданах.
Два добродушных осетина
из дальней горной глубины
были слегка удивлены
моим вояжем к ингушам.

Я в гости не просился сам,
клянусь, они с собою звали:
охоты вволю обещали:
Медведи, зайцы и косули,
(имеется картечь и пули?)
Фазаны, туры и улары,
и кеклики гуляют в скалах,
полно зверья, народа мало.

Там кабаны всегда толпою
и секачи – само собою!
еноты, волки и куницы,
шакалы, рыси и лисицы.
Там в перелёт перепела
сидят буквально на стволах.
Вот благодать, увы и ах.

Благодаря им еле «тёплый»
уложен багажом в такси:
На пригородный отвези
и посадить на рейс попутный,
чтобы разъезд не пропустил
станицы Нестеровской, там,
конечный пункт и мне и вам.

Ждёт кровный брат Василий:
Как-то братались четверо друзей –
кинжалом ранки и в бокалы
накапал каждый. Водолей
диктует братьев имена:
Егорыч – старший – Анатолий
и его шурин Вячеслав,
Василий, мой казак и младший,
и ваш «историк» – Александр,
поверьте, не диктует жанр –
долг чести – Долг не преходящий.

Что может понимать москвич
не зная истины ни мало?
Налей и пей, чтоб не пропало
строки из повести моей:
И строчки нет фантазий в ней.
У Льва Толстого прозвучало:
всё поколение рыдало.
Плохая память у людей
и каждый путь идёт сначала.

Василий встретили, и Пётр
его сосед и, друг и шурин,
богатый стол и долгий ужин,
неспешно разговор идёт:
Вопрос, ответ - стреляю влёт..
Уходит за полночь народ:
Ивана просим рассказать,
где приходилось воевать.

Вздохнул протяжно и начало
рассказа мерно зазвучало:
Забудь кино, плакаты, басни,
что "летописцы" выдают,
по картам на войне живут
где трупам места не досталось;
Даже простейший эпизод,
реально якобы, из жизни,
как будто жизнь при коммунизме,
а ложь и фальшь и там и тут.

Пойди в пехотный батальон,
связистом проволочной связи:
В окопах по колено грязи
и дикий крик, и жалкий стон,
летит металл со всех сторон,
а у тебя на перевязи
катушка – смерть и телефон.
Ура - за Родину! патрон
последний сам себе оставил...
Вдруг выжив, Сталина восславил,
и сразу вышел на перрон,
достойно ордена и славы.

Подобной фальши есть резон?
Василий, принеси-ка мне
то, что на смертную подушку
положишь мне к исходу дней
и всем налей по четвертушке,
чтоб речь давалась легче мне,
о жуткой правде, о войне.

Атака на рассвете: слушай.
Наш санинструктор, наш родной,
последней видит наши души,
слова предсмертные услышит,
их вряд ли вынесет иной.
Идёт четвёртая атака
и не царапины на ней:
я в первой роте сорок дней –
не позавидует собака.

Долго прожить не удаётся
из пехотинцев никому,
тюрьму меняю на суму:
Пусть жизнь бродяге улыбнётся,
хотя бы и последний раз.

Вдоль по траншее синий глаз
Марины светит как прожектор
и этот свет не на показ.
Про это не расскажет лектор:
Его бы к нам в окоп  на час
увидел бы у света спектр..

Марина грудью уперлась:
Ну что, Иван, ты смерть учуял?
Коль нет, к другим сейчас пойду я,
а ты – на следующий раз.
Лучше прикройте рты сейчас
и мысли мерзкие гоните:
Вы чем Мадонну наградите
что снизошла тогда до нас?

Ведь довоенные юнцы
ценили преданных ровесниц,
не распевали пошлых песен
и девы были молодцы –
подмётки им, из современниц.

Когда бы жили без войны,
не пели песню "про Катюшу":
без счёта искренние души
минули царство Сатаны.
Всё это было до учебки.
В неё хорошие стрелки
после ранений привнесли
свою удачу и пожитки…

Марина вынесла меня,
поцеловала на прощанье:
Про баб не думай плохо, Ваня,
они Россию сохранят.
Тебе везёт, навылет пуля,
знать через месяц на ногах,
и не грусти, чтоб не зачах,
пора мне, ты прости, пойду я..

Почёт – могилу заиметь.
Фронтовикам не интересно
терзать своё больное место:
Но почему идёт на смерть
солдат как жертва – бессловесно?
Родная партия, ведёт?
Россия, Родина, Держава…
Всегда и всем зачем-то слава,
а воину кровавый пот.

В могилах братских наше право
одно, что Сталин признаёт,
да и другой за ним идёт,
чтоб на свой лад народом править.
Так прост и недалёк народ?
Зачем военкомат берёт
и у вдовы её мальчишку?
А присылает цинк без крышки..
Нельзя мальчишек посылать
в Афганистане умирать.

Не знал ещё Иван Васильевич,
что скоро бросит отчий кров,
что не умрёт среди цветов
родительского палисада
и навсегда души отрада
исчезнет из волшебных снов.

...В Черкесске, улицей Подгорной
селился отставной отряд:
В запас не всякий воин рад,
хоть и зовут поля и горы.
Идёт пятьдесят третий год,
уложен Сталин в мавзолей
и бюсты с Лениным напротив
ещё стоят среди аллей.

Всё отставные офицеры
из раненых фронтовиков
с закуской скромно, очень в меру,
под шахматы «гудят» у дома,
а мы шуршим в скирде соломы
так от реалий далеко.

Мальчишки делятся на роты,
все казаки и нет пехоты,
да и девчонок среди нас
немало: радуется глаз
там, впереди одни высоты.

Народной мудрости глубинной
Руси не стоит занимать,
и в каждом сыне видит мать,
что вышло – камень или глина?
Иных не стоит посылать
на смертный бой одной колонной:
победу только непреклонный
возможно, привезёт домой,
если со смертью обречённо
ему всегда последний бой,
который оказался первым.

Все хвастуны кончают скверно:
Мужчине не к лицу болтать
и обещать геройство в битве,
не может про себя узнать,
каков в бою, читай молитву,
пока не примешь этот бой.
В нём робкий станет как герой,
смерть, игнорируя на диво,
хвастун, лишь шавкою трусливой:
Скуля, запросится домой.

Солдатской славы ордена
Должны действительно даваться
бойцам, готовым на смерть драться.
Имею два за вражью смерть,
но поразмыслил и с годами
так понял: немцы дрались с нами,
и нам не разделить потерь.

Победы, братские могилы;
что проку – сила ломит силу,
и лучше их объединить:
Трудиться, петь и водку пить.

Ах, пораженец, ах, подлец!
тебя бы проклял и отец –
так комиссар кричит солдату –
и в лоб трусливому свинец,
и в «мавзолей».. из-под лопаты.

Я третью «Славу» заслужил.
Успел отправить наградную
мой командир, когда весною
себя нечаянно сгубил.

Нам повезло и батальон
неделю отдыхал в деревне,
среди дедов и бабок древних
девчата были, самогон,
орехи, яблоки, картошка
бахча и ветхая сторожка.

На солнышко босые ножки
и, впрочем, слово не том.

Придумал ротный мой забаву
проверку снайперам и мне:
Гранату вешал на ремне
через кольцо, что на запале,
сто метров строго отсчитали,
по сто, для точности приняли,
ячейку сделали в окне,
по три патрона отстреляли.

Ударит пуля по кольцу,
запал свободен и падение –
взрыв.. Попадание – повторение
И ноль внимания крыльцу,
хоть там девчонка молодая.

А командир то наш орёл
давно туда тропу нашёл,
ещё, как только стал постоем
в село, стрелковый батальон.
Герою трусить не резон?
Ах, глупость, глупость молодая!
И слышит звон, и место знает,
да всё надеется – не он.

Мой выстрел, падает  граната:
Два, три, четыре… взрыва нет.
Хочу бежать, искать ответ,
но сам старлей вперёд шагает
крича: поставлю на послед,
после обеда достреляем.
Дошёл и... взрыв – старлея нет,
над ним, несчастная рыдает.

Бегом примчался особист,
ко мне приставил автоматчика,
хоть плачьте вы, или не плачьте,
не вызвать ротного на бис:
Навечно на небесной даче.

По мне штрафбат или расстрел
и третий орден «обломился»,
ведь только-только подлечился,
под орден дырку провертел.

Вдруг из сержантов в рядовые,
как прежде в связь, на провода..
И что спасло меня тогда?
Поверишь, вражеская мина
шальная, шлёпнула в отдел,
там особист всегда сидел.
Ещё комбат чуть-чуть слукавил,
своих героев пожалел.
Приказ ко времени поспел,
как приговор – передним краем.

Умолк, Васильевич Иван,
насупился его Иванович:
Такую боль, услышав, на ночь..
И кровь вина течёт в стакан
и слёзы на глазах в партере.

Кружится лист, в проёме двери,
в углу, клубком сопит гончак,
он спит, но гонится за зверем.

Какие глупости творят
увы, не понимая сами,
позорятся перед отцами
переиначив всё подряд.
Актёр, позорящий солдат
творящий подлости упрямо,
Ти Ви, как выгребная яма
лишь низкий ум такому рад:
Танцует радостно примат,
но мёртвые не имут срама,
великодушные – простят,
но мы терпеть не смеем хама.

И бравый Швейк здесь не при чём,
И Тёркин грустно рассмеётся:
Где низость мерзостью плетётся
Гашёной известью зальём:
Не всё за деньги продаётся.
13.12.2004.
         
В Чечне сегодня юбилей:
все десять лет не человечьи.
И десять тысяч не излечат,
код генетический такой.
Его ломает скорость пули,
контузив суть до глубины:
Хоть смерть планеты, хоть страны
мимо сознания мелькнули,
как светлячок из глубины
и в бездну тёмную нырнули.

Передаёт из рода в род
жестокий, беспощадный рок:
Проникнув в родословный код,
где миролюбие попирали,
себе подобное несёт?
А цель проста: уничтожение
всего, что есть не от Творца:
Зарыл убийца подлеца,
и вновь дрожит от нетерпения
продолжить само утверждение.
Им невдомёк и не понять:
Сами себя должны пожрать.

Россия для Чечни спасенье,
пока ещё живёт добро
и не сплошное поражение:
Хоть и не многим повезло.
Она последний островок
способна повторить планете
уже забытый ей урок:
Ты, нажимая на курок
в себя стреляешь незаметно,
и сам погибнешь, но не впрок,
пока подобная наука..
Нет высоко частотных звуков,
для слуха слишком звук высок.. 

...Через двенадцать километров
в Галашках, рано по утру
стволы ружейные протрут
охотники от лишней смазки:
Стволы друг другу строят глазки
и жертвы хладнокровно ждут,
для них то никакой опаски.

Два мерина Аллаутдин
отдал приказ – навьючить - строго.
Крутая, горная «дорога»,
держись за хвост, мой господин,
верхом только хозяин может
по праву мудрости седин.

Три гостя, сына три и егерь,
хоть и на пенсии теперь:
Прочёл молитву, запер дверь:
ну, с Богом – всем и – слава Богу.
Слегка различен интерес:
Нам кабаны – ингушам – козы,
грешить словами может проза,
а стих по краткости прогресс,
как женским праздником мимоза:
Принёс и ясно позарез.

Расставил всех по номерам,
в обход загонщиков отправил,
вновь имя Господа прославил
и под сосну уселся сам.
Мультук, с серебряной насечкой,
подарок прежних богачей,
владельцев той, партийной кассы,
в жаргоне нынешнем – общак,
не рассуждайте натощак
о прошлой жизни безопасной..
Шучу: всё всем предельно ясно.

Представьте дикие предгорья
невероятной красоты:
Калиной красные кусты,
рододендрона, барбариса,
кизил, орешник тянут листья,
свои плоды – возьми, возьми..

Но, тихо! Зверь подходит близко.
Уже загонщики идут
по предрешённому маршруту,
летят стремительно минуты
и нервы тянет словно шкоты,
и звонкий выстрел вдруг вдали:
то пулевой заряд "играет" –
рыбак поверь – охотник знает.
Ещё дуплетом на картечь:
Устал медведь, пришлось прилечь
и отдохнуть от дикой жизни
погибнув в малом катаклизме.

И голова его, и шкура
теперь добытая натура,
и жёлчь всегда везде в цене,
жаркое – жертва на огне.

...Вскипает чай, шашлык готов,
Молитва, трапез, беседа:
Просторный дом, пришли соседи
и говорим о том, о сём…
И странный парень молодой,
славянской внешности – прислуга.
Соображаю видно туго:
Спросил: ты кто? Когда? Откуда?

- Из Ленинграда, здесь живу..?
Но почему? Я – не пойму.

Василий мне сказал: он – раб.
А разве ты не знал, что здесь
давно полно таких бездомных,
за «стол», подстилку из соломы
живут, запрятавшись в горах:
Бомжи или давно в бегах,
здесь участковые до «фени»
и ничего не переменят.

Выходит глупый коммунист
черкесский – плохо знает жизнь
чеченских горцев, Ингушей..
Теперь знаком реально с ней
и не желаешь, а налей.

Аллаутдин после охоты,
когда немного отдохнул
в кунакской, сев на старый стул
пересказал под чай не спешно
о той войне и жизни грешной,
где сколько и чего хлебнул.

Один запомнил эпизод,
пример достойно подражания:
Спасаешь жизнь – имеешь звание
на все грядущие века,
пока не сгинет мироздание.

Копать в душе, где кровь течёт 
не разрешается пока:
Будь перед кровником поэтом
высоким смыслом улетай,
долг не заплатишь – пуля – Рай,
или для Пекла быть объектом.

Права, где равные субъекты –
тогда имеют право быть:
«Правозащитник» может жить
своим, блистая, интеллектом:
пытаясь цепь свою любить.

Реально могут разрешить
рабом в ауле год пожить,
чтоб научился волком выть,
когда с живого снимут кожу,
что, впрочем, вовсе не поможет
его фальшивый ум лечить.

Узнайте, мистер иже с ним –
как мыслят сотни тысяч Русских,
и лбы у нас совсем не узки:
Вам этот смысл неуловим!

Быть теоретиком в столице,
и явным циником пера,
что выдаёт конгломерат
в угоду некоторым лицам:
Слепой и тот увидит срам
вы так сумели оголиться.

С Валерией в одном ряду,
подругой волка – генерала.
Но с ней всё ясно: не рожала,
родных и кров не потеряла,
Россию быдлом обозвала,
еврейка – высшее начало.

Девчонок русских сосчитала,
что изнасиловали волки,
обет взяла и – замолчала.

В почтовом ящике записка:
Три дня на сборы, счёт пошёл..
Проверь по переписи списки,
и отыщи, кто не ушёл.

Во двор – бандитская граната,
девичью честь втоптали в грязь.
Откуда мерзость повелась?
Таким – неверные – собаки.

Что мог герой, Аллаутдин,
мой бывший сослуживец Алик?
Кто дикой ненавистью правит
и лицемерит смыслом слов?

По сути, всё отдать готов
За власть – и от того лукавит.

Америка разбила всех,
кроша и правых и не правых.
Теперь великая держава
и не на поводу у тех,    
кто вылезает из оправы.

Такое правила страна
должна крепить не сомневаясь
или растащат разбегаясь,
как в иные времена.

КОНЕЦ   

13.12.2004 год. Черкесск.