Могилка бабушки

Барвинковым пледом
кусочек земли,
прах кровный приявшей,
накрыт...

Высокое небо исполнено сини,
скульптурны,
белы облака...

Не храм ли Господний?!

Пронизаны кроны Фаворским свеченьем,
в зенит - благодатью объятое сердце,
как голубь к ковчегу былинного Ноя, летит...

Враги прощены.
Нет обид.

Есть стремленье
быть чище душою.

Спасенье - в прощеньи.
И подвиг - в смиреньи.

Здесь папа вставал на колени,
барвинки целуя у изголовья.

Мария, дочь Тимофея,
в девичестве - Емельянова,
в замужестве - Муратовская,
супруга священника Вятского,
расстрелянного в тридцать седьмом
за верность Христу,
пережившая
четырнадцать ею рождённых детей,
здесь лежит -
учившая внучку трёхлетнюю:
"Крошки -
в ладошку
и - в рот,
Боженька видит -
за отношение к хлебу такое 
Он счастье даёт..."

С достоинством горе переживать -
взгляд строгий
прекрасного лика,
дореволюционным
снимком отличного качества
сохранённый,
учит внучек и внука,
и правнуков,
и любого,
кто сердце имея,
с чувством святости
в руки берёт
фотографию человека -
с тысяча восемьсот
семидесятого года
до тысяча девятьсот
пятьдесят второго -
не расставшегося
с Евангельской
кроткой Любовью,
пережившей в нём
революции,
войны,
бесчеловечное иго антихристов, жравших
Божий народ.