Жертва суеверия

    Репродукция  картины  Николы  Ланкре
    "На  кухне"
 
    Переделки  на  песню  в  обработке  А. Цфасмана
   "Всё  хорошо,  прекрасная  маркиза!"

Пенсионер  Евлампий  Зверев
В  газету  жалобу  писал,
Что  стал  он  жертвой  суеверий,
От  них  напрасно  пострадал.

Намедни  был  он  работящ  и  весел:
Свинью  он  колет  каждый  год,
В  сарае  тушку  вечером  повесил,
Потом  "обмыл"  мясной  "приход".

Головка  утром  загудела, -
Он  запросил  сто  грамм  для  "дела",
Жена  на  пьянку  "зуб"  давно  имела,
Сказала:  номер  не  пройдёт!

Не  дашь  мне  "шкалик",  я …  повешусь,  -
Сказал  старик  на  зло  жене,
"В  углу  верёвка,  я  потешусь,
Без  дурня  легче  будет  мне!"

И  ничего  ему  не  оставалось, -
Штаны  в  сарае  тихо  снял,
Ремень  у  брюк  своих  ослабил  малость,
К  нему  верёвку  привязал,

На  шее  будто  петлю  сделал,
Повис,  своим  владея  телом,
Когда  ж  в  сарай  соседка  "залетела",
Что  жив,  он  виду  не  подал!

Соседка,  шустрая  по  жизни,
По  тушке  ножиком  прошлась,
Сказал  покойник  с  укоризной:
Не  стыдно  ль,  Дарья,  мясо  красть?!

Соседка  тут  же  рухнула  на  землю,
С  куском  за  пазухой  мычит,
Жена  его,  шестому  чувству  внемля,
Войдя  в  сарай,  как  закричит!

Потом  явился  участковый,
Жене  поверил  он  на  слово,
Сказал,  что  факт - в  селе  покойник  новый,
Ведь  он  …  давно  уже  висит!

Чтоб  снять,  он  резать  стал  верёвку,
Старик,  предвидя  срамоту,
Припомнил  вдруг  свою  сноровку, -
На  шею  бросился …  менту!

Ногой  он  пнул  в  падении  соседку,
Ребро  соседкино  сломал,
И  участковый,  хоть  и  падал  редко,
Всё  ж  на  ногах  …  не  устоял!

Факт  хулиганства  он  нашёл,
Составил  тут  же  протокол,

Кусок  свинины  не  "уплыл",
Старик  доволен  этим  был,

Но  он  был  долго  "не  у  дел":
Пятнадцать  суток  отсидел,

Не  мог  судье  он  втолковать:
Не  станет  мёртвый  обнимать,

И  суеверий  тёмных  лик
Теперь  во - всю  "крестит"  старик!

В  газете  просит  дать  опроверженье,
Пусть  напечатают  о  нём:
Живут  вокруг  невежды  без  зазренья,
Но  он,  Евлампий,  здесь  причём?!