Маяковский - разъярённый бык революции

СПЕЦХРАН
----------------

       Израильская газета “Haaretz” в своей англоязычной версии опубликовала в номере от 5 июля 2007 года пространную статью о Владимире Маяковском, в которой содержатся мало известные детали из жизни поэта. Поскольку статья эта случайно попалась мне на глаза лишь спустя несколько лет, я решил поделиться с авторами и читателями сайта СТИХИ.РУ её основными положениями, переведёнными мной с английского.

       Ему было 37 лет, когда пуля пробила его сердце. По версии полиции, его любовница, актриса Вероника Полонская обнаружила его лежащим на полу со смертельной раной в груди, и он умер у неё на руках. Даже сегодня, когда появилось множество статей и теорий, касающихся обстоятельств смерти поэта русской революции, нет определённого ответа на вопрос: покончил ли Владимир Маяковский самоубийством или же стал жертвой политического покушения.
       Маяковский был среди гениев русского литературного ренессанса начала ХХ века – таких, как Борис Пастернак и Марина Цветаева, Осип Мандельштам и Исаак Бабель, Александр Блок и Анна Ахматова – которых по приказу из Кремля либо заставили замолчать, либо уничтожили, либо довели до самоубийства.
       Официально было заявлено, что «самоубийство» Маяковского, произошедшее 14 апреля 1930 года, явилось результатом несчастной любви. Писали, что поэт потерял свой поэтический ориентир, что он был разочарован своим идеологическим выбором. Со своей стороны, Лиля Брик, его замужняя любовница и муза, которой он посвятил последние строчки своего предсмертного письма («Лиля, люби меня») убеждена в том, что он действительно покончил самоубийством. Идея суицида была его хроническим недугом, усугубляемым обстоятельствами, считает она.
       Однако вопросы остаются. Почему предсмертная записка, составленная в иронических тонах («инцидент исперчен»), была написана за два дня до смерти? Почему его близкие друзья Лиля и Осип Брик спешно выехали за границу именно в этот момент? Наконец, почему калибр пули, извлечённой из тела, не соответствовал марке пистолета, из которого был произведён выстрел? И почему соседи уверяют, что слышали ДВА выстрела?
       Возможно, эти тайны никогда не будут раскрыты. Так полагает Эмануэль Гельман, выходец из Советского Союза, опубликовавший в Израиле книгу «Флейта водосточных труб. Ранний Маяковский: поэзия и проза 1912-1918 гг.» (Emanuel Gelman. The Flute of the Gutters, the Early Mayakovsky: Poetry and Prosa 1912-1918). Сам Гельман написал предисловие и эпилог к этой книге, в которой наибольшую ценность представляют переводы раннего Маяковского.
       У октябрьской революции, пишет Гельман, было два рупора, два Владимира: Владимир Ильич Ленин и Владимир Владимирович Маяковский. Однако последний был не только пропагандистом и глашатаем, но и новатором в поэзии, чародеем рифм, т. е. настоящим революционером в поэзии.
       Биография Маяковского – это прежде всего его стихи и только потом – вычурная богемность и увлечение женщинами. Он не был таким уж Казановой, каким казался со стороны, пишет Гельман. Но он действительно был пучком нервов и патетической душой. Будучи очень чувствительным, он вырос без отца и до конца оставался верен своей не слишком интеллигентной матери и двум никудышным сёстрам.
       Когда ему было 13 лет, умер его отец, когда, подшивая бумаги, он проткнул палец шилом, получив заражение крови. С тех пор хорошая жизнь, по словам самого Маяковского, кончилась и он переехал вместе с матерью и сёстрами в Москву, где одно время примкнул к большевистскому подполью, получив партийную кличку «Товарищ Константин». Он распространял листовки, помогал бегству революционеров из тюрем, за что загремел в Бутырки.  Именно сидя в одиночной камере Бутырок, он, 16-летний молодой человек, приобщился к литературе и, в частности, к поэзии. Здесь же было покончено с его лояльностью партии, членом которой он так никогда и не стал.
       Выйдя из тюрьмы, Маяковский познакомился с отцом русского футуризма Давидом Бурлюком, который признал в едва оперившемся юнце большой талант. Бурлюк сделал меня поэтом, писал впоследствии сам Маяковский. Он читал мне французских и немецких авторов, давал мне книги и вёл со мной бесконечные беседы. Позже Владимир познакомился и подружился с Пастернаком, который также высоко ценил раннего Маяковского.
       По убеждению Гельмана, Маяковский – гений, которому обеспечено место в пантеоне мировой поэзии. Его душа не могла сдержать этот поэтический натиск: поэзия оказалась сильней его. Сидя в тюрьме, он понял, что социальная революция не для него, и именно поэтому он решил посвятить себя делу революции в искусстве. Он был настоящий поэт, и поэзия лилась из него сплошным потоком, даже когда он имитировал большевистский оргазм, откликаясь на текущие события.
       Много места в своей книге Гельман уделяет и Лиле Брик, одной из самых загадочных женщин ХХ века. Она вышла замуж, когда ей был 21 год, и вместе с мужем организовала в Петербурге культурный салон, куда часто наведывались известные писатели и художники. Её младшая сестра,  впоследствии известная французская писательница, Эльза Триоле впервые привела Маяковского в этот салон. Тот прочитал свою поэму «Облако в штанах» и, подойдя к замужней Лиле, без обиняков спросил её: «Могу ли я посвятить эту поэму Вам?»
       Оба Брика буквально влюбились в молодого поэта. Вскоре он поселился у них, и они стали жить вместе, что называлось красивым французским словом “mеnage a trois” (любовь втроём).
       В своей предсмертной записке Маяковский просил «товарищ правительство» считать Лилю Брик членом его семьи и позаботиться о ней, что и было сделано. Брик благополучно пережила сталинские чистки, была признана законной вдовой поэта и получала до конца жизни половину гонораров за изданные произведения Маяковского. Она дожила до преклонного возраста и имела немало любовников, вплоть до последнего момента. В 1978 году, сломав шейку бедра и поняв, что тело предало её, она покончила самоубийством.
       В своих мемурах, которые частично цитирует Гельман, Лиля Брик, в частности, вспоминает свою первую встречу с Маяковским, когда тот читал свою поэму «Облако в штанах». Осип, пишет она, сразу влюбился в него, а Володя не просто влюбился в меня, он прямо-таки атаковал меня, это было настоящее нападение. Два с половиной года я не знала покоя. Я сразу поняла, что Володя гений, но он мне не нравился. Я не люблю крикливых людей. Мне не нравилось, что он очень высокий и все смотрят на него на улице. Меня раздражало, что он упивается своим собственным голосом. Даже само имя «Маяковский» мне не нравилось – было в нём что-то от псевдонима, причём довольно дешёвого.
       Маяковский сознательно решил остаться в Советском Союзе после революции. Он знал, как бедствовала в Париже Марина Цветаева, и он выбрал образ жизни, который обеспечил ему не только положение в обществе, но и финансовое благополучие плюс восторги толпы.
       Далее Гельман приводит выдержки из телефонного разговора с Патрицией Томпсон, дочерью женщины, в которую страстно влюбился Маяковский, будучи в Нью-Йорке, и которая родила ему впоследствии дочь.
       По словам Патриции Томпсон, которая предпочитает называть себя Елена Владимировна Маяковская, обстоятельства смерти её отца до сих пор окутаны тайной. Как человек науки, она не может принять версию самоубийства, не имея на руках стопроцентных доказательств. Я знаю только одно, говорит она: Мой отец не покончил самоубийством. После знакомства с моей матерью, которое держалось в секрете, но стало известно ГПУ, Маяковскому не разрешили больше посещать Нью-Йорк и он был под постоянным надзором.
       Сама г-жа Томпсон лишь однажды виделась с отцом, когда ей было три года; это было во французской Ницце. Я помню лишь, что он был неимоверно высокий, вспоминает она.
       Ссылаясь на Давида Бурлюка, она добавила, что её отцу однажды «подарили» пистолет в обувной коробке. До революции подобный «подарок» означал в кругах аристократии одно из двух: либо смерть, либо унижение. Или ты кончаешь самоубийством, или ты потеряешь своё лицо навсегда.
       Во время своей недавней поездки в Россию г-жа Томпсон обнаружила, что из официальной биографии её отца изъята глава «Дочка», посвящённая ей. Однако она была счастлива услышать от актрисы Вероники Полонской, что Маяковский до конца хранил у себя ручку «Паркер» - подарок её матери, а также её собственный портрет, на котором она изображена совсем маленькой девочкой.
       Г-жа Томпсон, пишет в заключение Гельман, намеревается передать тридцать коробок с документами, касающимися её отца, музею Маяковского в Москве.


На фото: Владимир Маяковский и Лиля Брик (1915)