Реинкарнация

Концы сводил от гранта и до гранта,
Неброско жил, был тихим и простым,
Он был студентом, бедным лаборантом,
Но ждал чего-то, сердцем не остыл,

И потому-то с маленькой зарплаты
Он покупал научные труды,
Да вот еще: индийские трактаты
Любил читать про джунгли и сады,

Про свет, про бесконечное мгновенье,
Неясно было, как он вбил и вшиб
В критическое, строгое мышленье
Сказ о реинкарнации души,

Он просто верил. Шла к концу работа,
Трудился он, пипетками шурша,
И в синей колбе намешал чего-то,
Да и вдохнул того, что намешал.

В змею переродился кончик шланга,
Шум центрифуги – в гулкий топот конский,
И в бой идет, идет его фаланга!
А сам он – Александр Македонский!

Он покорил Египет, Междуречье,
А по ночам, средь синих звезд-огней,
Он говорил на греческом наречье
С Роксаною, любимою своей

О страсти и о доблести орлиной,
И месяц бронзой яркою алел.
Да вот однажды выпил из кувшина
И слег в бреду, и сильно заболел.

Затихли все, и флаг его приспущен,
И руку милой он держал в руке,
И всё шептал ей что-то о грядущем
На ей неясном, русском языке.

Красавица рыдала. Дождик редкий
Куски засохшей глины расслоил.
Вдруг понял он: он – лаборант с пипеткой,
Над телом Македонского стоит.

Вернулась явь, щелчком ударив по лбу,
И копья стали швабрами в углу,
А Македонский – это просто колба,
Та, синяя… разбилась… на полу.

Он загрустил. Где колесницы, латы?
Пошел домой, немного нездоров,
Вдруг девушку, что он любил когда-то,
Увидел в переходе у метро.

Красавица, точь-в-точь как та царица,
Другое имя? Не забыл он, нет!
Он знал, ведь вместе довелось учиться
Им в час иной взаправду, не во сне.

Они давно друг друга не видали,
Но встретились, как старые друзья,
Всё хорошо. Но тут на них напали,
И парень замер, робость затая,

Но… лишь на миг. Фаланга, когти стрел
Вновь пронеслись картинкой на экране,
Он одолел… он всех их одолел,
И сам упал, избит, поломан, ранен.

Он повернулся: рядом цвел каштан,
И руку милой он держал в руке,
И всё шептал… о чем-то ей шептал
На древнем, непонятном языке.

Он рыдала. В дальние края
Он шел теперь, где пики, топот конский…
Лежало тело, а над ним стоял
Печальный Александр Македонский.