Свет в конце тоннеля

   СВЕТ  В  КОНЦЕ  ТУННЕЛЯ


          Виденья
          серых
          ликов
          скал
          базальта
          и в этой жизни, в прошлой –
          были,
          норвежской сельди полные фиорды
          не в этой жизни
          были,
          подлунных россыпей аккорды тоже
          в жизни 
          были,
          слова любви нежней контральто
          были…

Веков фрагменты жизни –
цепь накладок,
в логичном постоянстве –
вся нелепость.
Мы крепость строим,
чтоб разрушить крепость,
и сладкий мир нам горек,
горький – сладок.

Окно открылось
памяти глубокой.
Черёд рождений и смертей
обычный:   
то цыган кочевой,
то кучер нестоличный,
поздней –
рыбак Атлантики далёкой.

Отряд
свободных  электронов,
сверкая
в бесконечности системы
регионального пространства,
мне диктует тему –
зациклить импульсы
возврата хронос.

Ловлю себя,
придя сюда впервые,
на том,
что я здесь с кем-то
был когда-то,
с другой – не с этой,
и был я неженатым.
И те же сосны,
и шакалы выли.

Движения, привычки,
ощущенья –
всё повторялось,
как тогда,
в далёком.
С приличной женщиной
я не был одиноким,
но как всегда,
сгорал от нетерпенья.

Пора вернуться
к циклофазатрону.
Все гены в схемах,
химия – пустое.
Вот энергетика души
большого стоит –
как власть
пристроенных у трона.

Язык
перестановок  электронов
на атомных орбитах
прежний опыт
с особой силой проявляет
на прежних тропах
в космической обители
живых бизонов.

И видим мы:
владеют нами чувства,
и мудрость – в них,
а серый мозг – посредник –
решение отыщет
в миг последний
в сплошном плену
житейского паскудства.

Любая мысль –
различной силы импульс,
и не понять,
зачем, куда, кого направит,
задвинет в глушь,
на подвиг ли наставит…
Он циркулирует,
как лимфа.

Навязчивая мысль
навязчивой идеи
спонтанно родилась,
возможно, в подсознаньи:
ответ
к вопросу тайны
мирозданья
ветхозоветные
предтечи иудеев

хранят на дне
гигантского каньона.

Толпа араукарий
нависала 
над пропастью,
смущаясь, впрочем, мало.
И было так,
как было всё
во время оно.

Энтузиазм
завзятых альпинистов
обычно к небу,
в горы поднимает.
От них меня
сегодня отличает –
мой шанс удвоен
вниз лететь
со свистом.

Поскольку мысль
давно витала:
а где оно,
иное измеренье? –
к закату лет
открылось зренье,
и оказалось,
о серьёзном
знаний мало.

Пробел восполнить
мысль подвигла
перешагнуть переживанья
мелочного быта.
Дорога вот,
дорога
вниз открыта.
Араукария
роняет иглы.

Была сначала мысль,
как было слово.
Во преисподню
этот спуск
затеян.
Уже – у края –
не был я растерян.
К нему,
головокружительному спуску, 
всё готово.

В руке был скалоруб –
рубить уступы, 
рюкзак ещё
болтался за плечами.
Базальт
с инклюзией слюды –
перед очами.
На волоске – весь мир,
устроенный неглупо.

Отвес.
И важно,
чтобы сил хватило,
чтоб мёртво сросся
скалоруб с рукою.
Жизнь не дописана
всего одной строкою.
Усталость? Да.
Усталость отступила.

Горизонтально твердь
легла под ноги.
А дальше что?
Должно быть продолженье.
Да вот, заветный вход –
вознагражденье
за то,
что не сошёл с ума,
с большой дороги.

Всё так. Труба.
Туннель. Холодный, длинный…
И мрак.
Невнятный звук плывёт –
жужжащий,
и чёрный мрак,
размылу подлежащий.
Иду наощупь я,
приверженец –
какой? – доктрины.

Зажглось лицо
экранного формата,
знакомое,
с усталыми глазами.
И что теперь?
Вперёд?
Под это знамя?
В туннеле
свет открылся
в тысячу каратов.

Должно быть,
зазеркалье.
Что же,
поздравляю.
Озноб несносный,
паралич как будто
вяжет.
Сейчас подхватит,
закружит,
размажет.
Но перед тем пойму:
не я
моделью управляю.

Не мы –
а Кто-то.
А мы –
для декораций.
В идее принятой –
устройства лучшего
порука,
а в широте идей –
величье духа.

…Звенит будильник,
Время просыпаться.