Три хождения по Руси, про поэмы-идеологемы

Идут мужики по Руси,
из Горелова, Неелова, Неурожайки тож.
Идут мужики, ищут, кому на Руси жить зашибись.
Жрать мужикам нечего, не знают чё делать.
Добрались наконец до царя.
Царь ходокам диванулся: «Как это – што делать?
Весна! Время картошку сажать!..»
Правда, у автора поэмы, народного печальника,
проигрывавшего в карты целые состояния,
выросшего в Пустопорожней волости, в Грешневе,
этого эпизода нет.
Зато выросший на иной почве Корней
получил
от лежащего в улье мавзолея усопшего цареборца
премию за «Мастерство Некрасова».
Да, большое мастерство – большой грех.

         Слава чистым трубочистам!
         Боже, царя храни праздным мужикам!
         А нечистым на руку мастерам
         стыд и срам!

Затем ещё один мужичок тронулся,
на Смоленщине искал страну Муравию.
Впрягался вместо коня в телегу
и вёз её в гору,
у незнакомого посёлка
на безымянной высоте.
Сеять картошку было, конечно, некогда –
ни Моргунку, ни его родителю-поэту,
автору скорей надо было гнать туфту
про счастливую жизнь в загоне,
чтобы получить орден Трудовой
и премию от товарища Горца,
бугра с кремлёвского бугра,
в науку Трифону-кузнецу,
ликвидированному как класс,
отправленному с хутора Загорье
за большую гору Урал
(так награбленное добро вернулось к предателю-сынку).

         Трифоныч, Трифоныч, тако нельзя –
         на починок тем паче – такая сопля!
         Это ты понял
         опосля!

А недавно очередь пойти по Руси
дошла до убогого однорукого пьянчужки,
который вдруг переродился,
резко с этим делом (щелчок под язычок) завязал,
без предварительного заявления на расчёт
бросил
престижную (для поэтов) работу сторожа,
незаметно для окружающих
одной левой рукой где-то добыл два дуба
(срубил в государственном лесу? У нас всё может быть,
мы же не в какой-то там Хренландии),
соединил брёвна
(именно так у автора. Брёвна – стволы больших деревьев. –
«Словарь русского языка», ИРЯ АН СССР, 1981, т. I, с.114.
В один обхват они были? В три?)
в крест,
взвалил на хилые пропитые плечи свои
(это ж скоко пудов? сто? тыща?)
и стал носить по весям и градам,
собирая грошики на лестницу в небо
(восстановление сельского храма)...
Понятно, что автор применил здесь метафору,
но уж больно неподъёмной оказалась она
и обратилась в гиперкарикатурную больную гиперболу.
Вообще, поэтам надо продавать лицензии на вывихи,
и лишь за некоторые платить подъёмные...
Дальше было так.
Околоцерквачи
тут же назвали поэму хениальной.
Автор похвалы не дождался,
на скамейке скоростижно скончался,
он тоже не пахал, не сеял,
может быть, надломился,
повторив судьбу своего героя,
неся свой «Русский крест»...
Беден он был, как церковная мышь,
и блажен, нищий духом.

         Сошлись на распутье
         семь путинских мужиков,
         не сеють они, не жнуть,
         вопрошать Русь идуть:
         «Зачем пороть жуткую жуть?»

Исполать тебе, детинушка, крестьянский сын,
коль сумеешь жуть
выполоть
и выпороть!