Год 1799-й
(есть такой в химии, сказывают),
открытого в год приятный –
семнадцать-99-й!
Открыть-то его открыли,
однако внедрить позабыли.
Не то б солдатики бравые,
вкусив веселящей отравы,
ух-хо-хаты-вались до упаду,
катались от смеха по травам
и, зашвырнув автоматы,
валили б до дому, до хаты.
И мир наступил бы всеобщий,
тигр спал бы в обнимку с лошадью,
и ели б мы только овощи...
О, год веселящего глаза,
рожденья, как было сказано
(когда после смерти взвесили),
Солнца русской поэзии –
взметнувшего над подушным
учётом подданных скушным,
в уздечки стольной упряжки
и столь же уездные пряжки
пыл озаренья пуншевого –
слова искромёта пушкинского, –
приватный год, 1799-й, –
тот же!
Но жаль остаётся всё же,
что те же смешные солдаты,
глотнувшие газу потешного
(в будущем это, конечно)
и сдавшие поле булатное
без боя врагу проклятому, –
воины эти Отечества,
как сообщила потерянно
учительница-старушка, –
«любить не желают Пушкина».
Июль 2007
Свидетельство о публикации №111103101585