Сказ про гуцула Василя, моего доброго знакомого

                В. Билецкому

Гуцул Василь служил СССР.
В стройбате был он на доске пример.

Он каменщиком был, пускай не вольным,
но клал на совесть в городе престольном.

Вы дурно не поймите это «клал».
Василий вправду выше всех похвал.

Дивчину встретил здесь – вдовицу Юлю.
Двух сыновей он с нею нагуцулил.

По хате ридной хоть и был в тоске,
но навсегда освоился в Москве.

И русакам так объяснял Василий,
кило горилки за присест осилив:

«До фонаря рубины мне Кремля –
сподобилась мени ваша земля».

Признанье это дорогого стоит,
особенно сегодня – в наше время то есть.

Купил Василий под Москвой гектар,
когда Россию продавал Егор Гайдар.

Земля – пустырь, с единственной сосною,
покрытой янтарём и золотой корою.

Почти задаром обошлась земелька.
Потом цена рванула вверх, как белка.

Василий Викторович с белкой был на пару,
пустырь толкнул свой, да с таким наваром!

Купил мотор длиннющий, белый, знатный,
и форсанул в пробег к своим забытым хатам.

Там, на восьмом десятке, парнем первым,
всех поразив, явился он деревне.

В него влюбились все молодушки, от школьниц
до самых верных жён, а значит – шкодниц.

Одну из них, втройне себя моложе,
привёз в Москву, стал гладить её кожу.

Он ликовал – ведь звали её Лика,
зеленоглаза, девна, яснолика.

Она была грузинской дикой ланью,
с фамилией влекущей – Лика Жвания.

Да, да, он клялся, что она девица,
не тронутая, есть чему дивиться.

Она отдаться, не спешил он дабы,
пообещала сразу после свадьбы.

Недоумений исключая писки,
сказала ясно: подождём прописки.

И были, по их горскому обычаю,
дотоль оргазмы только платонические.

Он свадьбу закатил такую – ульями
гудели Мцхетия, Московия, Гуцулия.

Он оплатил ей всё – таверну, что сгорела,
«Рено», что увели, какой-то долг мегрелу.

Покрыл её подохшую кобылу,
убытки в смысле. Всё отдал, что было!

А был Василий наш миллионер.
А стал Василий наш пенсионер.

Сыны? А что сыны? Подкинул им немного
и кинул – есть свои и голова и ноги.

Жена же первая – она ведь не де юре,
гражданская была. Да и не спал он с Юлей

лет тридцать уж. С мадам другими – тоже.
И надо же случиться, что дороже

всего на свете сделалось бессилье
пред Жванией, что скушала Василия.

И хоть прошла его былая зрелость,
но впал Василий с головою в прелесть.

За щедрость царскую шалунья обещала
поставить Васе то, что уж давно опало.

Каких-то снадобий понакупила
и язычок свой нежный применила.

Ну, в общем, жить прекрасно начинали,
но скептики-друзья предупреждали:

«Ты одинок? Тебе нужна забота?
Ещё бы айзеров ты прописал охотно.

Они б тебя так дружно окружили!
И капельки такие бы подлили –

от слова «подлость»... что врачи любые
не поняли б. Да и врачей купили б!..»

Всё болтовня! Не айзеры – мегрелы
нагрянули и Васе душу грели.

Такая жизнь пошла! Вино и разговоры,
без капелек (то – страха переборы). 

Но деньги кончились... Существовать на пенсию?
Как для кого... Василий – парень песенный!

И он запел. Хоть старый песни склад,
но он придал ей современный лад:

«Я хату оставлю, пойду воевать,
чтоб землю в Гренаде крестьянам
ПРОДАТЬ!»