Венок Есенину

НАДГРОБЬЕ
На московское старое кладбище
В золотом, как оклад, октябре
Давайте заглянем, товарищи,
Где схоронен Есенин Сергей.

Всё та же аллея знакомая,
Так же воздух тревожен и чист.
Только вместо мрамора чёрного –
Здесь другое надгробье стоит.

Из камня такого же белого,
Как и снеги заокских полей,
Встал, в рубахе, по пояс вырублен
Поэт Есенин Сергей.

Смотрит он мимо страдания
В голубую прозрачную даль,
Где летят журавли над Рязанью,
И где то, что душе его жаль.

На могилу Сергея Есенина,
Отложив все заботы, дела
Мы приходим с тобой, как к спасению
И находим кусочек тепла.

Вот шумят над Серёжею ясени,
Мы читаем стихи про Босфор,
И стоит он пред нами не каменный,
А как родина вечно живой.

               20 сентября 1986 г.

МАТЬ И СЫН
Мать и сын сидят у самовара.
Мать, склонившись, слушает как он,
По свету скитавшийся не мало
Ей стихи читает про Босфор.

Самовар старинный, чашки, блюдца,
Может быть, октябрь на дворе,
Может быть, там листья с клёнов льются,
Как стихи о милой Шаганэ.

Что-то вспоминается былое.
Юность пролетевшая, весна.
Мать с любовью слушает глубоко
Всматриваясь в синие глаза.

И наверно чувствует тревогу,-
Сердце матери возможно ль обмануть.
“Как устал ты, милый мой, Серёжа,
Слышу я, как ломит твою грудь!

Не ходил бы в дальний этот город.
Оставайся, дома есть дела…..”
Но опять идёт поэт в дорогу,
Только в этот раз уж навсегда.

Раствориться синевою в небе,
В звоне листьев, в шуме дождевом,
Отозваться чтобы в каждом сердце
Легкокрылым, как черёмуха, стихом.

И вздохнут каналы Ленинграда,
И Москва положит ком земли…
Мать и сын сидят у самовара,
Сын читает матери стихи.

                23 сентября 1986 г.

МОСКВА КАБАЦКАЯ
И снова Москва кабацкая,
С ножичком вышла, как тать.
“Стойло Пегаса” сейчас открывается,
И будет Есенин поэму читать.

Вот Шершеневич заходит с Рюриком
Стихами вертя карусель.
Все ждут появления Клюева,
Старца северных деревень.

Тренькнув гитарою семиструнною,
Рюмкою звякнув об стол,
Запохабничал Сандро. Надушенный
Мариенгоф сломя голову шёл.

Но вот растолкав это жёлтое марево,
Словно света лучом тьму пробив,
Есенин вскочил азартом охваченный
И шарахнул “Кобыльи корабли”.

И словно нет этих в маски обряженных.
Провалились куда-то на дно.
И растворилась Москва кабацкая.
Стало чисто вокруг и светло…

Читал он наотмашь, скандалисто,
Рифмой хлестал этот гам,
И чем-то похожий на Стеньку Разина.
Вот за что и прозвали его хулиган.

             24 сентября 1986 г.

СТОЙЛО ПЕГАСА (вместо эпилога)
Не северянинских вам ананасов,
Не ахматовских устриц во льду,
Дым папиросный “Стойла Пегаса”
Привкусом горьким пугает Москву.

Грустно и весело в гаме задора,
В рифмах сплетения, в ярости тем.
Словно танцует сама Айседора,
Или вползает Троцкого тень.

Здесь как у Блока идёт незнакомка
Пьяно меж столиков “шнырит” мужчин.
А на эстраду, рукопись скомкав,
Лезут поэты один за другим.

И перекрыв ресторанную вьюгу,
Хрипло, надсадно, тряхнув головой,
Есенин прочёл про паршивую суку,
Есенин прочёл: “Пой же, пой!..”

              29 октября 2011 г.