Приспособа

   Всю неделю – ни тучки. А в пятницу с вечера зарядил дождь, словно старался поломать мои планы: с утра поехать на рыбалку. Но ближе к рассвету небо очистилось от непроглядных туч, дождь перестал и я, поколебавшись, поехал. Рыбак из меня никакой и езжу я скорее для того, чтобы побыть наедине с самим собой.
   …С пригорка увиделась сверкающая, как чешуя зеркального карпа, рябь водоёма. Машина, казалось, подстёгиваемая моим волнением, увеличила скорость. Когда до прибрежных ив оставалось всего ничего, дорогу перегородила чёрная лужа, смоляными топкими берегами граничащая с огородами. Заехать с другой стороны? Жаль времени, да и до пруда – рукой подать. На задней передаче подъехал к ближней избушке. На крыльце сидел чем-то явно огорчённый старик: он смотрел в мою сторону и, в конце концов, досадливо рубанув рукой воздух, демонстративно отвернулся.
- Отец, ничего, если машина постоит часик?
- Да ты б и проехал – тут проезжают, – буркнул старик, лениво поворачиваясь. – Ну а так – как хочешь: место не простоит. Хотя – тут всяко бывает. Животные, к примеру, ходят...
   Мне не терпелось убежать к воде и, если не поймать пару краснопёрок, то хотя бы ополоснуться в посвежевшем после дождя пруду. Но дед удерживал разговором.
- А то на той неделе примчались ухари на машине, машина – не наша, огнём горит, глаза сломать можно. Я, понятное дело, насторожился: мало ли что, от людей нынче всего можно ждать. Но вижу – ребята вроде мирные. Прилёг в теньке под крылечком и закимарил. Сквозь сон слышу6 «Бах! Гляжу – мать честная! Баран, что в нашем стаде вместе с коровами и овцами ходит, увидел, что из дверцы поглядывает на его ярочек этакой баранище. Мог ли он стерпеть? То-то и оно. Саданул по дверке, а потом сдал назад и по другой – хрясть! Ребята эти подбегли, хватают за грудки, трясут Думал – хана, убьют. Кричат: «Дед, ты знаешь, что это за тачка?! «Мерс»!Я, понятное дело, струхнул, но говорю: «Я вашу машину не трогал, сторожем не нанимался и баран не мой. Да и взять с меня нечего»…
  А солнце уже начинало пригревать основательно, и притяжение воды усилилось.
- Ладно, отец, потом доскажешь.
   По подсохшей гривке грязи я перескочил на другую сторону лужи и, не сбавляя хода, пошёл к берегу пруда. Бросив удочки на траву, я разделся и нырнул, и подумалось: «Вот она – живая вода!
   Наплававшись, я несколько раз забросил крючок, но клёва так и не дождался. Да уже и душа остыла к рыбалке. Где-то через полчаса, обсохнув, я отправился в обратный путь.
Тут меня обогнала «Волга». Я решил посмотреть, как она будет форсировать лужу. «Волга» впадает в Каспийское море», - с улыбкой подумал я, глядя как машина уверено начала утопать в чёрной воде и, умерив пыл, забуксовала. Из салона автомобиля послышался женский визг, а водитель, опустив стекло, закричал:
- Никанорыч! Никанорыч!
   Похоже, что старик вздремнул, но услышав крик, он неожиданно бодро вскочил с лавочки крыльца и молодцевато рванул в избу. Через минуту ляскнул засов и в расшагаканные ворота вышел дед в болотных сапогах. Под уздцы он вёл лошадь. Ноги лошади до колен были в сохлой грязи.
- Но, Мальчик! Всё б ты дрых, а работать кто за тебя будет? – преувеличено строго укорял дедок мерина.
   Оставив его около лужи, дед опять заспешил во двор и вернулся с хомутом и валиком, к которому обычно цепляют борону. Захомутав мерина, Никанорыч к вальку приспособил цепь с крюками. Мерин привычно попятился, позволив хозяину зацепить проушины «Волги».
- А теперь, Мальчик, упрёмся!
   Мерин скосил глаза на зарычавшую машину, как бы примериваясь к её весу, переступил с ноги на ногу, напружинился, двумя короткими шагами выбрал слабину цепей, и как бы швырнул голову вперёд. Машина стронулась с места. Казалось, Земной Шар не выдержит и провернётся под его копытами. Водитель, газуя, помогал коню…
- Ну, спасибо, Никанорыч! – запел повеселевший шофёр. – Девчата, рассчитайтесь с дедом!
   В салоне захихикали и, опустив стекло задней дверки, протянули расчёт – бутылку водки и пакет с закуской.
   «Волга» рыкнула и направилась в сторону города.
   Минуты через две точно так же лужу форсировал «жигулёнок»: целый табун его лошадей тащился за одним мерином. Когда и эта машина скрылась за поворотом, дедок собрал причиндалы и довольный собой спросил:
- Что, остудился?
- Ожил! Как заново на свет народился!
- Хорошо, когда хорошо, – сделал вывод Никанорыч.
- Красиво тут у вас.
- Да, – красотиш-ша! – охотно отозвался старый.
   «Именно – «красотиш-ша», - согласился я молча.. Мне это слово показалось точнее, говорящее больше обычного слова – красота.
- Вот только лужа портит вид, - продолжил я разговор. – Ты б её закопал, что ли…
- Да ты что… - вспылил дед, - сдурел! А на что тогда жить? Скажет тоже – «закопай». Я мыслю – не углубить ли? Места – загляденье! Все едут: кто с детишками, кто с девками, - залотошил дедок. – Анадысь подфартило – полковника вытаскивал: «Никанорыч, выручай!». И Никанорыч тут как тут – выручает. Кто-то в другой раз, может, испугается и не поедет, но нам хватает и новичков. Я из-за них, чертей, и лошадь-то завёл, приспособу справил… Додумался ж: «закопай»!...
   Я его начал успокаивать и попросил досказать историю с бараном.
- А-а, - вспомнил Никанорыч. – Ну слушай… Парни те приостыли, расспросили чей баран – и умчались искать. А Митрич – хозяин барана – давно  на него ножик точил, у них с бараном старые счёты. Как-то он собрался на престол к куму, за калиткой нагнулся шнурки поправить, а баран так влупил, что Митрич по росе, да под бугорок, метров десять скользил, как намыленный… Вот и говорит он этим крутым: «Чтоб не ругаться с вами, забирайте эту скотину, а если ругаться будете, то и барана не получите»… Наверно, забрали: не вижу его в стаде. Но тут у нас ещё бычок ходит, так что, если ещё приедешь, лучше это… от греха подальше…
   Дед катнул ногой валёк, накручивая на него цепочки, потом поднял снасть и прокряхтел:
- Захвати-ка хомут, и пошли – кваском попотчую. Нынче уж никого не будет, эти-то, - дед указал глазами в сторону уехавших машин, - ещй вчера прибыли, до дожу…
   Я взошёл вслед за Никанорычем на крыльцо и с этой высоты получше рассмотрел здешние места: речка с золотистыми песчаными берегами, за речкой – широкий луг, граничащий со старицей, вдоль которой буйствуют ивы и ракиты, а дальше – лес. «Да, красотиш-ша! - Подумалось невольно. - Такая, что трудно сыскать слова. Видимо, дедок со своим Мальчиком без работы здесь не останутся. Ну, и дай Бог…»
   В этом я даже стал находить что-то правильное.
   А квас у Никанорыча оказался с изюминками: в пахнущем ванилью жбанчике скользкие ягодки так вкусно трескались на зубах…
                1998 г.