Наши старики 4 Чукна пелокласый

Неправда, что наше достоинство могут валять в грязи те, кто "ростом выше". Хотя - охотников до этого пруд пруди. И кассирша обхамит в магазине, и постовой на углу (еще и палкой по горбу врезать может - никто ему не попеняет на это).

После одного случая я понял: даже при полном отсутствии возможностей ты никогда не безоружен.

Его тогда звали ровесники - Володька Манзюк. Но он был не украинец. Он попал в плен страшной зимой 1940 года в одном из мешков, сотворенных Красной Армией, наконец-то прорвавшей линию Маннергейма. И был природный финн. Есть у нас один актер, очень симпатично представивший нашему зрителю национальный "менталитет" - Вилле... фамилию забыл, потом вспомнится, когда нужда пройдет, а жаль, очень хороший актер. Похож он очень на этого Манзюка.

Имя Владимира Эдуардовича было звучное - Валде Эдвардас Люхетниеми (слава богу, его-то я помню). Помню я его потому, что он был товарищем моего отца. А работал музыкантом в ДК "Шахтер", в Осинниках.

Валде Эдуардович страстно хотел "врасти в социум", потому и фамилию взял своей жены (кажется, наполовину украинки, наполовину цыганки Зиты Манзюк). Забавность сочетания - "Валде Эдуардович"... и вдруг - Манзюк - его не смущала. А в клубе его ценили. Тогда, в шестидесятые годы он уже обжился у нас в Сибири, специальность хорошо кормила: свадьбы, похороны, юбилеи - везде его приглашали с аккордеоном, либо тромбоном, в зависимости от мероприятия.

А еще, и это было особой гордостью ДК "Шахтер", благодаря Володьке Манзюку на танцах была всегда свежая музыка. Тогда по воскресеньям многие слушали знаменитую передачу "С добрым утром" московского радио. А в этой передаче всегда были премьеры песен и музыкальных пьес.

Мой отец готовился к передаче заранее: ставил микрофон перед репродуктором, готовил последнее слово тогдашней техники - магнитофон "Яуза-5". Потом с магнитофоном и бобиной пленки он и Манзюк сидели в отцовой комнате и гоняли новую песню в хвост и в гриву - "писали диктант". Валде Эдуардович мог расписать аккомпанемент и саму мелодию на любое количество голосов и на любой инструментальный ансамбль.

Потому новую песню можно было в клубе услышать уже через неделю и в эстрадном варианте, и под аккомпанемент оркестра народных инструментов. Приятели-клубники потом допытывались у моего отца: "Палыч, ты как эту песню узнал - и слова, и ноты? Она же не издана еще!"

А отец только посмеивался: "У меня свое издательство есть... И очень даже оперативное."

Валде Эдуардович очень любил свою жену - Зиту. И был очень семейным человеком, и очень заботливым. Забавно было, когда он своим говором, с невытравленным акцентом выговаривал ей сердито: "Сита! Я тибе каварил: натень штаны с тлинным рукафом! Маросс сиффотня!"

Зита только отмахивалась и смеялась. Оглядываясь теперь, я вижу: они не были старыми. Что такое сорок пять лет! А тогда... Мы, пацаны, тоже перемигивались: странный какой дед! Что им там морозить, в таком возрасте!

Помню, однажды Манзюк и мой отец поругались:

-Володька! Ты мне что халтуру подсовываешь! Для нашей агитбригады нужна оригинальная полька для паузы. А ты - у тебя так Рахманиновым и шибает!
-Фитя! Кампаситорофф столько, а нот фсеффо семь! Вот и толкаемся!"

Но не всегда он был так покладист, бывал и злопамятен.

Однажды отец пришел домой с работы в очень веселом настроении. Клубы города готовились к очередному празднику, у всех "культработников" заботы и хмурый вид. А мой батя, ужиная, прихлебывая щи, все хмыкал да посмеивался.

Мама поинтересовалась:
-Ты чего такой веселый, будто в лотерею выиграл?
-Да вот, Володька Манзюк сегодня учудил. Приходит ко мне, а он в фойе репетировал, и прямо кипит: "Фиття! Я стану уффольняться! То чеффо тошло: уборщица обзываться фсдумала! Ты, гаварит,итти атсюда, мешаешь, чукна пелакласый!" Я ему: ну, ты конечно, за словом в карман не полез. А он мне: "Я не ф карман! Я са клавиш всялся! И я ему прямо в тас в помоем положил!"

Оказывается, он ничего не "положил" в таз с помоями. Он просто, когда уборщица (мешал, видать, прибираться ) сказала: "Дуй отсюда, чухна, белоглазая!" Просто начал играть "барыню" на аккордеоне. А уборщица шла с тазом грязной воды. Только Манзюк не просто играл - он подгадал темп этой плясовой пьесы точно под шаг этой уборщицы. Потом начал убыстрять темп, уборщица пошла быстрей, Манзюк еще наддал... А когда баба уже чуть ли не бежала - сделал "туше" - сверху вниз быстро провел по клавишам. Аккордеон рявкнул. Баба потеряла равновесие и устелилась на паркете вместе с тазом.

Манзюк теперь прятался от ее грязной тряпки в директорском кабинете. Усадил в лужу "строгую начальницу, вот и решил - уволят. Значит надо самому подсуетиться. Но кто же уволит такого незаменимого музыканта.

Потом по клубу прошел слух, что это "горячий финский парень" - колдун. Связываться и посмеиваться над ним уже опасались.