Дезертир

  Утренний холод заполз под бушлат, колючими коготками выцарапывая последние остатки тепла, морозной наледью облепляя воротник. 
 
   Дрожа всем телом, я поднялся, скрипя коленями как старый дед, и принялся разминаться.
 
   На востоке едва брезжа, занималась заря, первые робкие лучи пробивались сквозь рваную мешанину дыма и могучих свинцовых облаков. Где-то вдалеке неумолчно рокотало, раскатисто громыхало и гудело. Там была смерть. Мне туда не нужно, мне и здесь смерти хватит досыта.
   
   В призрачном утреннем сумраке я попытался рассмотреть развалины, в которых остановился на ночлег, да куда там. Полуобрушенные обгорелые стены, покрытые сажей и копотью, груды битого кирпича, переломанные и искрошенные бетонные балки, связанная в титанические узлы арматура. И трупы. Десятки изломанных, искорёженных тел, рваная плоть. В основном, гражданские. Эти всегда погибают первыми. Их обычно некому защитить, сами они защититься не могут, их лупят и те и другие. Страшно.
 
   Кот. Убит толи взрывом, то ли шальной пулей. Вот кого жаль, так это животных, они тут совсем ни при чём. Ну, да ладно, такого добра тут навалом, обо всех не наплачешься, пора выходить на промысел.
 
  Фронтовой город, вернее, его бренные останки, оскалившиеся изломанными клыками битого кирпича, дышали трупным смрадом, пироксилином и дерьмом. Адский букет первое время выворачивал ноздри наизнанку, но потом как-то незаметно стал привычным фоном окружающего мрачного великолепия.
   
   Чертыхаясь и спотыкаясь, рискуя переломать себе руки и ноги в этих чёртовых нагромождениях битого камня и стекла, я медлительно, как беременный таракан, выползал из своего логова.
   
 Порезался. В мирной жизни – обыденная фигня, здесь – опасная рана. Мало ли, что может быть размазано по этому мизерному на первый взгляд кусочку стекла. В отсутствие антисептиков и антибиотиков любая ранка может привести к нагноению и некрозу. А дальше сами знаете – гангрена и здравствуй, дерево.
 
   Отсосав кровь из ранки, сплюнул её, надеясь на лучшее.
   
 Борода чешется, уж не завелись ли в ней бэтэры, хрен знает. Хотя с тем их количеством,которое поселилось на мне за эти месяцы, мне уже всё равно, сотней больше, сотней меньше. Хоть будет, чего пожрать в самую голодину, не приведи Господь. Опять сплюнул, уже из суеверия.
 
   Неожиданно для себя резко распластался по земле, тут же перекатившись под остатки стены. Покрутив головой, заметил несколько человек, скрюченными тенями мелькнувших между обвалившихся стен. Организм уже давно рефлекторно реагирует на всякие мельтешения, - жить хочет. Автомат, соответственно, уже в руках, мушка пляшет, ища цель, а палец привычно выбирает люфт. Зачем, хрен его знает. Перестреливаться с несколькими противниками в одиночку – глупейшее занятие. Не дадут головы поднять, зажмут и пристрелят. Но привычка – вторая натура.
 
   Выждав какое-то время, решаюсь поднять голову. Никого, слава яйцам. Пригнувшись, перебегаю улицу к остаткам разграбленного магазина. Ежу понятно, что там ничего не осталось, всё растащено другими мародёрами, но, как говорится, надежды юношей питают. А мне к надежде ещё бы чего-нибудь покрепче. Желательно, конины ****ской.
   
   Пробираюсь через завалы в магазин. Так и есть, пустые опрокинутые прилавки, битое стекло, вонь, гарь и кучи говна, свежего и не очень. Надо поискать подвал, может, там повезёт.
   
 После недолгих поисков нахожу лестницу вниз. Там темно и холодно, и посветить нечем, спички жалко, а в фонарике батарейки сдохли ещё месяц назад, с тех пор ни разу батареек не находил. И кто бы мог подумать, что какие-то сраные батарейки вдруг станут так необходимы и так дефицитны. Прямо хоть по ибею заказывай на деревню к дедушке.
   
   Спускаюсь по лестнице вниз. Странно, но на ней мусора почти нет. На всякий случай беру автомат наизготовку. Перед входом в подвал замираю, чтобы глаза привыкли к темноте. Сквозь пару окошек пробивается неяркий свет, и через некоторое время я вхожу в достаточно большой подземный зал. Закрыв один глаз, зажигаю спичку,чтобы получше осмотреться. Видно плохо, но замечаю в противоположном конце кучи тряпья. Похоже, трупы. И на кой ляд я сюда залез…
 
   Спичка погасла и резко опустилась непроглядная тьма, но я же хитрый, - открываю второй глаз, снова всё видно.
 
   Пора опять выбираться на улицу. Выглядываю сквозь подвальное окошко, кажется, никого. Только ветер гоняет сухую пыль и теребит обрывки тряпок. Опа! Собачка бежит! Собачка, собачка, собаааачка… Мушка, целик и собачка сливаются воедино… Бах! Красное облачко и собачка валится на бок, весело подёргивая лапками. Мясо! Еда!
 
 Вам смешно, а попробуй, поживи-ка в таких условиях.
 
 Эх, конины бы к мяску сейчас!
 
 - Кто стрелял?! – слышу с улицы. – Выходи с поднятыми руками! Даю тебе две минуты, потом забрасываю подвал гранатами! Время пошло!
 
 «****ь!» - пойманной птицей мысли мечутся в голове, хаотично роясь. Пытаюсь найти выход из создавшегося положения, как крыса бегаю из угла в угол, ища запасной выход, но его нет. Попасться в чьи либо руки для меня неминуемо означает смерть. И хотя я весь зарос, покрылся коростой и почти обессилел, жить всё равно хочется. Но, видимо, добегался.
 
 Осознав это, выхожу из подвала, щурясь от нестерпимо яркого после темноты света.
 
 - Руки в гору, сука! Быстро! – слышу в свой адрес, но не успеваю ничего сделать. Ко мне стремительно подлетают двое с автоматами наперевес, и ударами под колени бросают меня на сухую бугристую глину.
 
 - Кто такой, говори быстро! – присев возле меня на корточки, задрав мою голову за волосы, спрашивает один. Другой коленом упирается мне в спину, зажимая руки, уткнув ствол мне в затылок.
 
 - Дезертир… - хриплю я, понимая, что не стоило мне этого говорить. Но врать себе дороже, - церемониться никто не будет.
 
 - Ясно. – говорит он, поднимаясь.
 
 С минуту стоит, закуривая и глядя куда-то вдаль. Ствол ощутимо продавливает мне затылок.
 
 - Ну что с этим делать, командир? – нетерпеливо спрашивает тот, чьё колено втиснулось мне в позвонки. Командир, вдруг дёрнувшись, будто придя в себя, стряхивает пепел, и говорит:
 
 - В Москву, ****ь, отправь, пусть судят. Чё тупые вопросы задаёшь?...