Рассказыовойневетеранов

      

    Д О Л Г А Я   Д О Р О Г А  В  Ж И З Н Ь       
               
     Стоял  слякотный  ноябрь  1941 года. Двухтонный ЗИС  со  снарядами, торопливо  объезжая заполненные  водой  воронки,  спешил  к  передовой.  За  ним  метров  через  двести  шёл  другой  грузовик,  ведомый  рядовым  Воловым.
   Вражеские  орудия  вели  беспорядочный огонь, и время от времени да и  падал  где-то,  совсем  рядом,  снаряд,  веером  подымал  в  воздух  комья  сырого  грунта.               
     Федор  Михайлович  Тарасов  слился  в  одно  целое  с  баранкой. Мозолистые  руки бывшего тракториста до боли сжимали руль. От базы  до  передовой  не  так  уж далеко,  но  чего  только  не  передумаешь  за  полчаса  езды  под  артиллерийским  огнём,  чего  только  не  представишь. То  улыбка  матери  мелькнёт  видением,  то  соседская  девчонка  явится  из  далёкого,  детства,  то  ломоть сахарного арбуза чудится солдату.
    Всё ближе и громче слышен бой с передовой. Вон уже видны крыши города Ростова. Рядом               
ухнул  тяжёлый  снаряд, и в то же мгновение всё  померкло  перед  глазами…
    Что  было  потом,  он  знает  только  по  смутным  воспоминанием  и  рассказам свидетелей однополчан. Воловой отогнал свою машину  под  придорожные  деревья. 
    У опрокинутой машины нашёл  выброшенного  из  кабины  окровавленного  Тарасова.  Перевязал
голову  раненому  другу, взвалил его на  себя  хрупкое,  почти  мальчишеское  тело,  и  вернулся  к  своей  машине.
   Выгрузив у батареи снаряды               
, он на обратном пути,  подобрав  ещё  с  десяток  раненых, отправился в полевой госпиталь.   
    Мост  через  реку  Дон  был  уже  взорван  и  рядовой  решил  соорудить  плот.  Он  разобрал  борт  грузовика  и,  скрепив  его  тросами,  уложил  на него  раненых и, срубленными тонкими стволами ракита,  стал  подгребать  по  течению  к  противоположному  берегу,  где  уже  ждали                санитары. Пришёл в себя  Федор Михайлович три месяца  спустя  в  глазном  госпитале   доктора  Филатова.  Ранение  в  голову,  тяжелейшая  контузия.  Один  глаз  спасли,  и  тот  едва-едва  видел. Больше года он провалялся по  госпиталям.
    Вернулся солдат  домой  и, несмотря на  слабое  зрение  всё  же   стал  руководить  тракторной бригадой. Потом  встретил  по пути на курорт  девушку, подружились.  Потом  пришла  любовь.
    Хочется  поклониться  тем  женщинам,  которые  приняли  и  полюбили  бывших,  искалеченных  фронтовиков,  шли  с   ними  рука  об руку по жизни. Лечили их раны, берегли,  как    Елизавета Ильинична  Тарасова - верная  спутница  Федора  Михайловича.

         Г В А Р Д И И    С Е Р Ж А Н Т               

     Июль 1941 года. У порога  райвоенкомата – толпа,  ещё  даже  не вчерашних,  а сегодняшних                школьников.  На  лице  каждого  застыл  вопрос: возьмут  ли?
    Их взяли. Они  ушли на  фронт добровольцами.  Но  из  всего  набора  вернулся  лишь  он  один – Прохор  Лутцев,  человек  удивительной  судьбы.
     Подвода нещадно  подскакивала  на  ухабах,  мелко  тряслась  по  сельскому  большаку.
   Глоток  воды – и дикая  боль опять опрокидывала в небытие. От хутора к хутору, с  каждым километром всё дальше от Сталинграда медленно тянулся конный обоз. Далёкое  зарево  с  юга  ещё  долго  будет  освещать  их  нелёгкий  путь,  и  не  один  раненный  останется  у  дороги               
под  земляным холмиком  и  фанерной  звездой  у  изголовья…
     -  Сестра,  пить…-  на  этот  раз  уже  громче  зовёт 19-летний  гвардии  сержант Лутцев – разведчик  38-й  дивизии  62-й армии.
     Красный  Кут,  Саратов,  Рязань,  Орехово-Зуево,  Иваново,  а  перед  глазами  почему-то 
всё  та  же,  «Брянская» операция.  Тогда  он  впервые  пошёл  в  разведку.
     Ночь выдалась – лучше не бывает! Один  за  другим  покидали  десантники  самолёт и, словно  исчезали  в  вязкой,  как  вата,  темноте. Вдруг  тишину  вспорола  оглушительная   трескотня 
автоматных  очередей – группу  обнаружили  немцы.               
    Ситуация осложнялась – выполнить  боевую  задачу  и  вернуться  к  своим  становится  почти  невозможным. 
   Через  двое  суток,  оставив  безуспешные  попытки  прорваться  с  ходу, командир  группы  принял  решение  выслать вперёд разведчиков.  Переодевшись в крестьянскую одежду, шестеро  бойцов  парами  ушли  в  разных  направлениях.               
  Одним из добровольцев был Прохор   Лутцев.               
  Он  впоследствии  и  вывел  товарищей  из  окружения.
    Сколько  потом было  рейдов  по  вражеским  тылам,  сколько  ценных  «языков» было
Доставлено  командованию!  Но главное, за всё время службы ни единой царапины, а  тут…               
     Зима 1942 года. Вернувшись с очередного задания, сержант присел  отдохнуть  тут  же  рядом,  возле  полкового  КП. Тогда-то  и  начался  этот  ураганный  миномётный  обстрел – изо  всех  сил  сопротивлялась  армия  Паулиса,  пытаясь  вырваться  из  знаменитого «Сталинградского  котла».  Мина  разорвалась  совсем  рядом…
     В рубашке  родился, - говорили  санитары,  когда  сразу  нашли  донора  с  нужной  группой  крови. Но  с  этого  самого  дня  началась  совсем 
другая  жизнь – жизнь на госпитальной  койке…
    Заключение врачей было  категоричным:  «необходима  ампутация  левой  ноги – не               
исключена гангрена…» Таким  же  категоричным  был  ответ: «Нет!»               
    Консилиум следовал за  консилиумом.  Доктора  удивлялись: «Серьёзное ранение лёгкого,  пробита  черепная  кость,  тело,  в  конце  концов,  как  решето.  Радоваться  надо,  что  жив,  а  ты…» 
    Десятки  раз  снимали  и   вновь  накладывали  гипс  в  последнем  пензенском  госпитале.  Давно успели  затянуться  остальные  раны,  но  кость,  раздробленная  в  кашу  чуть  ниже  коленной  чашечки,  никак  не  хотела  срастаться  правильно.
    Прохор Петрович  не  помнит,  кто  первым  посоветовал  отправиться  в  далёкую  Тюмень. Надо ли говорить чего ему это стоило -  фактически пересечь  всю  страну…
   Но помогли  целебные  грязи.  Пусть  с трудом, на костылях, но главное – сам, без  посторонней  помощи  вернулся  гвардии  сержант  домой.
    Из  нынешних  школьников,   к  сожалению,  мало  кто  знает,  что  представляли  собою               
города  в  те страшные для нашего народа годы: «Всё - для  фронта,  всё  для  Победы!»  этот  призыв  обязывал  ко  многому.    
   Прохор  не  мог  сидеть  на  иждивении у матери: в доме ещё  было пятеро  детей.               
  Пошёл  работать  табельщиком  на текстильную                фабрику. Не по  душе пришлась ему такая спокойная работа.
    К  тому  времени  изнурительными,  упорными, изматывающими до предела,  тренировками  он  смог  избавиться  от  костылей  и  у  него  появилась  новая  мечта – выучиться  на  шофёра.
…У заветных дверей с табличкой  «ВТЭК» нервно,  и  от  этого  прихрамывая  сильнее, чем обычно, быстро  ходит взад и  вперёд молодой человек в военной шинели.  Вот и  его  очередь…
- Что?! Водить машину?!- Голос председателя комиссии  больше  напоминал  громовые  раскаты. – Голубчик!  Да  вы  на  себя  посмотрите!  У  вас,  Лутцев,  извините, нога болтается, а вы – за  руль.  Нет  и  ещё  раз  нет.
   День за днём обивал Прохор Дмитриевич пороги клиники. Убедил – разрешили!               
   Через  несколько  дней  после  этого радостного события,  разведчик получил старенькую «полуторку».  Вскоре  к  фронтовым  наградам                прибавились    благодарности фабричной  руководства.
   Время  от  времени  старые  раны  надолго укладывали  его  в  постель,  но,  едва почувствовав,  что  может  ходить,  вновь  садился за баранку. Так  продолжалось до 1969  года.               
 -  Скользкая  после  осеннего дождя дорога  требовала  максимум  осторожности.  Рейс  шёл,  как  обычно,  но  вдруг… 
  Словно  раскалёнными  тисками  сжало  всё  тело. «Вот  где  она  та  контузия…»  только  успело  промелькнуть  в  голове. 
   С трудом остановив машину  у обочины, он изо всех  сил  старался  привлечь  внимание  прохожих…
   Очнувшись  в  больничной  палате,  подумал:  «работать  больше  нельзя».
   Но и  тогда  он  думал  не  о  себе,  а  о  прохожих,  которые  могли  бы  пострадать…
   Давно отгремела Великая  Отечественная  война.  С  каждым  годом  всё  меньше  выходит                ветеранов  в  День  Победы  на  улицы  наших  городов  и  селений,  чтобы  почтить память  погибших  товарищей. 
  Ну а те,  кто ещё среди  нас – всегда  будут  служить  примером  твёрдости  духа.

       Б О Й    З А   В Ы С О Т К У

    Репродуктор сообщал  с войны утешительные  новости, что  враг отступал,  но  отступал,  жестоко  огрызаясь,  оставляя  за  собой  разорённые  города  и  селения.
   В дом Котляровых пришла уже  вторая  повестка.  Первым  ушёл  на  фронт  брат  Василий, а теперь и  ему, Федору,  пришла пора               
одеть солдатскую шинель  и пойти защищать  родное  Отечество.  Быстро  собрал  вещмешок,  боясь  слёз  и  горя  на  лицах родных, быстро попрощался и ушёл  в февральский рассвет. Утренняя  рабочая  смена  торопливо  шла  по  тихим  и  угрюмым  улицам  родного  города  военных лет.  Вернётся  ли  он  сюда  когда-               
нибудь? Войдёт  ли  он  снова  в  свой  фабричный  цех,  где  он  уже  проработал  почти  год  слесарем                наладчиком,  увидит  ли родных? Федор гнал от себя эти  мысли, но они  всё  возвращались и возвращались, и не думать  об  этом  было  просто  невозможно.
     Пролетели  дни  и  месяцы  на  курсах  молодого  бойца,  а  потом  в  пулемётном  училище.
   Наконец-то  младший  лейтенант Федор Котляров  направляется  в  258-й Хабаровский полк 140- стрелковой  дивизии.  Вот и передовая.  Полк  стоял  под  городом  Львовом  в  обороне,  куда  молодой  боец  прибыл  с  пополнением.
    В те дни по радио передавали, что  шли  бои  за  крупнейший  культурный  центр  Украины,  отличались  исключительной  ожесточённостью.  Бесконечными  контратаками  фашистские  войска  пытались  остановить  продолжение  наших частей.  Но  Советская   Армия  шла  вперёд,  окружая  группировку  противника.  В
этих  боях  участвовал  и  пулемётный  взвод  командира  Федора  Котлярова.               
   …Над Львовым  шли проливные  дожди.  По разбитым, вязким дорогам всю  ночь  шёл полк,               
пока  наутро  не  перешёл  границу   Польши               
и  не  занял  оборону  у  польского  села Умещь. Скучное  это  дело стоять в обороне, но  только  в  такие  минуты  передышки  приходят  мысли  о  доме. «Как  они  там?»- думал  он.
    Шёл  март 1945 года. В  воздухе пахло  ранней  весной,  и  совсем  уже  близок  день  Победы,  но  впереди  ещё  три  военных  месяца,  пропитанных  огнём  и  дымом,  смертью и лишениями. Ещё  были  впереди  высоты,  за  взятие  которых  нужно  платить  жизнями  своих  однополчан.  И  взятие одной из таких высот предстояло    взводу  Федора  Котлярова  в  один  из  мартовских  дней  у  дороги  Мораво-Острава.
   - Захватить эту стратегическую линию было  делом  не  простым – вспоминал  Федор  Игнатьевич – ведь  по  всей  этой  горной  дороге  день  и  ночь  шло  подкрепление  врагу.  Охранялась  она усиленными  частями.  Вряд  ли   немцы  отдали  бы  её.               
    За  дорогой  в  небольшом  селении  засели  вражеские  миномётчики  и  поливали  дорогу шквальным огнём, а в соседнем  лесу  укрылись  снайперы-кукушки  и  методично  выбивали из наших рядов солдат, ведь они  на верху, а мы-               
внизу  у  подножия  горы,  так  что   взвод  просматривался  и простреливался  насквозь.  Что  было  делать?  Я  терял  людей,  а  дорогу  захватить  не  удавалось…
   Да, трудно пришлось в том бою обескровленному отряду пулемётчиков.  Была  минута, когда казалось, что взвод не выдержит, сил почти не оставалось.  Но  и  враг  обессилил,  остановился, попятился. И  тут командир уловил, что одновременно  замолчали  два  его  пулемёта.   
   Насторожились  и  фашисты,  мгновенно  оценили положение и предприняли новую атаку. Тогда  к  пулемёту  бросился  сам  командир:
   «Прости, браток!»- прошептал  он  почерневшими  губами,  обращаясь  к  погибшему  солдату, разжимая ещё тёплые пальцы на рукояти «максима» и  приник  к  пулемёту рядом с погибшим товарищем.               
   На врага обрушился свинцовый вихрь. Федор спешил– фашист был совсем близко, но и суетиться было нельзя: кончалась лента. Не замечал, как  вслух  уговаривал себя: «Спокойно, бей  точнее».  Оставшиеся  в  живых  сопротивлялись,  и  спины  в  зелёных  мундирах  всё  ниже  пригибались  к  земле, чтобы уже  никогда  не  подняться.
   Вдруг рядом разорвалась мина. Котлярова и двух солдат отбросило в воронку от снаряда. Но  оглушенный Федор  всё  же  успел услышать,
как  над  дорогой  у  самой  высотки раздалось родное,  русское:  «Ура!»  но как  обрушила               
воздушная  волна  на  них  огромный  слой  земли,  заглушив  все  звуки  и  заслонив  свет,  он  уже  не  помнит…
-может быть, эта воронка так и стала  бы нашей могилой, если б не торчащий  из  земли солдатский сапог, который и спас  их. 
   Товарищи  откопали  контуженных  и
оглушённых однополчан,  отправили  их  госпиталь.  Прошло  немногим  более  месяца,                и  лейтенант  Котляров  добивал остатки               
фашистских  банд в Праге. А над Москвой уже прозвучал салют Победы.  Но и  на  этом  не  кончилась  война  для Котлярова.
   Потом  была Западная Украина,  где пришлось восстанавливать советскую власть, создавать колхозы. Здесь ещё долго шли бои и не менее  ожесточённые,  чем на фронте. Стреляли в лицо, из-за угла, жгли дома,  сено,  молодчики  с  обрезами  или  с  теми  же  немецкими  автоматами. 
   Только  летом  1946  года  вернулся  Федор  Котляров  домой…      

               О Т   С М О Л Е Н С К А               

               Д О   Б Е Р Л И Н А

    Глаза  Шалара Сейтликова становятся  задумчивыми  и  сосредоточенными и  чуточку  грустными.  Немного  помолчав,  он  начал  свой  неторопливый  рассказ.               
    Вьюжное декабрьское утро 1943 года. Уставший, обескровленный в  боях  за  Смоленск  875-й  стрелковый  полк  ждал   подкрепления.               
    Среди  безусых, необстрелянных  ребят,  прибывших сюда  накануне,  был  и восемнадцатилетний  черноглазый  парнишка. Боевого  крещения  долго ждать не  пришлось.  Не  растерялся  он и  в  рукопашной схватке с рослым фашистом,  успел нажать на курок. Счёт открыт!  Пригодилось  курсантское  обучение  в  снайперской  школе.
   Ещё в детстве,  когда смотрел  фильм  о  Чапаеве,  завидовал лихим  пулемётчикам и  мечтал  в  армии  стать  только  им. Между  боями  в  коротких  передышках  Шалар,  любовался  им,  не  отходил  от  «максима»,  внимательно  рассматривал. «А  вдруг  что-нибудь  забыл»- шевелилось   в  голове.
   Но сомнения  были  напрасными.  Вскоре  гвардии  рядового  назначили вторым номером                к  станковому  пулемёту.
   Восточная  Пруссия.  19  гвардейская  дивизия  окопалась  в  окопах, и  ждёт  своего  часа.               
   Тёплое  августовское  утро.  Тишина.  Но  какая-то  необычная,  напряжённая. Такая бывает только перед тяжёлым боем. И в  самом  деле,  в               
самую эту гнетущую тишину ворвался вой и гром  вражеской  бомбы.  А  за  ней  ещё  и  ещё… 
   И снова зловещая тишина, но  не  надолго. Было видно, как  вражеские  серые  ряды  всё  ближе  и  ближе  приближались к  нашим  окопам.  Уже  были  слышны  гортанные  командные  выкрики…
  - Огонь! - раздалась наша  команда. И застрочил  «максим».  Смешался  парадный  строй врага, но немцы всё шли и шли. 
   Шалар  едва  поспевал  подавать  пулемётную  ленту.  Но  вдруг  «максим»  замолчал.  Сквозь  дым  и  пыль  Шалар  увидел,  что  его  командир убит. Прошло всего  мгновение,  а  сзади  уже  кричат: «почему  молчит  пулемёт » Шалар?                занимает  место  погибшего.  Пулемёт  вновь  ожил.  Но  вражеская  пуля  угодила и в него: попала в щёку,  а  вышла  возле  уха.  Шалар  ещё  крепче  сжимает  замок  пулемёта.  Не  молчит  «максим»! После  госпиталя  опять  в  бой.
     На  подступах  к  фашистскому  логову  нужно  было  занять  очень  важную  стратегическую  позицию – мост через  реку. Ответственным за               
это  задание  был   назначен сержант Сейтликов.   
   Окопавшись в придорожной  насыпи,  бойцы  стали  ждать.
   Весна была в самом разгаре. Всё зеленело  и               
 цвело. Даже пороховой дым и пожарищ  не  могли  заглушить  ароматы  цветущей земли. Только воронки от бомб  чернели кляксами на зелёном  поле  весны.
   Вот  показались  вдали  вражеские  бронетранспортеры. Они шли на большом  расстоянии друг от друга, и атаковывать сразу  их  было  невозможно.   
  Было решено подпустить их, как можно, ближе. Ничего  не  подозревая,  первый               
Бронетранспортер  вошёл  на  мост,  а  за ним,  ослабив  бдительность,  пошли  и  другие. И  вот,  когда  машины  сравнились  с  нашей  засадой,  в  машины  полетели  связки  гранат. Вражеский  марш  был остановлен.   Несколько  солдат  сдались  в  плен,  но  вдали  появилась  фашистская  пехота. В короткой  рукопашной схватке  было  захвачено  36  пленных…
     Пройдя  всю  Белоруссию,  Польшу,  Пруссию со своим «максимом», Шалар  участвовал               
в  штурме  вражеского  логова – Берлина.
     Больше  всего  Шалар  Сейтликович  любит  весну,  каждый  раз  она  ему  напоминает о той  военной  весне,  когда  он  с товарищами сражался за своё  Отечество.

        Ф Р О Н Т О В А Я   С Е С Т Р А               

    Жила-была девочка. И как  у  всех  девочек  мира была любимая игра в «дочки-матери».  Воспитывая  своих  тряпичных  кукол,                она приговаривала: «Не  будешь  слушаться, сделаю  тебе  укол».
     Пролетело  детство,  отзвенело,  как  весенний  дождик,  и  девочке,  окончившей  семилетку,  пришла  пора  выбирать  себе  профессию.  Долго  не  раздумывая,  она поступила  в  фельдшерско-акушерскую  школу в родной Туле.
    В  1939 году  получила  направление  на  завод медсестрой. Была у девушки мечта пойти  учиться  дальше  и  стать  потом настоящим  доктором.  Но  грянула  война,  и  все  планы  рухнули  в  одночасье.               
    Сначала  девушка  работала  медсестрой в  хирургическом  отделении  больницы  в  городе  Балхаше,  куда была  эвакуирована  семья Епишевых. Было трудно, но  всё  же  не передавая, где так нужны  её опытные  руки, где  риск  на каждом шагу, а здесь  рисковать не приходилось. Другое  дело  на  фронте.  И  Вера  настойчиво  просилась  на  передовую.
   Наконец-то военный  эшелон  везёт её к  фронту.                У  станции  Зверево  поезд  попал  под бомбёжку. Вера впервые  увидела  убитых,  перевязывая первых в своей жизни раненых. Руки плохо               
слушались от напряжения, и  что греха таить,  от  страха.  Она  гнала его от себя, приговаривая: «Это тебе не в куклы  играть,  маменькина  дочка!» Потом  было  много  бомбёжек  в  пути.  Юная  медсестра  постепенно  научилась  не  терять  самообладания  при  виде  ран  и  крови,  смешанной  с  землёй.
    Эшелон  подошёл  городу  Ростов  на  Дону,  но  госпиталь  не  успел  развернуться,  как  пришлось  вновь, собрав   раненых,               
эвакуироваться,  так  как  город  опять перешёл  в  руки  врага.  Немногим  тогда  удалось  спастись.  Загудели  земля  и  неба под  жестокой  бомбардировкой.  Девушку отбросило  взрывной  волной  в  реку Дон. Очнулась Вера далеко  от  города  на  пустынном  берегу,  куда  вынесла  её  река  вместе  с  трухлявым  брёвном, за  которое она  успела  ухватиться.  Там  и  подобрала девушку  группа  поиска,  которая  потом               
переправила  её  на  левый  берег Дона. Вскоре Вера вновь  оказалась  в  тылу  в  городе Тбилиси, но не надолго. Там был сформирован запасной полк, который  вскоре  влился  в  61-ю  краснознамённую  горнострелковую  дивизию.  Так Вера Епишева оказалась на  передовой  Северо-кавказкого  фронта.  Далее  её  путь  прошёл  до  самого  Берлина  через  всю Белоруссию,  Украину, Чехословакию, вначале с пехотой, потом с артилеррией…               
   Если  сосчитать,  сколько  её  хрупкие  девичьи  плечи  вынесли  раненных  с  поля  боя,  то,  наверное,  хватило  бы на  целую  дивизию.
     А между боями была  простая,  грубая               
работа -  оборудовать  бани, стирать  бельё,  мыть посуду – совсем  не  похожий  на  подвиг  труд. Женщины  войны  были  на  всё  способны,  наравне  с  мужчинами  сносить  все  тяготы  полевой  жизни.
   Поздняя осень 1943года. Смерть  уносила  бойцов,  и  не  миловала  юных  санитарок.       Санинструкторов  становилось  всё  меньше               
 и  меньше.  В  тот  день  Верочка  вынесла  с  поля  боя   вынесено  более  ста  раненных,  за  что  была  награждена  орденом  Красной  Звезды,  который  в  другом  бою  спас  девушке  жизнь.
     Было это под  городом  Николаево. На  утренней заре началось наступление. За  день наши войска несколько раз наступали  и  откатывались  назад,  и  каждый  раз  девушки едва успевали выносить раненных с поля  боя.
   Санитарная  рота  катастрофически  редела.  Вот уже и день близился к концу,  а  бой  всё  не  кончался.
   Враг  жестоко  сопротивлялся.  Уже  в  сумерках  вздымалась  земля  от  взрывов  и  каждый раз уже звали на помощь раненные  бойцы.  Хотя  ноги               
уже  плохо  слушались,  а в глазах плыли круги, девушки с последних  сил  спешили  на  помощь.  В  какой-то  момент  при  взрыве  бомбы  её  что-то  толкнуло  в левую  сторону груди,  но она устояла               
на ногах.   
  Времени осознать  случившееся, не было, а  когда  закончился бой, девушка упала от усталости и
уснула, вовсе  забыв  о  том,  что  случилось.  На                следующий  день  в короткой  передышке  девушки  выстроились  у  походной  кухни,  как  никак,  целые  сутки  санитарки  перебивались  только  сухарями.
     Пожилой полковой повар лихо орудовал черпаком и шутил:  «девчатам  в  первую  очередь, и -  погуще, чтобы нашего брата побыстрее выносили из-под обстрела.»
    Но, Когда  он  взглянул  на  Верочку,  то  его  улыбка  медленно  погасла  на  его обветренном и добродушном  лице. Он нагнулся над девушкой и  потрогал  орден:  «Да  ты,  девочка, В  рубашке  родилась!»  Девушка  глянула  на  свою  грудь  и  только  ойкнула.  Так  она  обнаружила,  что  орден  спас  ей  жизнь…