Палитра октября

         

* * *
Сквозь колоннаду гордых сосен
в прохладой высветленный грот
княгиней древнерусской осень,
как пава гордая,плывет.

Глаза ее строги и дивны,
и золотом расшит убор.
Парчой обитые гардины
раздвинул перед нею бор.

Рукоположена на царство –
о, как торжественно велик
светящийся в лесном пространстве
октябрьский иконный Лик!

Ее не трогает мирское,
она превыше суеты.
Какою магией покоя
исполнены ее черты!

Махнет – и птицей обернется
и устремится в небеса.
И по ее веленью солнце
пронзит, как глубь озер, леса…


И СНОВА Я ВОЗЬМУСЬ ЗА КИСТЬ

Какая тишь стоит окрест!
Мне  счастье выпало сегодня
живописать осенний лес,
входя в него, как в храм Господний.

Раскрыть палитру и смешать,
пылающие охрой краски,
пока осенняя душа
по лесу бродит без опаски.

Слегка дотронется плеча
и взглянет кротко, без укора…
Душа осенняя, свеча
твоя, увы, погаснет скоро.

Пока же теплится она
в кленовом отроке устало,
размоет краски тишина
в моей палитре желто-алой.

И снова я возьмусь за кисть:
листвяного прикосновенья
продлится маленькая жизнь
в строке как миг, как вдохновенье!


* * *

Стихало. Город плыл вечерний,
от пут дневных освободясь,
а в  золотой небесной черни
блистало таинство дождя.
Его размытый лик светился
в  разлитых бликах октября.
Он в отзвуке дождинок длился,
кленовым янтарем горя...

Мы шли по городу. Соседство
небес, заката, куполов
впадало в нас наплывом детства
и запахом осенних слов...
Ты знаешь: пряный лист до дрожи
озябший силуэт души
московских переулков множит
и в слове чудеса вершит,
когда, как в сказке, оживает
звучанье старых мостовых,
и дребезжанием трамвая
пропитывает плоть листвы...
Ты в ней — почувствуй глубью сердца  — 
(сквозь зыбкость пелены дождя)
глядят глаза — мои — из детства
в мгновенье нынешнего дня...


ОГРАДА

День осенний. Лист безмолвно-белый...
Тихо в мире и  снежИт с утра...
Улица совсем закоченела,
превратившись в льдышку серебра.

Лишь ограда в устье переулка
на скрещенье призрачных эпох
вторит городу, чугунной вязью гулкой
отчеканив века шаг, и речь, и вздох.

Ей, зажатой между двух столетий,
между сквериком и храмом, где Арбат
по-отечески ее рукой приветил,
чужд размах и блеск иных оград.

В ней  незримо притаилась вечность
переулков старых, и слова
здесь свою живую человечность,
обретают, как немерзлая  листва.

Я кленовый лист возьму  на память -
отогрею сердцем... на гранит
у ограды положу... Его устами
вдруг она  со мной заговорит?


ЗАПЕЧАТЛЕТЬ ЗАМОСКВОРЕЧЬЕ

Порою кажется, что мир,
как на полотнах, первозданен,
когда небесностью эфир
сочится в  душу старых зданий.
Когда в  плывущих куполах
над благостью Замоскворечья,
лучи вечернего тепла
сверкают акающей речью
и сохраняют, как завет,
ее основ первопрестольность
и  осени неяркий свет
и вздох свечи, и колокольность...
Но тонет век в толпе людской,
в ларьках торговых и рекламе...
И крикнуть некогда: постой,
чтоб октября живое пламя
в слезе... сквозь отсветы  листвы
на лике милой Третьяковки
заметить,  замереть ... Москвы
увидев алый контур тонкий....

О, только б в сутолоке дней
и ритмов сумасшедшей жизни
вписать в дневник души своей 
осенний лес с холстов Куинджи...
Вписать, чтоб сбыться!  На века
своей московской плавной речью
(как кисти требует рука)
запечатлеть Замоскворечье!