Сказка
Ехать там не так уж и долго, особенно, если на хорошей машине. Топили где-то под сто пятьдесят километров в час, так что, дорога до поворота на Чуркан пролетела незаметно.
Там слева от дороги будка такая бревенчатая жёлтого цвета, от неё идёт лесная дорога по пескам ещё километров двенадцать. Вроде, не так уж и далеко, но пески, знаете ли… Не всякая машина проедет. Мы на «Логане» ехали, он прошёл, и довольно таки неплохо прошёл, надо сказать.
По пути на соснах попадаются отметки, - кто полторашку пустую привяжет, кто тряпку намотает, кто просто сортирку. Смотрю, среди деревьев вода блестит.
- Приехали уже? – спрашиваю.
- Нет. - водитель отвечает, - Это Щучье, ещё немного осталось.
Ну, нет так нет, что мне, куда торопиться-то. Едем, переваливаясь с боку на бок, я кручу головой по сторонам. Вроде, бор как бор, одни сосны, да изредка берёзы попадаются, ан нет. Чувствуется, где-то рядом военные стоят, - то дзот сбоку от дороги попадётся, то остатки масксети.
Наконец-то доезжаем. Едем вдоль воды, я смотрю и не понимаю, куда меня привезли, - вся поверхность воды покрыта какой-то белёсой плёнкой. И вот в ЭТОМ они собираются купаться? Пипец, в общем.
Ладно, останавливаем машину на поляне, выгружаемся. Повышвыривали багаж наружу, и я решил сходить посмотреть поближе на это безобразие.
Бог ты мой! То, что я принял за белёсую плёнку, оказалось идеально чистым песчаным дном, просматривающимся сквозь кристально прозрачную воду! Красота-то какая!
Оглядываю озеро, и насмотреться не могу, так оно прекрасно. Почти круглое, по берегам растут берёзки и сосны, вода чистая-чистая, просто хрустальная!
Спускаюсь к воде, снимаю обувь с носками, захожу в воду, закатав штаны, а она неожиданно тёплая. Я думал, будет прохладная, а она очень тёплая как парное молоко. Чудо, а не озеро!
Выбираюсь на берег, помочь-то надо своим спутникам.
Пока разобрались с палатками и мангалом, уже полдень настал, солнце вскарабкалось в зенит, стало припекать несмотря на тень от сосен.
Ну, лагерь разбили в конце-концов, пора приступать к культурной программе.
Разлили водочки за приезд, поставили варить суп на костре, выпили, закусили. Боже ж мой, какое блаженство. Ну, что ещё нужно для счастья, а? Свежий ветерок, тёплая погода, чистое озеро. Рай на Земле есть, я это понял в тот день.
Ну, расписывать, как мы купались, пили, закусывали, стреляли из пневмомакара по мишеням, думаю, не стоит, всё это довольно банально.
За всеми этими развлечениями плавно подкрался вечер. Смолкли голоса птиц, только ветер шумит в ветвях, да мы тихо переговариваемся, сидя за костром. Периодически ворошим веточкой угли, и в небо взмывает ворох ярких огоньков. Магия, самая настоящая.
Становится прохладно, и все потихоньку расходятся по палаткам, я остаюсь один, мне никуда заползать не хочется. Сижу, смотрю в догорающий костёр, думаю о чём-то. Наконец, тоже слегка подмёрз, и решил окунуться ещё разок перед сном.
Шагаю к озеру, а на него спустился туман. Ну, правильно, после жаркого дня наступила ночная прохлада, в этом случае туман – вполне естественное явление. В сумерках видно не очень хорошо, пробираюсь почти наощупь. Вода плещется рядом, не заблудишься. Вот только мимо того удобного спуска к воде, которым пользовались весь день, как-то промахнулся. Через пару десятков шагов нахожу другой спуск, иду к нему. И, вроде, аккуратно шёл, да вот за что-то запнулся. Растянулся во весь рост, колено ушиб, лежу, матюгаюсь вполголоса.
Вдруг слышу, как-будто птица с неба кричит, голос какой-то звонкий, незнакомый, я такую птицу и не слышал никогда. Замолкаю, чтобы не спугнуть. И совсем рядом хлопают большие, судя по звуку, крылья. Я вжимаюсь в землю, одни глаза торчат.
Смотрю, из зарослей к воде выходит девушка.
«Спугнёшь птицу!» - думаю, и тут замечаю, что она совсем голая. Ну, нудисты бывают на свете, это я в курсе, в двадцать первом веке живём, это не в диковинку.
Тут луна вышла, осветила её всю… Бог ты мой, до чего же хороша! Идеальная точёная фигурка, а лицо… Вот, честно говорю, я упёртый холостяк, зачерствел весь, сердце как камень, но в этот момент оно у меня забилось так сильно, что я прямо явственно ощутил, как оно колотит изнутри в рёбра.
Божественная краса, честное слово! Раньше думал, что это просто такое словосочетание, а вот сейчас по-другому и не скажешь ведь! Под лунным светом её кожа как-будто сияла сама. И вот, она медленно входит в воду практически без звука, и плывёт.
Думаю, по-любому, с мужиком сюда приехала, это без вариантов. И сердце из-за этого так заныло, такая тоска накатила, что хоть плачь.
Крадусь туда, откуда она вышла, хочу поближе посмотреть на неё. Вижу, на земле лежат её вещи. Нет, я не фетишист, трусики и прочее тряпьё не ворую, но тут вижу что-то необычное. Приседаю, присматриваюсь, ничего не понимаю. Что за ерунда? У нас, вроде, не Рио-Де-Жанейро, карнавалов не проводят. На земле лежат перья. Обычные птичьи перья, правда, похоже, вымоченные в фосфоре, ибо слегка так светятся золотистым отливом. Беру их в руки, чтобы поближе рассмотреть, тут слышу совсем рядом тяжёлый такой вздох.
Поднимаю глаза, - она стоит рядом со мной, смотрит так непонятно, то ли жалеет меня, то ли укоряет.
- Опять… - говорит. А голос-то какой!!! Мать моя женщина, я такого не слыхал никогда! Нежный, бархатный, мягкий, ласковый, чарующий! О, Господи! За что мне это!
Вскакиваю, рефлекторно в порыве чувств прижимаю её вещи к своему сердцу, смотрю на неё, и глаз отвести не могу. Какие там Волочковы, какие там Оксаны Фёдоровы, бледная немочь они все пред этой красой. Стою, смотрю на неё, сердце колотится, в горле ком, ни звука не могу издать…
- Отдай, - говорит, - мою шкурку, витязь.
Ни фига себе, думаю, оборот. Самому и смешно стало, и в то же время тоскливо от того, что сейчас уйдёт она прочь.
Устало вздыхает, продолжает, - Ну, как там у вас сейчас говорят, я точно не знаю. Молодой человек, отдайте, пожалуйста, мои вещи. Так лучше?
А я всё ещё отойти не могу, дара речи лишился, ни слова не могу вымолвить, только головой мотаю. А сам думаю, ну, сейчас позовёт она своего папика или с кем там она, и отвесят мне по самое не хочу, чтобы к чужим женщинам не приставал.
А она тут молча достаёт из волос гребешок, и говорит:
- Возьми это, пригодится, когда за мной придёшь, а пока отдай мою шкурку.
Как сомнабула протягиваю ей перья, и она каким-то неуловимым движением моментально накидывает их на себя, превращаясь в птицу! Только голова и грудь остаются женскими!
«Ну, дела!» – думаю. Вроде и не пил так уж слишком, а вот, поди ж ты, белку словил. Как стоял, так и сел на задницу тут же.
Вспорхнула она на нижную ветку берёзы, смотрит на меня и говорит:
- Давно никто меня не видел так близко, как ты. Я – Алконост, райская птица.
А меня смех разбирает. Ёлки-палки, в сказку попал.
Она смотрит на меня с ветки, улыбается, а глаза грустные-грустные.
- Жаль мне тебя, - говорит, - никто из тех, кто встречал меня за последние века, так до меня и не дошёл. И ты не дойдёшь. Но на всякий случай запомни, - никогда не теряй мой гребешок. Если случится тебе найти меня опять, по нему я узнаю тебя, и тогда мы будем вместе навсегда, а пока я спою тебе на прощанье.
И она запела! Никаких слов не хватит, чтобы описать это пение, ни одна из самых великих певиц, оперных ли, эстрадных ли, с ней не сравнится! Прямо душу наизнанку выворачивает, слёзы сами катятся из глаз, так это прекрасно! И поёт она про то, что тот, кто захочет её найти, должен три пары железных башмаков сносить, три просвиры железных источить, пешком пройти до Восточного края Земли, там огненную стену преодолеть, и только тогда он найдёт своё истинное Счастье.
Не знаю, как описать эти ощущения. Звучит всё это глупо для нас, ну, и мне тоже смешно было. И вот, с одной стороны, мне смешно от этих слов, а с другой стороны, и больно и тяжело и легко и светло от её пения, как будто самая сильная любовь в сердце поселилась…
Но закончила она свою песнь, посмотрела на меня с жалостью, и мою грудь будто сжало в тисках.
- Желаю тебе не встретить на пути мою сестру, птицу Сирин. – сказала она напоследок. – Прощай!
Взмахнула крыльями, и легко снявшись с ветки, взмыла ввысь, мелькнув искоркой и почти сразу потерялась в черноте звёздного неба.
А у меня разом будто сердце из груди выдрали. Стою, как обухом по голове ударенный, дышу тяжело, за грудь хватаюсь, и вою от тоски. Силы в ногах вдруг резко кончились, обхватил берёзу, прижал к себе, и зубами впился в кору до боли.
Обнимаю берёзу, скулю и вою, ногтями деру древесину до крови.
Ну, зачем, зачем я попёрся к воде на ночь глядя! Не жить мне теперь без неё, это точно. Никогда бы не подумал, что такое может случиться, а вот случилось. Расскажи кому, назовут наркоманом, алкашом, сумасшедшим…
Опустился наземь, сижу, пытаюсь собраться с мыслями. Слёзы катятся из глаз, не видно ничего.
Прошло какое-то время, отпустило, вроде, немного. Встаю, шатаясь. Думаю, надо идти к нашему лагерю, и понимаю, что не хочу туда, не могу. А что делать, не знаю. Стою на месте, размышляю, а не почудилось ли мне всё это спьяну? Нет, гребешок её, вот он, в кармане.
Достаю гребешок, прижимаю к груди, снова тоска холодным обручем сдавила грудь, выдавливая слёзы. Наплевав на всё, иду, куда глаза глядят, а куда они глядят, непонятно, - темень сплошная.
Натыкаюсь на ветки, спотыкаюсь о коренья разные, того и гляди, сейчас напорюсь на какую-нибудь воинскую часть, а там же ракетчики, вроде. Небось, и заминировано кое-где. А тогда мне всё равно было, иду себе и иду, только гребешок к себе прижимаю, как больной.
Наверное, долго шёл. Вдруг, слышу откуда-то рядом:
- Стой, болезный. Остановись.
Останавливаюсь, пытаюсь осмотреться.
- Здесь я. – слышу голос сверху.
Поднимаю голову, - о, господи, я сегодня точно свихнусь, - ещё одна птица с женской головой. Только эта вся чёрная как смоль. «Сирин» - думаю.
- Угадал. – невесело усмехается она. – За сестрой моей отправился?
Киваю головой, выговорить ни слова не могу, - слёзы душат.
- А чего ж без железных башмаков, да просвир пошёл? – и смеётся.
Собираюсь с силами, сглатываю комок и говорю, - Да где ж их взять-то?
- А ты сердца слушай. Надежды не теряй, и оно тебя выведет к кузнецу, который тебе и башмаки скуёт и просвиры изготовит.
Киваю головой как свихнувшийся, того и гляди, оторвётся, и гребешок возле сердца держу.
- Пожалела я тебя, дурака. Сгинешь ведь, как все прочие до тебя. Дай, гребешок погляжу, точно её или нет. – и тянет лапу.
Тут у меня всё захолодело внутри. Обхватил гребешок плотно, притиснул к себе.
- Пошла прочь! – ору, - Убирайся отсюда! Не дам!!!
А она вдруг слетает на меня с ветки, расправив чёрные крылья, и глаза горят яркими углями.
- Отдай гребешок! Отдай! – кричит и бросается на меня.
- Не отдам, уйди! Не отдам! – кричу в голос, отбиваясь от неё, отпинываясь ногами.
- Ну и не отдавай. – неожиданно смирно говорит мне она. – Оставь себе, только дыши.
Что за фигня? Я и так дышу, да и неплохо, кажется, дышу. Вдруг закашливаюсь, поперхнувшись водой, падаю, сворачиваюсь в три погибели и отхаркиваю, отхаркиваю воду. Льётся вода из горла сплошным потоком, хриплю, снова захлёбываюсь, но, вроде, наконец, лёгкие прочищаются.
- Ты куда на ночь глядя пьяный в воду полез? – спрашивает Лидка. – Совсем сдурел? Жить надоело?
Кручу головой как очумелый, не могу понять, что произошло. Где Сирин? Канула, будто и не было. Вокруг меня палатки, друзья стоят, глядя на меня испуганными глазами.
Постепенно до меня доходит, что я пьяный полез в воду, стал тонуть, а всё это мне привиделось , когда я бился в агонии. Дышу, грудь ходит ходуном, сердце бешенно колотится непонятно, то ли от того, что выжил, то ли от того, что пережил. Вспоминаю мою Алку, и снова тоска накатывает, что лучше бы они меня и не спасали.
Лихорадочно шарюсь по карманам в надежде найти гребешок, но его, конечно же, нет, - привиделся.
- Налейте ему стопку, чтобы в себя пришёл. – говорит Олег.
Мне протягивают стопарь и я его выпиваю одним глотком.
Чувствую дикий озноб и меня начинает колотить. На меня набрасывают сто двадцать пять курток и свитеров, вообще закопав в них. Тащат в палатку, мол, надо согреться и проспаться.
- Сейчас, - говорю, - мне на минуту! – и бегом к воде.
- Стой! – орут мне друзья, а я отвечаю, что всё нормально, не переживайте, мол, сейчас приду.
Подбегаю к воде, шарю в траве, в песке, в зарослях, и нахожу золотистое пёрышко!
- Есть! – ору как сумасшедший. – Есть! Ребята, есть оно!!!
На меня смотрят как на дурака, - человек перо нашёл и радуется, ну точно, дурак. А мне всё равно, ведь это ЕЁ перо!!!
Гребешок я утром нашёл, когда рассвело. С тех пор я его храню как зеницу ока, всегда ношу с собой. Осталось найти кузнеца, чтобы сковал мне железные башмаки и просвиры.
И пусть те, которые встречали её до меня, сгинули, мне плевать. Потому, что гребешок – вот он! И значит, я дойду, я смогу, я найду ЕЁ!
Смысловое продолжение - стихотворение "За птицей счастья".
Свидетельство о публикации №111102407304