ЗападнЯ

Из моей новой, одноимённой книги «Западня».
миниатюра была представлена на номинацию "Писатель года"
Трагедия

С потолка по невидимой паутине спускался паучок. Он уже почти коснулся подушки, на которой лежала Мария Кузьминична, как вдруг, заметив движение её слабой руки, быстро пополз вверх.
     - Тоже животина… - грустно подумала старушка и тихо вздохнула.
Вот  уже несколько дней не вставала она с постели, с той самой поры, как её пса прямо во дворе растерзала свора одичавших собак. Пёс Дружок без малого двадцать лет жил у Марии Кузьминичны, которая давно, словно тень, высохла от недоедания и от старости. Свой недолгий собачий век Дружок как будто растягивал, не желая оставлять в одиночестве хозяйку. Нападение было внезапным.  Ослабев от полуголодного пайка и пригревшись полуденным солнышком, Дружок сладко спал на цепи возле будки. Он даже не успел понять, что происходит, когда в него со всех сторон вонзились зубы оголодавших собак. Всего лишь за несколько минут от Дружка осталась груда окровавленных костей. Всё это безумие с ужасом наблюдала из окна, разом сомлевшая, Мария Кузьминична. Она была очень напугана, так как, собаки не спешили уходить со двора и, как будто чуяли присутствие ещё одной жертвы.   
Свора была немалой и, давно наводила страх на всю округу.  Да и то сказать, «округа» являла собой всего-то пять хуторов, в которых осталось лишь несколько стариков и старух, не пожелавших переехать в райцентр, в местную «богадельню».
     - Уж лучше в родных стенах отдать Богу душу, чем на чужбине, - рассуждали многие из них.
Заупрямилась с переездом и Мария Кузьминична. Оставшись вдовой после Великой Отечественной войны и, не познавшая радости материнства, долгие послевоенные годы чтила она память своего, геройски погибшего, мужа. Горькая вдовья судьба ничего, кроме одиночества, предложить ей не могла.   
С Василием Никаноровичем они поженились в самом начале войны, когда пришёл черёд собираться ему на фронт. Василию было лишь восемнадцать, Марии и того меньше, едва семнадцать исполнилось.
Председатель сельсовета, горестно качая седой головой, выдал им справку с печатью о заключении брака.
     - Эх, ребятки… - вздохнул, не глядя в глаза, - война, а вы жениться вздумали… Понимаю, дело молодое, совет вам да любовь, как говорится… Вот только фрица прогнать нужно с земли родимой, а там живите себе и плодитесь… Ну, идите с Богом!
И хмуро перекрестив обоих, выдворил их из сельсовета.
Счастье молодожёнов было недолгим, ибо уже на следующее утро, Мария проводила мужа на фронт…
 
Мария Кузьминична тяжко вздохнула и повернулась на бок. Положив под щёку сморщенную ладошку, она снова впала в полузабытьё воспоминаний.
Их колхоз до войны был передовым и одним из лучших в районе. За время войны, лишившись мужских рук, женщинам довелось до дна испить горькую чашу. Председатель сельсовета был уже в очень преклонных годах, но теперь, по необходимости, совмещал две должности. Руководить колхозом или тем, что осталось от большого хозяйства, так же, пришлось ему. Одна за другой приходили с фронта похоронки и, скоро уже почти все женщины надели чёрные платки. Муж Марии Кузьминичны погиб в конце войны, но это не уменьшало её горя. В память о муже остались лишь его фронтовые письма и медаль за отвагу, которой Василия Никаноровича наградили уже посмертно.
Как вдове солдата, Марии Кузьминичне назначили не Бог весть какую пенсию, но для неё и это было помощью немалой. Незаметно пролетели годы молодости. За это время сменилось немало руководителей их колхоза. Потом и сам колхоз прекратил своё существование. Теперь лишь один раз в год вспоминали в райцентре о стариках, которые ждали 9 мая ещё и потому, что в этот день по пустующим хуторам ездил газик от районной управы с продуктами. Обычно, каждому привозили мешок муки, мешок ячневой крупы, десятилитровую бутыль растительного масла, соль и спички. Этот провиант на хуторах берегли, как зеницу ока, зная, что на дополнительный привоз рассчитывать не приходится, поэтому старались сделать ещё запасы ягод и грибов. Однако и это было уже многим не под силу. С каждым годом стариков становилось всё меньше, и постепенно вся помощь райцентра тоже сошла на нет. Теперь, якобы по желанию хуторян, их крохотные пенсии перечислялись на сберкнижку, на «чёрный день». Это решение ими не оспаривалось, так как, многие из пенсионеров уже не могли, как то было ранее, сходить пешком в райцентр.

Мария Кузьминична вздрогнула от собачьего воя за окном и невольно перевела взгляд на входную дверь. Засов на двери был на месте и, это немного успокоило её. Перед глазами вновь возникла ужасающая картина смерти верного пса, которого вырастила с маленького кутёнка и перенесла на него всю свою нерастраченную любовь. Дружок со временем превратился в большого лохматого пса. Он понимал Марию Кузьминичну с полуслова и был для неё единственным родным существом. Теперь, когда Дружка не стало, она вдруг поняла, что с ним ушла какая-то часть её самой. И, как никогда прежде, вдруг осознала своё одиночество и беззащитность перед голодным зверьём, уже несколько дней оккупировавшем её двор. Крик о помощи, так же, был бесполезен на многие десятки километров. Оставалось только ждать. Чего возможно было ожидать далее, Мария Кузьминична понимала смутно, тем не менее, у неё ещё оставалась надежда на избавление от осады.

Июньский день тянулся бесконечно долго. Старушка, немного поворочавшись и, как бы раздумывая, присела на кровати. Затем подошла к низкому окошку и с опаской выглянула во двор. То, что она увидела, заставило её отпрянуть от окна. Во дворе находилось не менее двадцати собак. Некоторые из них бродили по двору, другие с рычанием глодали кости её несчастного пса. Уходить свора, явно, не собиралась.
Мария Кузьминична, зябко передёрнув плечами, прилегла на кровать, укутавшись в лоскутное одеяло. Теперь ей стало ясно, что она обречена на страшную кончину. В доме вот уже несколько недель не было запасов еды. Едва дотянув до девятого мая, старушка надеялась на дорогой подарок, дороже которого, трудно было придумать в её положении. Увы, на этот раз она тщетно надеялась на приезд районного газика с продуктами. Не приехал он и в последующие дни… Последние сухари, собственного приготовления, были съедены ещё неделю назад, воды в доме осталось не более кружки. Её Мария Кузьминична пила крохотными глотками, когда жажда становилась просто невыносимой.
Незаметно провалившись в голодный сон, она увидела себя совсем маленькой. Пора сенокоса. Вот отец отбивает косу, а мама раскладывает на вышитом рушнике еду. Вот кринка с молоком, яблоки и хлеб… Запах хлеба настолько осязаемый и сладкий, что рука невольно потянулась к краюхе… Слабая, высохшая рука бессильно опустилась на лоскутное одеяло. Мария Кузьминична открыла глаза и видение тут же пропало. Реальность ошеломляла. Она в западне: спасения нет и не будет.
     - Хосподи… - прошептала едва слышно, - помоги, Хосподи…
На лице её отразилось отчаянье. Тяжко вздыхая, Мария Кузьминична сделала неимоверное усилие, чтобы встать с постели. Силы оставляли её, и это понимала она сама. В окошко отсвечивали закатные лучи солнца, ещё одна страшная ночь была впереди.
Мария Кузьминична подошла к сундуку, стоявшему рядом с кроватью, с трудом откинула тяжёлую крышку. Сверху нехитрого скарба взяла небольшой узелок, развязала его непослушными пальцами. Затем, скинув с себя ветхую одежду, надела на высохшее, тщедушное тело полотняную вышитую рубаху до пят. С трудом закрыв крышку сундука, она зажгла лучину возле иконы Спасителя и опустилась на колени.
     - Хосподи… Прости меня грешную, прости, Хосподи, - шептала, неистово крестясь слабыми, дрожащими перстами, -  помилуй, Хосподи… помилуй от зубов зверья… помилуй… - молилась, с отчаяньем взирая на икону. В свете лучины блеснули слёзы, стекающие по морщинистым щекам.
Молитва прервалась протяжным воем за стеной. К этому тоскливому вою добавился ещё и ещё один… Мария Кузьминична вздрогнула и, заваливаясь на бок, ухватилась рукой за край рушника, на котором стояла лучина. Её остекленевший взгляд уже не мог видеть того, как плошка с лучиной упала на пол и, загорелся рушник. Она осталась неподвижной, когда пламя охватило и её тоже. По всей видимости, её измученная душа была уже свободна от страшной западни, а пламя скоро охватило уже весь деревянный домишко, от которого в страхе отпрянуло голодное зверьё… Июньскую ночь озарило пламенем огромного костра, от которого к утру осталась лишь печная труба, да несколько дымящихся брёвен…