Бабушка Зеляйха Шахингереевна Абдюкова 20. 03. 187
Я обязан дому, бабе Зеляйхе.
С детства все внучата родственных семей
Обращались к бабушке просто - абикей*.
Милая бабуся, свет моих очей,
Родила, вскормила шестерых детей.
И не потому ли долго так жила,
Что всегда вершила добрые дела?
До кончины мамы полусироте
Не пришлось учиться в школах, медресе.
Сколько пережила войн, царей, вождей,
Знает лишь всевышний в доброте своей!
Старшие сын с дочкой, схоронив отца,
В Наманган уехали в поисках венца.
Шафия, действительно, в тёплом том краю
На себе женила брата Ханафью**.
Брат Бари замешкался по делам своим,
Так он и остался братом холостым.
Будучи воспитан, образован, смел,
Форму милицейскую на себя одел.
Век его недолог, к сожаленью, был:
В сорок лет его забрал ангел Джабраил.
Шафия же, с детства будучи смела,
Со своим супругом деток завела.
В тридцать втором криком дом их огласил
Первенец из братьев, пухленький Адиль.
Только годом позже (так отец решил)
На свет появился сын второй - Равиль.
Третий же родился лишь через пять лет:
Брат Наиль увидел наш прекрасный свет.
И последним вышел в столь огромный мир
В предвоенном годе сын меньшой Надир.
Может быть, и дальше росла их семья,
Но случилось страшное: грянула война.
Ханафью на фронт увёз старенький вагон,
И на той Великой в вечность канул он.
Тяжкая судьбина ждала Шафию:
В годы лихолетья поднимать семью.
Стиснув зубы, молча, в общей той беде
Из своих детишек сделала людей!
Повидала радость встреч в родном краю,
Дождалась и внуков, как мечту свою,
Дали ей квартиру - угол свой родной,
Старой, в восемьдесят пять, ушла в мир иной.
- - - - -
В год ухода в лету своего отца
Брат Шакур женился. Жёнушка – Айша –
Родом из Касимова. Год один спустя,
Первенца Акрама родила она.
Следом появилась ровесница Адиля
Лишь одна наша сестра, бойкая Равиля.
Класс четвёртый кончил в школе озорной Акрам,
Когда в доме запищал третий - брат Растам.
А последним бог послал, как бесценный дар,
В год войны мальчонку с именем Ильдар.
Кров, семью покинув, плачущую мать,
Наш Шакур уехал с немцем воевать.
Были письма с фронта в родную сторонку
До последнего конверта - страшной похоронки.
Сломленная горем, светлая душа,
Весной сорок пятого умерла Айша.
- - - - -
Вот сейчас хоть небольшой, мой рассказ правдивый
О судьбе сестры меньшой, озорной Хакимы.
Как-то в двадцатые годы в город наш вдруг занесло
Щёголя стройного, видного с другом своим Мустафой.
Здесь-то вот и повстречался на дороге с ней
Парень тот московский Газин Хисамей*.
Девушка-красавица мимо лишь прошла,
Но лучистым взглядом душу обожгла.
В тридцать четвёртом свадьбу сыграли
В шумном, весёлом кругу.
Чтобы дальнейшую жизнь свою строить,
Ехать решили в Москву.
Через год в Касимове, как в маслёнке сыр,
Мальчуган родился, чёрненький Надир.
Больше детей не было, получалось мимо,
Хоть во всю старались Хисамей и Кима.
Может быть, Москва виной или прорва дел,
Уезжать же из Москвы никто не хотел.
Хисамей заведовал складом реактивов,
Хакима бухгалтером правила активы.
Летом по традиции и водой, вестимо,
Ездили на отдых в наш родной Касимов.
Выкормили, вырастили, поженили сына -
Тут-то изменилась их житья картина.
Вот лишь только пенсии удалось достичь,
Хисамея шустрого разбил паралич.
Девятнадцать долгих лет преданна, верна
С немощным промучилась Кимушка-жена.
Тяжкие те годы в комнате своей,
Никуда не выходя, пролежал джизней*.
В конце пятилетки пышных похорон**
Незаметно богу отдал душу он.
От природы женщины крепче мужиков,
Жизнь их длится дольше, их удел таков.
Вот и тёте Киме бог - правитель сил
Восемь тихих лет ещё щедро подарил.
- - - - -
А теперь мы повернем руль повествованья
На родную мать мою - божие созданье.
При ещё живом отце, как птенец на воле,
Знала шум в гимназии и татарской школе.
После школы Саджида, выйдя как из бурсы,
Кончила в Касимове бухгалтерские курсы,
И чтоб лепту ей вносить в бытовой обоз,
Устроилась бухгалтером в местный леспромхоз.
От природы стройная, гибкая, как лань,
Парней поклонения собирала дань.
С младшею сестрицею (обе очень милы)
Местным всем джигитам головы кружила.
Хоть татарина хотела женихом увидеть мать,
Саджиде на те желанья было наплевать.
Ранил её сердце, сна и сил лишил
Главбух леспромхоза, русский - Михаил.
Мише тоже нравилась бойкая татарка,
Мать же не мечтала о таком подарке.
В августе тридцать девятого с милым уехав к сестре,
Тихую, скромную свадьбу тайно сыграли в Москве.
В мае следующего года, когда вышел срок,
У влюбленных появился беленький сынок.
После ругани и споров, и гадальных карт
Малыша крикливого назвали Эдуард.
До рожденья внука две вдовы - бабуси
Не встречались вместе, как с орлами гуси,
Эдик кучерявый, бойкий, полный сил,
Лед их отношений сразу растопил.
Через год великая грянула война:
Михаилу с жёнушкой стало не до сна,
Все домашние заботы, как ерши в уху,
Навалились на неё - бабу Зеляйху.
Веруя в Аллаха, и на дню не раз,
Стоя на коленях, правила намаз*.
И меня с рожденья, с самого начала
К этим всем молитвам тихо приучала.
До сих пор в ушах звучат те её слова:
«Ля иляха илля Ллах...»
А меня всегда звала сквозь кровати скрип
Странным местным именем кечкена** Адип.
В море дел домашних, в быстром беге дней
Судьбы детей, внуков спать мешали ей.
Лишь войны великой завершился гром,
Растама с Ильдаром отдали в детдом.
Старшего - Акрама - решенье приняв смело,
Отправили учиться сапожному делу,
А сестре Равиле мои отец, мать
Наказали бабушке в доме помогать.
«Как там Шафия с детьми?» - бабы сердце ноет.
Мысли о кровинушках не дают покоя.
И в сорок шестом, приняв дерзкий план,
Подалась с котомками в город Наманган.
Помню, следующей зимой греюсь дома, сыт.
Вдруг в распахнутой двери бабушка стоит
В валенках, тулупе, едва виден нос,
Будто в гости к нам пришёл дедушка Мороз.
Повидавши близких, обретя покой,
Бабушка вернулась снова в дом родной.
И опять супы готовить и доить корову,
Чтоб семейство было сытым и эдоровым.
После денежной реформы в этом же году
С маленьким портфелем в школу я иду.
На четыре года школа номер семь
Стала родным домом первоклашкам всем.
Деревянный и кирпичный школьные дома
Повидали много озорных забав.
Леонид Васильич* - добрый старина
Все четыре года обучал меня.
Непрерывен и размерен лет неслышный бег.
Вот ламп керосиновых завершился век.
Сорок восьмой встретили, радостно крича,
В домах загорелись лампы Ильича.
В сорок девятом - прибавка в семье:
Кималя - братишку мать вручила мне.
Те же кудри белые, тот же громкий крик,
Облик брата старшего и его язык.
В том же году летом отдыхать в Касимов
Прибыла Шафия с самым младшим сыном.
То-то было смеху наблюдать картину,
Как Надир у пристани “отдохнул” в крапиве.
И на память о злодейке горсть её семян
Он увёз к себе домой в город Наманган.
В палисаднике её у себя посеял
И друзей знакомил с этим редким “зельем”.
Много сценок дома смотрелось забавно.
Оба наших языка были равноправны:
По-татарски говорили в доме без отца,
А с его приходом - русский без конца.
Странности и с пищей наблюдались дома:
Мусульманки со свининой не были знакомы,
От её присутствия создавался страх,
Есть дунгэз** и трогать - это был генах.
А отцу как будто заложили мину,
Если он в тарелке находил конину.
Мы же с Кималеем (аппетитный брат!)
Все сметали мигом, ели всё подряд.
И от этого бабусе лишние заботы:
Чтобы Мише угодить, как придёт с работы,
И оставшийся народ чтоб не падал духом,
А смотрелся весело, с округлённым брюхом.
Вечерами зимними, греясь у лежанки,
Мы с бабусею трясли с графинами банки,
Сливками заполнены, чтобы сбилось масло,
И наш весь нелёгкий труд не был бы напрасным.
Но молочные заботы скоро завершились:
Вышел сталинский указ - не держать скотину.
В городах, посёлках вмиг её не стало:
Кто продал её, кто сдал на мясо и сало.
Был ещё один указ - с яблонь налог брать:
Садоводы яблони стали вырубать.
В общем, дури на Руси нет конца нигде
С незапамятных времен до последних дней.
Если ты идёшь с газетой в сортир-туалет,
А на ней на пол-страницы - сталинский портрет,
Очень может так случиться (и гарантий нет),
Что наутро ожидает тебя слишком много бед.
И когда внезапно умер вождь и “гений” Сталин,
Все народы СССР дышать легче стали.
Ну а баба как с горшками, чашками возилась,
Так и продолжала, не жалея силы.
Получали письма от родни далекой:
Из Камчатки, Намангана и Москвы - от тёток,
Из Казани и Атлаша - от другой родни,
Узы крови в звонках, письмах, встречах - вот они!
В пятьдесят пятом снова - гости-азиаты:
Тётушка Шафия и два других брата.
Брат Равиль с Наилем в нашем городишке
В первый раз увидели и грибы, и шишки.
В пятьдесят восьмом наш Эдик был зачислен в институт,
Скучно, грустно и тоскливо абикейке стало тут,
Лишь одна отрада - младший, белокурый Кималей
Озорством своим и смехом согревал сердечко ей.
Матери и бабушке дал морщин на лица
Год шестидесятый - смерть отца-кормильца.
В том году на кладбище он лег рядом с ней:
Дорогой, любимой матерью своей.
Завершив учебу в вузе, справив все бумаги,
Эдуард поехал на работу в ЦАГИ*.
Долго там не задержавшись, избежавши кары,
Срочно он распределился в город Чебоксары.
И с тех пор его судьба, как тесёмка с коробом,
Была крепко связана с этим волжским городом.
А надежды бабушки на возврат в дом внука
Так вот и растаяли, как зарницы звуки.
Кончив школу, с аттестатом, как советовала мать,
Наш Кималь уехал к брату, чтобы в вуз там поступать.
Брат в ВФ МЭИ** работал ассистентом молодым,
Был женат, имел квартиру и Светлана*** была с ним.
Со второй попытки в вуз тот меньшой братец поступил,
Но учился лишь полгода: вдруг угас ученья пыл.
До армейского призыва отработал слесарем
И заметно не грустил, жить с ним было весело.
Шестьдесят седьмого подошла здесь очередь:
Новая квартира и рожденье дочери
У старшего брата по имени Дина,
Юбилей страны, бабуси - вот и вся картина.
В шестьдесят восьмом, женившись, наш Кималь жену привел,
Ждать дитя её оставил, сам же в армию ушел.
Валентина, сама родом из чувашского села,
Вскоре в городском роддоме сына Сашу родила.
Бабе - новые заботы: нянчить правнука и мыть,
Пеленать его и холить, и с молитвами кормить,
Воевать с невесткой грубой, нервничать, переживать
И с тоской и нетерпеньем Кималя возврата ждать.
В ноябре того же года по желанью своему
Эдуард служить уехал, защищать свою страну.
Два лишь только года, небольшой все ж срок,
Лейтенант осваивал наш Дальний Восток.
Дождалась бабуся внуков, повидала правнучат,
Пережила и столетье «дорогого Ильича»,
И лишь только в ноябре, год один спустя,
Тихо-тихо вдруг угасла, как сгоревшая свеча.
На татарском кладбище (рядом град шумит)
В окружении родных абикейка спит.
Мною сделан памятник скромный и простой,
Ведь была бабуся именно такой.
Не забыть мне никогда её добрый взгляд,
И прощальные слова в голове звучат,
Ясно так слышны они через шум и гул:
«Сав, салямят син бул, бахиль бул!»*
*ЦАГИ - Центральный аэро-гидродинамический институт им. проф. Н. Е. Жуковского в г. Жуковском Московской области,
**ВФ МЭИ - Волжский филиал Московского энергетического института в Чебоксарах,
***Светлана Ивановна Фролова (Агафонова) - жена Эдуарда.
*Л.В.Голосов - директор школы N 7,
**дунгэз (тат.) - свинья.
*Намаз (тат.) - молитва,
**кечкена (тат.) – маленький.
*джизней (абзей) (тат.) - дядя,
**пятилетка пышных похорон (народ.)-первая половина 80-х годов, годы смерти Л.И.Брежнева,Ю.В.Андропова, К.У.Черненко.
*Хисамей – уменьшительное от татарского имени Хисаметдин.
*абикей (тат.) - бабушка,
**Ханафья Ишимбаев - племянник Зеляйхи (сын Рабиги)
Свидетельство о публикации №111102309168