часть 2

      Когда мы с мамой возвращались поездом  из Калинина в Москву, то на каждой остановке  слышали, как голосили бабы, провожавшие своих мужей на войну. Мне, 10-летнему, это казалось странным: чего они в таком отчаянии? Ведь  через неделю-две  мы разобьём Германию,  и все наши вернутся домой. Так нас учили.

      В эту же ночь немцы бомбили всю западную часть СССР, и одна из первых бомб попала  в Орше в  дом, где жили младшая сестра мамы Фаня с  четырьмя детьми и мужем Исааком. Сама Фаня с детьми - моими двоюродными братьями – Оськой  и маленьким Левой  бежали из дома пешком и, в конце концов, каким-то образом оказались в каком-то мордовском селе. Старшей дочери Фани и Исаака  Дине (говорят, она была красавицей) осколком  бомбы ранило ногу, бежать она не могла, и Исаак, ее отец,  остался, естественно, с ней.  Когда немцы вошли в город, они собрали всех евреев в синагоге и сожгли ее.

      Со следующего дня немцы начали ежевечерне бомбить Москву, и мы уже знали, когда надо готовиться бежать в бомбоубежище.

       Маму с её предприятием, где она работала, и с семьями всех работников,  а нас вместе с Шурой  (моей няней), эвакуировали (на барже, обустроенной довольно комфортно, – у каждой семьи была отдельная каютка, нас кормили)   по Оке, а затем по Волге в Казань.
       В  Казани мама сразу отправилась в военкомат с  требованием, чтобы её отправили на фронт. Военком сказал: «Вы забыли, что у вас есть малолетний ребёнок?  Вы хотите, чтобы его сдали в интернат? Не советую». И он дал  ей направление в  военный госпиталь в городок Арск под Казанью. Там на территории бывшего педучилища был размещён  в трех корпусах  госпиталь.  Маму назначили военврачом - заведующей одним из отделений, и дали ей чин капитана (или майора – не помню). Нам предложили выбрать себе в  разных домиках бывшего педучилища  жильё.  Умная Шура выбрала  две комнатки вблизи от бани. «Где баня, - говорила она, - там дрова», и развела кур. Там мы и прожили  довольно уютно около двух лет. Я учился в местной школе и читал много книжек – в Арске была хорошая библиотека.

       Однако после Сталинградской битвы госпиталь переквалифицировали в госпиталь для немецких
раненых и больных. Мама добросовестно выполняла свой врачебный долг («помогать и другу, и врагу»),  но после гибели отца это было для неё морально тяжело, и она попросила  реэвакуировать её в Москву. В 1943 году  мы туда вернулись, и мама поступила  работать цеховым врачом на автозавод  им. Лихачёва. Материально в Москве мы  жили гораздо труднее, чем в эвакуации, но были довольны, что  снова дома.

      В Москве  я пошел в школу с 10-го октября и попал в 5-Д класс.  Он был собран из детей, проживших 3 года войны в  одном интернате. Это  были ребята, представлявшие собой уже сформированную  полууголовную группу, даже со своим «паханом».   В классе было трое евреев, включая меня. Над другими двумя, как над «мужиками» в лагерях, всячески издевались.  На них наваливались «кучей малой» и ежедневно избивали. Одному чуть было бритвой не выкололи глаз,  а евреи, униженно пригнувшись, только прикрывали голову руками, не в силах и не смея дать отпор  обидчикам. Меня почему-то не трогали, но я знал, что очередь дойдёт и до меня.  Этот страх сам по себе был унизительным: как мне вести себя?  Неужели и я буду так же трусливо терпеть побои, прикрывая голову руками?
      И однажды что-то со мной произошло. Идя в школу, я взял с собой маленький кавказский кинжальчик  (подарок деда) и твёрдо  решил: первого же, который на меня нападёт, -  пырну этим кинжальчиком, а дальше  будь  что будет. Это была не  храбрость, а вернее сказать, ПАРАЛИЧ страха.  Но в это же утро меня ( видимо, как хорошего ученика)  перевели в 5-А класс. Там были нормальные ребята, и со многими из них я даже подружился. Но, главное, с этих пор я полностью утратил чувство страха.  Я  не боялся хулиганов, которых в это время в Москве было множество: думал - отобьюсь или буду драться до последнего.

     Мне вообще свойственны чувства тревоги, осторожность,  опасение перед  предвидимой серьёзной реальной угрозой (например, при переходе дороги на красный свет),  волнения - за родных, иногда перед экзаменами (потом и это прошло).  Но  СТРАХА я потом всю жизнь  ни разу не испытывал. К нему как бы  выработался иммунитет. (Сейчас для меня как для психолога интересен этот феномен.).
   
 
                *   *