Недоразумение

Ну, вот это – это, вообще, не история. Не о чем говорить. Сущий пустяк, какое-то недоразумение. Другое дело, что вся наша жизнь – сплошное недоразумение. Даже остров такой есть, в Охотском море. Остров Недоразумения. А, кстати, вдумайтесь. Недоразумение. Недоразумели, значит. Разума не хватило. Или, времени, чтобы доразуметь. Кто его знает, чего не хватило. В каждом отдельно взятом случае не хватает чего-то своего. Своя, так сказать, специфика. Да вот, и эти – тоже. Просто, взяли и поругались. Поругались! С кем не бывает. Все мы друг с другом ругаемся. Но это, для большинства, такое же развлечение, как рыбалка, например. Ну, что опасного в рыбалке? Да, ничего. Но некоторые, иногда, тонут. Бывает. Редко, но – бывает. И эти – просто поругались. Поругались, и он пошёл к себе домой, а она, вероятно, к себе. И всё. Разошлись. И он думает, придя к себе домой, от злости, ещё весь в эмоциях, думает – а вот, не буду я ей больше звонить. Не буду – и всё тут. Хватит. Надоело, в конце-то концов. Сколько можно. И она, в свою очередь, точно так же думает. И вот, они сидят, каждый у себя дома, и совершенно одинаково думают, об одном и том же. Очень смешно, на самом деле. Просто, парадокс какой-то. Поругаться, а потом сидеть, поругавшись, по отдельности, и думать совершенно одинаково об одном и том же. Что – всё, ни-ни. Ни звука. Не позвоню – и всё. Пусть сам(а) звонит. Чего это я буду звонить? Ни фига. А теперь, теперь история оставляет нам только один персонаж. Его. Даже, не хочется писать с большой буквы – просто, его. А, она, она – временно уходит в тень. Да, в какую тень! Исчезает она. Ну, это для нас с вами. Так-то, она есть. Где-то. Мы не знаем, где она. Мы знаем, где он. Он сидит дома, ходит на работу, после работы идёт домой, иногда выпивает немного. Не так, чтобы очень. Время от времени. По чуть-чуть. Ну, естественно, потом всё больше и больше. Это уже потом. А, сначала – по чуть-чуть. Анестезия для раненого сердца, в общем. Все так начинают. И он, он – ей не звонит. Как и поклялся себе, в тот самый день. От злости и весь в эмоциях, ещё. Не звонит, и всё тут. Ходит на работу, с работы, сидит дома, выпивает. Иногда мало, иногда много. Как придётся. И она ему не звонит. А он, естественно, ждёт. Ждёт, что она ему позвонит. Сама. Первая. И он ей всё простит, на тысячу лет вперёд, и помчится к ней. Хотя, для счастья, простить надо не на тысячу лет вперёд, а всего-то – то, что было, и всё. И позвонить. Но, он не звонит. И она не звонит. А время, между тем, идёт. Проходит. Причём, как это часто со временем бывает, совершенно незаметно. Проходит месяц. Проходит несколько месяцев. Новый год проходит, без неё, и он сильно напивается, даже пытается (о, чудеса алкоголя!) позвонить ей, поздравить и помириться – под это дело, но обнаруживается, что он оставил телефон на работе, когда там отмечали. А обычный, городской аппарат, у него давно отключён, за неуплату, он постоянно забывал заплатить, и вот результат. Да и номер её телефона он вспомнить не в состоянии, потому что, празднует уже несколько дней, и соображает очень плохо. И от осознания того, что даже номер телефона любимой женщины он забыл, и не может поздравить её с Новым годом, таким светлым, уютным праздником, когда многие поругавшиеся мирятся – он ещё сильнее напивается и засыпает на кухне, даже не добравшись до кровати. Потом праздники проходят. Он прочухивается, идёт на свою работу. А телефона-то и нет. То есть, вообще нет. И все ему говорят, что он брал телефон с собой. Значит, или потерял, или украли. Он садится за стол, пытается вспомнить этот её несчастный номер. И не может. Начинает суетиться, искать в разных справочниках, по всему интернету. А потом, у него как-то странно сжимается сердце, и он бросает это дело. Потому что, трезвой своей головой он понимает – а она-то ему не позвонила. И почему, теперь, он должен звонить ей. Она не поздравила его с этим светлым и уютным праздником, когда, надо сказать, многие мирятся, а они – не помирились. При этом из его головы, странным образом, выпадает тот факт, что телефонов-то у него не было. И даже, если она звонила – то он, так сказать, этого звонка слышать не мог. И он думает, от злости и в очень чёрных эмоциях, из-за потерянного телефона, в частности, думает – да ну и всё, наконец! Пропади оно пропадом! И, буквально, заставляет себя забыть о своей драме и жить дальше, ходить на работу, с работы, сидеть дома, только уже не выпивать, а тупо пялиться в телевизор. При этом, иногда, даже не понимая, что там показывают. А время, между тем, идёт. И проходит. И уходит, уходит, уходит навсегда. И никто никому не звонит. И, чтобы не утомлять вас, мои хорошие, скажу, что таким вот макаром, проходят 5 или 6 лет. Да-да. Не удивляйтесь. Это, подумаете вы, он так преувеличил! Такой художественный приём использовал! Знаем, знаем. Если бы, если бы художественный приём… Было бы не так грустно, дорассказать вам эту историю, да и не историю, а недоразумение одно. И вот, проходят, совершенно незаметно, 5 или 6 лет. Наш герой, хотя, никакой он не герой, это так говорится, просто, – наш герой сидит дома, ходит на работу и с работы, сидит дома. Чем он занимается дома – я и не знаю, даже. Какая, в сущности, разница. Но, только он отправляется, однажды, в совершенно другой район города, потому что, там есть какой-то особый магазин, и ему приспичило в этот особый магазин. А на улице весна, поют птички и звенит юная листва, вовсю крутя роман с весёлым и бойким ветром, а он идёт в свой особый магазин, по совершенно незнакомому району. И встречает её. Ту самую, с которой поругался 5 или 6 лет назад. Он, буквально, врезается в неё. Такое бывает. Выходит из-за угла дома, и просто упирается в неё, лицо в лицо. Конечно, он её сразу узнал. И она его сразу узнала. И вот, они стоят и смотрят друг на друга. А за тем, как они смотрят друг на друга, наблюдают её дети, которых она держит за руки – слева девочка, лет четырёх, а справа мальчик, лет пяти. И им, то есть, девочке и мальчику, в силу их детского, так сказать, возраста, не нравится стоять привязанными к маме и молчать. Им хочется бегать, резвиться, кричать и петь. Ну, дети. И они, когда пауза с молчанием и долгим взглядом очень уж затягивается, они, так, осторожно тянут маму за руки, и тихонечко, так, начинают ныть – мам… пошли… мааам… нууу пошлиии… И он, наконец, замечает этих детей, смотрит на них, на неё, и выдавливается из него странная и не очень уместная к случаю фраза – а как же я?.. А она отвечает ему, тоже, как-то странно и не очень по вопросу, так сказать, отвечает, не сводя с него немигающих глаз – а мы вот, к бабушке идём… папа у нас уехал… а мы бабушку решили навестить… вот… Леночка на папу похожа, две капли воды, а Сашенька на меня… все так и говорят – мамин сыночек, сразу видно… ты ушёл тогда… а я замуж вышла… под Новый год… как-то, неожиданно всё получилось… ты извини… у нас автобус… они по расписанию, здесь… потом ждать придётся… Прощай. И она уходит, уводя детей, оглядывающихся на странного незнакомого дядю, уходит быстро и исчезает. Практически, мгновенно. А он остаётся, и стоит очень долго, неподвижно, смотрит в какую-то точку, где она была, только что, стояла с чужими детьми, смотрит, и в голове у него одна, тоже, не очень по вопросу, мысль – дети такие непослушные, всегда… Утащили её… Ведь, можно было поговорить… Всё, как-то, уладить… Он думает, таким вот образом, когда совершенно очевидно и вам, и мне, что уладить тут ничего уже невозможно, что, всё, конец, и ждать её звонка уже бесполезно, как, впрочем, и звонить ей самому, даже, если и отыщется этот её злополучный номер.