Приливы сонетов

 

     С   О   Н   Е   Т   Ы

ВО ИМЯ…

… Отца и Сына, и Святаго Духа –
над непорочностью
                крещенья оберег.
Твоя душа чиста,
                любовь – не грех,
твоё дыхание
                нежнее пуха.

И не коснётся
                проза жизни
                слуха,
на землю снизойдёт
                ночная тишь,
как спящая красавица,
                ты спишь,
твоё дыхание
                нежнее пуха.

Ты видишь вещий сон –
                что ты паришь,
попутчик твой –
                крылатый серафим.
Твоё дыхание
                нежнее пуха.

Любовь есть Бог.
               Свою любовь ты зришь.
Весна. Свеченье крыл.
                Ты рядом с ним.   
Твой дивный сон –
                тому порука.
МИР ТЕСЕН

На грудь любимой кудри свесив,
Вдыхаю запах спелых яблок.
Понятно, мир весною ярок,
Прекрасен, щедр, велик и тесен.

Душа взлетела в поднебесье,
Под синий зонт, что без помарок.
Спасибо, Боже, за подарок,
За жизнь, похожую на песню.

Мир светлый осенён любовью,
Прописанной в груди поэта.
Помилуйте, не суесловлю.

Высоких чувств во мне избыток.
С весной в союзе мы. Согреты
Одной из лучших из попыток.

КОЛЬЦУЮ НЕВОД

Как стихоцвет крылатого рассвета,
Вот-вот взойдёт и брызнет первый луч,
Зелёный луч, метафорой согретый,
Залогом может стать восхода душ.

Проснётся Муза, спутница поэта, –
И осенит, что океан – не глушь.
Достойнее гламурного портрета
Мой окоём на фоне скал и круч.

Волны накаты чистым ямбом дышат,
Прибой сонет наскальный солью пишет –
Кольцую невод, с недоловом строф.

Какая пакость ваши сигареты,
Опять застряла Муза, бродит где-то,
В который раз – сомнительный улов.

УЖЕ ЕЩЁ НЕ ОСЕНЬ

Догорает любовь неземная, былая,
Истекают песчинками наши деньки,
Пятизвёздно сирень отцвела, угольки
Остывают в костре, как судьба – догорая.

Не кручинься, подруга моя дорогая,
Видишь, белки орехи снимают с руки,
И опята семьёй обступили пеньки,
А про осень народ говорит – золотая.

Предстоит не одним любоваться восходом,
Одиночества нет, в постоянстве с народом,
Может, правнуков щедрое небо пошлёт.

Мы на Волгу, в круиз, умотнём – с теплохода
Постигать красоту под речным небосводом,
Наблюдая кокетливой чайки полёт.

ПРИБОЙ

Сизифов труд – кудесить стансы,
Листать, ласкать морской урез.
Волна ушла в отлив. Остался
Янтарик на песке – воскрес.

Прилив-отлив – в привычном трансе.
Прибой. Озон. Сосновый лес.
Язык волны перестарался:
Лизнул песок – янтарь исчез.

И так: то чистый лист, то всплеск,
То зайчик солнечный, то блеск –
До беспредела, до истока,

Как ритм любви и как бурлеск,
Как шорох в штиль, как в бурю треск,
Как медитация Востока.

НА ВОЛНАХ СОНЕТОВ

Венок сонетов – Балтика седая,
Обведена кольцом свободных стран.
Господ избыток, фрау, поня, пан. . . –
Вдали от Ватикана и Китая.

Строку пути ведёт волна крутая,
Засветки встречных яхт – во весь экран,
В проливе Зунд немыслим ураган.
Сонет звучит, спинакером взлетая.

И Каттегат, и Скагеррак – сонеты.
Северомороская кадриль – венок.
Мадмуазель и леди. . . Видит Бог,

Что океан поэмы шансов нету
Постичь тому, кто сердцем одинок.
Французский Брест – предел его дорог.

АПРЕЛЬ

Пришёл апрель аллитераций!
Артист в батист попсово втиснут,
На сцене красных декораций
Не достаёт свобод артисту.

Страны своей артисту сцена
Узка, уже не по ранжиру.
Персона он, чей дар бесценный
Принадлежит большому миру.

Жестокий имидж режиссёра
Покой дущи жрецу тревожит:
Контракт достойный невозможен?...

Хотя Кентавр, хотя стреножен –
Апрель пришёл. И значит, скоро
Сезон гастрольный. Бог поможет.

АЛЕКСАНДР СЕРГЕЕВИЧ  ПУШКИН

Как «Слово о полку…» – хрестоматийно.
Как солнце в небесах лучистое…
Легли в строку стихи ручьистые
Души пророческой чудесно-дивно.

Сподобился поэт, искрясь активно,
Воспеть любовь строфою чистою.
Презревший страх, певец неистовый
Свободе гимн озвучил позитивно.

Блистая русскою словесностью,
Достиг планетной всеизвестности –
Представил многотрудные тома.

В России и в её окрестностях
Рифмуют многие безвестные –
Ночами ярко светятся дома.

ПОЭТАМ «СЕРЕБРЯНОГО» ВЕКА

Вас, «примагниченных к бессмертью
                цветоплетью»,
Шампанское «Клико» струивших в лилию,
Крыла взорливших над Россией милою, –
Первопроходцев чтим
                прошедшего столетья.

Вы плодотворно, ярко, честно и без лести
Строфой поэз начоло века застолбили:
Какое словотворчество расшевелили!–
Не миновав рассейских общих лихолетий.

Созвездия сонетов, как венки, сплетали,
Из древней Аттики используя детали.
Поздней росла тоска о Родине crescendo*.

Цветаева соревновалась в силе с Блоком,
Домой вернулась мастером – не скоморохом, –
Святая Русь не оказалась слишком щедрой.
- - - - - - - - - - - - -
* Crescendo ( лат., муз.) – с нарастанием силы 

ИГОРЬ СЕВЕРЯНИН

В забугорье интеллектуала
Русофила Северянина,
Вопреки ЧК стараниям,
Мать-Россия зело волновала.

Не боялся он  лесоповала,
Но смущали расстояния.
В постоянстве упования
Порывался жизнь начать сначала.

Повезло и нам: «Колье принцессы»
Мы прочли с великим интересом.
Тот, «серебряный», растаял век,

Словно воск свечной, но пахнет ладан.
Аромат сонетов – как награда.
Щедр и за кордоном русский человек.

СОНЕТ О СОСНЕ КОНДОВОЙ

Светла стволов сосновых позолота,
Шумит Кивач, вокруг кондовый лес.
Последний бор пока что не исчез
И жив мечтою парусного флота.

Стволом к стволу – для фока и для грота.
Напрягся Григ: высокий тон  –  диез…
Суровый край, с болотами и без, –
Где браконьер, сосна, комар, охота.

Карел, абориген, в стране озёр
Остался с носом, без сосны кондовой:
Лес мачтовый сгубил лесоповал.

Пилила «Дружба», а рубил топор
Дрова в камин ЕС Европы новой.
Дефолта, к счастью, нет. Но есть завал.

ЭДВАРД  ГРИГ

Гранит высок, что над фиордом,
На фоне скал накрапы чаек,
Сосёнку ветер изучает,
Затем – сливает с гор аккорды.

Рукой подать до шапки норда,
Светло сияющей ночами,
И ждёт тепла – чтоб петь ручьями –
Норвег немногословно-гордый.

От прочих отделившись хордой,
В стране почти высокогорной
Взрастили доблестного Грига.

Но – дефицит альтернативы:
В совпеснях «григовы» мотивы,
Как кровь татарская – от ига. 

  ФРАНЧЕСКО ПЕТРАРКЕ

Тепло каминное, пылает грог,
Мир ожидания любовью светел.
Петрарке повезло: Лауру встретил,
Не встретить он любовь свою не мог.

Любви прекраснее не видел Бог,
Подобной нет на белом свете.
О, как Франческо предан, беззаветен. . .
Распорядился неучтиво рок.

О Рим! Любовь осталась безответной.
Остался мир большой любви сонетной.
Но слёзы лил, от слёз ослепший Рим.

Вспорхнула бабочка над верхней веткой,
Взлетело солнышко в зенит монеткой. . .
Пример сердцам живым – необходим.

ЛУИСУ КАМОЭНСУ

Влекла стихия моря и отвага.
Стремясь в обитель райскую Богов,
Не избежав темницы и оков,
Исколесил полмира он, бродяга.

Пиратский роджер – чёрный ужас флага
Для них, погрязших в роскоши врагов,
Державших род людской за дураков.
Друзьями долго были меч и шпага,

Взамен пришли любовь, перо, бумага.
Теперь он каждый день любви сдаётся,
За горизонт ушло, отхлынув, море.

Любовь такое в этой жизни благо –
«Пускай душа погибнет иль спасётся»,
Строка к строке, он молится сеньёре.

ПЬЕРУ  РОНСАРУ

Когда спасать устанет Гроб Господен
Жестокий рыцарь в средние века,
К перу сама потянется рука:
Европе вновь сонет любви угоден.

Салонный дух, и каждый Пьер свободен!
Петрарка – зубр. На роль ученика
Француз Ронсар восстал, строка легла,
Учтив, любезен к дамам, благороден,

Готов «сидеть хоть целое столетье»
С Марией, позабыв уже Кассандру,
Но всё – в пределах правил и манер.

И у Марии он, поди, не третий.
Любовь дарить стократ приятней гранду.
«Сон любит девушек», а спящих – Пьер.


УИЛЬЯМУ ШЕКСПИРУ

Второго плана роли. Лицедей.
Писать для труппы пьесы станет позже.
Под шевелюрой – шествие идей,
И повод щёлкнуть в лоб за спесь вельможе.

При жизни он не требовал наград
И не боялся, между тем, забвенья.
Он сам признался, что «огнём объят,
Рождённым для горенья, а не тленья».

И он играл, в чьих пьесах жизнь – любовь,
И для него «любовь – источник счастья».
Шекспир – как нива вызревших хлебов,
Он над читающей толпой – всевластен.

Тому четыре сотни лет назад. . .
Цветёт сонетов дивных вечный сад.

ЮПИТЕР ПРАВ

В кругу богов-друзей Двенадцати Согласий
Юпитер сердится на всех не без причин,
Упрёк - что бабник – достиг заоблачных вершин,
Циклоп всевидящий попутал, косоглазый.

Отвергнута Ио. И  безнадёжно плачет:
Был столь сиятелен божественный почин,
Ушёл к другой, бесспорно, лучший из мужчин
И обольщает Леду. . . Всё – в безмерной власти.

Поздней понтифики разрушили Олимп,
Казалось им, сиял над ними яркий нимб,
Но в многогрешности они превосходили

Забытых древних и почти земных богов.
В Природе гор, морей, лесов, полей, лугов
Любви ценней занятия – не находили.

СОНЕТ О ПРОЖИТОМ

Я утлый чёлн в стихийном произволе,-
Поэт примерно этак вслух сказал.
За что – не помню – строго наказал
Судья меня, свободного, неволей.

Не для меня цвели ромашки в поле,
Этапом поезд в глубь страны чесал;
Охранный коридор, перрон, вокзал,
Кошачьи коготки скребли до боли.

То было так давно. И в первый раз. . .
Устал. Настало время вот сейчас
Вслед за паханом повторить: - Доколе?

Как по труду, по ходкам в зону - честь,
Суммарных лагерных деньков не счесть. . .
Мои приколы держат на приколе.

НОЧНОЕ РАССТАВАНИЕ

Когда теплоход отвалил от причала,
Невеста печальной заложницей стала
У ночи, у кромки покинутой суши.
Но дамы на пирсе о разном судачат.

Невеста, без места, тихонечко плачет:
«Нептун, береги уходящие души».
Огонь кормовой, удаляясь тускнеет,
Тоска над причалом останется с нею,

И ночь никогда не уступит рассвету.
Он в море отчалил, единственный, милый,
Считать, что не пройдены, мили, -
Оставил в порту ожиданья невесту.

Огни фонарей вполнакала светили,
Из дома в безрыбье суда уходили.

ГРЕХИ НАШИ ТЯЖКИЕ

Идеи бродят в голове
Как симбиозы интуиций.

... Устал ленивый часто бриться;
Портняжка вспомнил галифе;

Влюблённый – можно без часов;
Мечтатель – розовые замки;
Мальчишка – снег, мороз и санки;
Счастливый счастлив и без слов;

Циничный – фигли-мигли зря;
Змея – хочу летать, как птица;
Алкаш – неплохо бы напиться;
Философ – всё до фонаря.

И графоман – сложил стихи.
Отпустит кто ему грехи?

ПОЭТАМ

Я подарю поэтам по сонету.
Как знак внимания  любви к поэтам.
Я посижу полночи – и к рассвету
Строкой души озолочу, как светом.

И что-нибудь срифмуется с «буфетом»,
Из слов совсем простых слеплю конфету…
Я в доску ваш. Как вы – с большим приветом.
Я предан только вам, весне и лету.

Мы – «не разлей вода», по всем приметам,
Коль солидарность свойственна поэтам,
Хотя друзей-врагов у нас избыток.

Строфу закончим, видимо, фуршетом,
Где непоэт на брудершафт с поэтом
Сказать захочет тост. Финал испытан.


Ц И К Л Ы   С О Н Е Т О В


РОДЖЕРУ МЭННЕРСУ, ГРАФУ РЭТЛЕНДУ
ЕЛИЗАВЕТЕ СИДНИ, ГРАФИНЕ РЭТЛЕНД

1
Уильям? Точно. Далее – Шакспер,
Стратфордец ловкий, ростовщик, меняла
И никакой не граф, не лорд, не пэр.
Шекспира, впрочем, миру не хватало.

Шекспир талантом землю покорил,
Точнее, не Шекспир – мистификатор!
Под псевдонимом граф кровей творил,
Сознательно презревший славу автор.

Великий бард – Шекспир ли ,не Шекспир...
Его мы принимаем, вне сомнений.
Он приглашает нас в театр, на пир,
Он лучший гражданин Вселенной – гений.

Комедии, истории и драмы –
О дне сегодняшнем под небесами.

2
По форме, поизящней стать могла бы
Сонета, с изыском строфы, строка.
Но кто есть я? Да жемайтиеец храбрый –
За образец считаю Маршака.

И в переводе суть Шекспира – мудрость.
В инсценировке автор преуспел.
Парик Шакспера, в общем, хватит пудрить,
Хотя в театре долю он имел,

Прокатчик имени молчал, как рыба.
Всплывёт! Ума Британского Игра!
Затеяв розыгрыш в размере глыбы,
Шлифует граф с графиней зеркала,

Кривые зеркала – измены, зависти и зла,
И зеркала – любви, и веры, и добра.

3
Весь мир –  театр комедии Шекспира
Объединил в игре несчастных нас –
От ясновидящей и до сатира.
Да здравствует великолепный фарс!

Который век в его игру играем,
Он принимает наши поддавки.
Трагедия, а мы хотели рая...
Бессмертен миф о нём – с его руки.

Ромео и Джульета – наши дети...
А Дездемона, Макбет, Гамлет, Лир...
Всех тех, всё то, что есть на белом свете,
Нам подарил давным-давно Шекспир.

И как теперь его ни назовите –
Мы жмуримся: остры лучи в софите.


АНАПЕСТИЧЕСКИЕ ГАММЫ

1.  МОНАХ

Ток-ван-ДО захудалый монах
На заРЕ отработать не смог –
И плетьМИ он наказан в горах.
Дикий ФАкт. Окровавленный мох.
Кто фаСОЛЬю накормит его?
ВензеЛЯ медитации – впрах.
РаскуСИв наконец «волшебство»,
Под звезДОй оклемался монах.

2.   ВЕРХНЕЕ «ДО»

Изощрён молоДОй маньерист,
Отдаётся игРЕ от души,
Он не хлопнет дверьМИ, оптимист,
Подвернётся лаФА – и якши.
И рифмует с АсСОЛЬю фасоль,
И поёт: «ТопоЛЯ, тополя…»
На столе караСИ, алкоголь…
Глохнет верхнее «ДО», тру-ля-ля.

3.  ВЛЕЧЕНИЕ

Инстинктивно визжит либиДО,
Потому что тепло в сентябРЕ.
Ты по-царски девчонку приМИ,
Из Рязани крутую ля ФАм.
Не спеши, не целуй, не муСОЛЬ.
Промотав гонорар до рубЛЯ,
Ты её на руках поноСИ –
Отзовётся аккорд – «се ля ДО».
 







ЦИКЛ «НАКАНУНЕ»

1.  НАКАНУНЕ ОСЕНИ

Иссякнувший август торопит
Плоды собирать или мысли.
Гирлянды, как бусы, повисли –
Созрел белоснежник в Европе.

Поэты идут чернотропом,
Себя к гениальным причислив.
Фуршет – украшение жизни,
Огурчики пахнут укропом.

Сливовица – спирт чернослива,
Росой индевеет стакан.
На лицах улыбки счастливых,

И губы рождают слоган:
Трудиться полезно поэту,
Воздастся сторицей за это.


2.  НАКАНУНЕ ЗИМЫ

Зимою дни – короче быть не может,
Предел незыблемой густой тоски,
Когда тиски сожмут тебе виски
На перепутье хлябей бездорожных.

Поздней на континенте подморозит.
А здесь – дожди. Сахара – там… пески,
Оазисы, вода, побеги и ростки…
В Прибалтике свобода под угрозой.

До февраля ты по ногам повязан,
Нести придётся тяжкий зимний крест,
Коль крыльев нет для перемены мест.

И город твой, как мир, заляпан грязью,
Не видишь радости живых фиест…
Надежда: Бог спасёт, никто не съест.


3.  НАКАНУНЕ ВЕСНЫ

Твоим теплом судьба моя согрета
Февральским днём, флиртующим с весной.
Полночи ты, фантазия, со мной,
В лесу твоя заимка, рядом где-то.

Ушла ты рано-рано, до рассвета,
Тропой, тебе лишь ведомой одной.
Твой аромат дыханья неземной
Не поддаётся дыму сигареты.

Я буду ждать тебя, богиня ночи.
Ружьё в углу: не время белковать.
Я буду ждать весь день, до звёзд, короче.

В тайге не белок много – многоточий…
На всякий лучший случай, между прочим,
Богиню ждёт неприбранной кровать.


4.  НАКАНУНЕ ЛЕТА

Продолжает
цветение майское 
лето,
эстафету неспешно
вручает весна,
соловьи распевают о том
до рассвета
и лишают влюблённых
привычного сна.

Прирастают деньки
популярного света,
за черёмухой ранней
сиренью пьяна,
от избытка морей
голубая планета
пересменку ведёт,
на подвахте весна.

Плодотворные строки
ложатся аккордом
на небесный широкий
оживший дисплей,
и словам тесновато,
а мысли просторно,
и курсор намекает:
водицу не лей.

Расцветает в груди
настроение лета, –
только вам говорю,
по большому секрету.


СЕМЬ СТРОФ – А. БЛОКУ
      
               «И через годы, через воды
                И на кресте  и во хмелю,
                Тебя, Дитя моей свободы,
                Подруга Светлая, люблю».
                Александр Блок

С поэтом радостно встречаться –
Альтернативы просто нет,
К поэту нужно возвращаться,
Когда в стихах живёт поэт.

Чтоб не томился в книжном стойле,
Чтоб не померк небесный свет –
Поэту книгою настольной
Лежать отрадней, спору нет.

Когда душе твоей тоскливо,
Когда ты слаб, когда ты плох –
Раскрой навскид несуетливо
Стихи, что пел в России Блок.

«Ты смотришь в очи ясным зорям,
А город ставит огоньки,
И в переулках пахнет морем…», –
Стихи по-блоковски легки.

Не разойтись с Прекрасной дамой,
Не чая Радости достичь;
Земля в снегу – в оконной раме,
Ночных часов тревожит тишь…

И впечатление: в театре;
Взошёл вчера двадцатый век.
Равенна… Рим… И Русо патриа –
Земля морей, полей и рек.

И дух стиха исповедальный.
И бесконечно длилась грусть.
«Нет имени тебе, мой дальний…» –
Мы это помним наизусть.


«КРОВАВЫЕ» СОНЕТЫ

1.  ИСТОКИ КРОВИ

Лес, река, прибрежный гравий;
Водопою звери верят.
Человек идёт на зверя,
Им азарт обычный правит.

Будет риск и лужа крови.
Человек в лесу – хозяин.
По-над кедром свет сияет,
Кровь пьянит – в ущерб здоровью.

Эту речку – вот негодник! –
Переплыл другой охотник:
Крови, что ли, не хватало?

Здесь поток берёт начало,
Кровь – стихия криминала,
Человеческий наркотик.

2.  ЗАПАХ КРОВИ

Не хотите – и не верьте:
Люди – звери, люди – монстры.
Раздувает людям ноздри
Запах крови, запах смерти.

Если вдруг на перекрёстке
Потасовка, то есть драка, –
Сотни глаз глядят из мрака:
Ну, дают – до крови… хлёстко.

Начиналась драка в Риме,
На арене, в Колизее, –
Гладиаторы сражались.

Спартака ты помнишь имя?
Мы, как в Риме, – ротозеи.
… Бой закончен – разбежались.

3.  ВОПРОСЫ БЕЗ ОТВЕТОВ

Чёрного чистая строгость костюма,
Красной суконной мулеты движенье –
Бык удивился: «Провал? Пораженье?
Рог от ребра матадора – полдюйма.

В холку вонзится опять бандерилья?
(Не исключается шпага тореро)».
Это бесстрашие Педро Ромеро
Хуже, чем  смерть в скотобойне Севильи.

Зритель ревёт. Знатоки – тавромахи,
Может быть, смерти Ромеро хотели?
Но показухи не терпят и фальши.

«Мулета двоится, что красные маки,
Тяжесть безмерная скотская в теле…
Люди, скажите, а дальше – что дальше?».

4.  КОРРИДА БОЛЬШОЙ ФИЕСТЫ

Семь суток не смолкали барабаны,
Крутили бёдрами фламенко жрицы.
Не устоять, увы, чтоб не напиться;
Фиеста – родственница урагана.

Толпа бежит, быки бегут за нею.
Чтоб минул рог быка, молись Фермину,
Поскольку риск – не досмотреть картину:
Очередную мировую ахинею,

И не увидеть прима-матадора.
Испанцам взрослым нет больней позора,
Чтоб пропустить последнюю фиесту.

… Артист, отрезав бычье ухо, скоро
Его подарит даме, у которой
В ряду почётном избранное место.


5.  ЭПИЗОД НА ДИСКОТЕКЕ

Мальчишка славный выпил лишку,
А нож он дома наточил.
И вот, обидели мальчишку:
«Ну, падла,  тёлку утащил

Какой-то трезвый рыжий-рыжий».
    – А ну, пошли, поговорим!
Хотя и ближний, ты здесь – лишний,
И ждёт тебя большой экстрим.

Молчи, козёл, не возражай.
Обидел ты меня премного…

Мелькнуло лезвие ножа –
И тело рыжего упало.

Он, рыжий, был любимцем Бога.
Пульсары крови – струйкой алой.

6.  ОЛИГАРХИЧЕСКАЯ  АЛЬТЕРНАТИВА

Бои петушино-кровавые славные,
Бойцовской породы собаки – бои,
Где ставки, заоблачным равные,
Где адреналин снизит шансы твои

Уйти после боя со славой, без приступа,
А впрочем, для многих важнее процесс.
Потери, понятно, суть памятно присные,
Но – альтернативен нахальный прогресс.

Уже всё равно. И давно импотенция:
Четвёртая в сейме бессменно каденция,
Нескромно, но можно сказать – патриарх.

В кармане лежит от всего индульгенция.
Пугает наивных пустая превенция.
Единственно: гнусно звучит – олигарх.

7. ГДЕ ОНИ, СВЯЩЕННЫЕ КОРОВЫ?

За пределами нашей галактики
Параллельную жизнь раскрутили
Поднебесья стратеги и практики –
Чтобы общие звёзды светили.

Неизвестная цивилизация
Оскандалилась, может, на взлёте?
А возможно, гнетёт оккупация
Или боль – о разграбленном флоте?..

Предпочтительней думать, надеяться,
Что у них начинается эра
Ренессансная. Всё перемелется,
Вдохновенье загладит потери.

… Благодарны индусы корове –
Речи нет о пролитии крови.
 
 

В Е Н К И   С О Н Е Т О В


ЗВЁЗДНАЯ ПОЛНОЧЬ

1
Упругой качки солёный веер,
Уходят волны за горизонт,
Тревога ночи, и звёзды зреют.
Не спится что-то, какой там сон.

Цветных сигнальных огней пунктиры,
Обычный зыбкий рыбацкий быт,
Воды избыток в безбрежьи мира,
Народ уставший не спит, не спит.

Глубокий космос висит над мачтой,
Сливает звёзды в копилку марта.
Рыдать не стоит по волосам.

Идём из порта, из Санта-Круса,
Запасы сделав спиртного груза, –
Душе усталой ночной бальзам.

2
Душе усталой – ночной бальзам,
Оттайка сердца снимает стрессы,
И шлюзы настежь открыл Сезам.
Конечно, сказка. Но интересно.

Нажать нет силы по тормозам,
Когда – в полёте в далёкий космос,
Уже неясно, по голосам,
Кому присущий какой там голос.

Сегодня Млечным спешим Путём,
В свои квадраты ловить идём,
Ловить удачу, русалку-фею,

Чтоб сейнер тюлькин не опозорить,
По крайней мере – увидеть зори.
Рука сжимает холодный леер.

3
Рука сжимает холодный леер,
Дышу, дышу я – пока живу,
Пока салаги и корифеи
За стол обратно не позовут.

Хотя, писака – кому он нужен,
Пускай считает комет хвосты,
Ему Астрея заменит ужин,
Поэт с высокой давно на ты.

По борту слева, по борту справа
В смарагдах небо – творенья слава,
Творцу спасибо и небесам.

Звезда левее, звезда правее,
Качает судно, глядит Астрея,
Звезда Астрея – светло глазам.

4
Звезда Астрея – светло глазам.
Все параллельно: и поиск рыбы,
И мёд по чашам, и по усам.
Без всяких-яких, без «либо-либо».

Альтернативы фиесте нет!
Рыбак, он щедрый, и ценит время,
А ночь проходит. Придёт рассвет,
Делам рутинным разумно внемля.

По кругу звёзды – в пределах сфер,
Понятно, в небе – не без потерь,
Да и под небом житьё возможно.

Предтеча эры Его, Христа,
Священный Сотис, миров звезда, –
Восходит Сотис, ещё не поздно.

5
Восходит Сотис, ещё не поздно.
Вот Палестины… Под солнцем тьма,
По воле Бога, в краю безбожном
Явленье миру звезды Христа.

Волхвы в дороге, под новым небом
Младенец в яслях, довольный тем,
Что мир накормит единым хлебом.
Восходит Сотис – наш Вифлеем.

И всё как прежде, и всё как небыль.
Заштопан внове духовный невод.
Волненье гонит тугой норд-ост.

Сигнал вознёсся – спасите души
Во славу неба, воды и суши!..
Вполнеба звёзды, караты звёзд.

6
Вполнеба звёзды, караты звёзд,
Все те же звёзды начала эры.
Был перекинут библейский мост
Из мрака к свету грядущей веры.

Жрецы Египта, Олимп Эллады,
Двенадцать римских больших богов
Изумлены планет парадом:
Выходят реки из берегов?

Язычник, правда, живуч весьма.
Не доставало ещё ума
Не верить в леших, стратегов козней.

И нынче тоже рыбак дремуч,
Наивно верит в зелёный луч.
Экватор рейса проходим звёздно.

7
Экватор рейса проходим звёздно.
Рыбацкий сейнер, сердец ковчег.
Все – фаталисты, амбициозны,
И Атлантида – одна на всех.


А черный псина, по кличке Геббельс,
На звёзды воет, несчастный пёс,
Что на Канарах уволен не был
На «брег собачий» – короток нос.

Не знает Геббельс, по их законам,
Нельзя собакам, особам оным,
Сходить на берег – особый спрос.

Когда накажут команду штрафом –
То кто собаке протянет лапу?
Секреты неба – что мир не прост.

8
Секреты неба – что мир не прост,
Не одномерен, не однозначен,
Отлив удачи с приливом гроз,
Рыбак тоскует и озадачен:

Который месяц – и ни письма.
А он как лошадь, а он ишачил.
Дакар не виден, в душе – зима.
Моряк что Мишка, моряк не плачет.

Но миру в целом он удивлён
(Хотя на берег сходил и он),
Отдал швартовы и в море вышел,

Под небом звёздным к звезде пылит.
Ещё бы стопку – душа велит.
Должно быть, жребий счастливый выпал.

9
Должно быть, жребий счастливый выпал,
Что сослан в море не за грехи.
Где дышит море крутым верлибром –
Сюда я сослан писать стихи.

Кольцуя невод, кольцуя строфы,
Приговорённый веслом грести,
Пером сгребаю живые строки,
Хотя поэты и не в чести.

Замётов проза – и рифмы впрок.
Не прятал смысла я между строк,
Прошел науку – верлибр со всхлипом.

Морской бродяга – и это чин,
И пониманье не без причин –
Чтоб за бродягу бродяга выпил.

10
Чтоб за бродягу бродяга выпил –
Когда налито до пояска.
Чтоб всем налили – кто выпить прибыл,
С морей вернувшись, издалека.

Кто сколько выпил, считать не надо,
До дна обычно – морской закон.
Душа вернулась почти из ада,
Сошёл на берег – тебе поклон.

Приходы… «В морях твои дороги».
Боясь разлуки, живя в тревоге,
Дождался берег. И пережил.

Неповторимо – в раю опять.
К губам любимой опять припасть –
С благословенья ночных светил.

11
С благословенья ночных светил
Мечта реальность опережает,
Полкруга только нам отчертил
Вояж текущий и продолжает

Верстать подборку цветных полос
На фоне неба,  на звёздном фоне.
Полокеана прошёл матрос,
Мозоль к мозоли – его ладони.

А запах рыбы – неистребим,
И шепчут губы: «Ещё… любим?..»
Страшны подначки и разговоры…

Сомнений колкий  душевный иней.
На фоне моря, обычно синем,
Искрят пунктирно люминофоры*.

* Люминофоры –микроорганизмы в поверхностном слое моря, светящиеся от соприкосновения с движущимся раздражителем –  с рыбой, с корпусом судна и т.п.

12
Искрят пунктирно люминофоры,
Кильватер светел, как Млечный Путь.
А Бог поможет – свернём и горы,
Не много нужно, чтоб их свернуть.

Но время терпит, коль сон в каютах.
Идём – как пишем и как поём,
И снится берег внизу кому-то,
Отложен людям с утра подъём.

Устали люди, пускай поспят.
Семью ветрами корвет распят,
Пришпилен мокнуть на коленкоре.

Ничто в полуночь не огорчит,
И мир не новый, и соль горчит,
Уже не важно, что всё – повторы.

13
Уже не важно, что всё – повторы.
Издревле, вечно ловили рыб
В озёрах, в реках, в морских просторах.
Без рыбы люди прожить смогли б?

Треску, зубатку гребли поморы,
В Понтийском море – бычка, кефаль,
Ивась водился в Охотском море,
Закуску-омуль Байкал давал.

Рыбак, плясавший от первой печки,
Чтоб прокормиться и обеспечить,
Что мог – освоил. Исколесил.

Рыбак – охотник, бродяга вечный,
Он провиденьем давно отмечен.
Увидеть море хватило сил.

14
Увидеть море хватило сил.
В моря уходит не каждый грешный –
Пока прикован и не вкусил
Душой бродяги восторг нездешний.

Всяк обыватель прижат к земле,
Рыбак и море есть образ жизни.
Вдали от суши жизнь на волне
Мужчин случайных с воды отчислит,

Оставит лучших – с большой душой.
Опознаватель на «свой – чужой»
Настроит вольный открытый ветер.

Нельзя без дела дразнить гусей,
Поскольку циник – не Одиссей.
Упругой качки солёный веер.

15
Упругой качки солёный веер,
Душе усталой ночной бальзам,
Рука сжимает холодный леер.
Звезда Астрея – светло глазам.

Восходит Сотис, ещё не поздно,
Вполнеба звёзды, караты звёзд,
Экватор рейса проходим звёздно,
Секреты неба, что мир не прост.

Должно быть, жребий счастливый выпал,
                Чтоб за бродягу бродяга выпил
С благословенья ночных светил.

Искрят пунктирно люминофоры,
Уже не важно, что всё – повторы.
Увидеть море хватило сил.



ЩЕДРОСТЬ НЕБЕСНАЯ

1
Без милой жизнь казалась невозможной –
И я нашёл её, любовь свою.
Теперь о ней с полсотни лет пою,
Весь мир, как только без неё, тревожен.

Я словно саблю выхватил из ножен:
Блестит, остра, - на том себя ловлю.
А завтра выход в море кораблю,
И чемодан бульдогом ждёт в прихожой.

И времени в обрез, на самом деле,
Но объясниться мы тогда успели.
Жасмин с беседкой рядом полыхал,

Расстаться рано не хватило сил.
В порту буксир носился и басил,
Волну сомнений рядом с бортом гнал.    

2
Волну сомнений рядом с бортом гнал
Сезонный бриз, прощаясь томно с маем,
Но мы всего пока не понимали
И чем он стал, оставленный причал, -


Он за любовь, дощатый отвечал.
Фуражку на зюйдвестку поменяем –
В морях конька морского оседлаем,
Чтоб он, причал, суда и нас встречал.

Мы не забудем гимн в начале мая,
Жасмин и ночь – как сказка неземная,
Где я тебя почти поцеловал.

Моя Атлантика – земля вторая,
И ждёт меня, меня не презирая,
Опасный дебошир, девятый в
3
Опасный дебощир, девятый вал,
В морях глухих бескрайних сожалений
Брал на излом –  не гнёшся ли в коленях, -
Чтоб помнил главное – судьбы штурвал.

Чтоб знал, что палуба – не сеновал,
Что море даже сильных духом кренит,
Что в море места нет хандре и лени.
Предупреждая, ветер завывал

В снастях. Дышал волненьем горизонт.
Реальность та, что это явь, не сон,
Уже возврат на сушу невозможен.

Моя Атлантика ждала гостей –
Придётся жить в юдоли зыбкой сей,
Тоску на срок и даль разлук помножив.

4
Тоску на срок и даль разлук помножив,
Одно я свято помню – всё о ней:
Глаза огромные небес синей. . .
Увы, эпитеты слабы, расхожи.

Понятно, нету истин непреложных,
Как нет красавицы светлей, нежней,
Поскольку нет священнее огней
Огня любви, с мерцаньем звёздным схожим.

Свисали фонари с высот столбов –
Я брёл в толпе зацикленных рабов,
Заложников речей пустопорожних,

Пока не осенила жизнь любовь,
Где нейзбежны свет, восторг и боль.
Я, словно конь, подкован и стреножен.

5
Я словно конь, подкован и стреножен –
Найдя тебя, отчалил в океан.
Я рад случайности. Я трезв. Я пьян.
Могли не встретиться... озноб по коже.

А как там ты? – червём сосмненье гложет.
На что настроен твой телеканал?
Сказала ты, что я твой капитан,
Кагда нам вслед стелился подорожник.

Когда мы шли вдвоём тропой из сада,
Тропа вела под ливень звездопада.
«Я – раб», но ты поправила: «Вассал».

О благосклонности небес мы оба
Мечтали вслух, а я так даже - чтобы,
Уйдя за горизонт, маяк спасал.

6
Уйдя за горизонт, маяк спасал:
Вспорхнула ласточкою телеграмма,
Радист изрёк, что мне, с приветом, – дама,
И череп лысый-лысый почесал.

Я на ботдек читать, что Бог послал,
Ушёл под свод возвышенного храма –
Не расплескать с листка любви ни грамма.
Твой голос близким космосом звучал.

Светило солнце в тридцать три карата.
Все ожиданья превосходит плата,
Хотя и верил я, и ждал, и знал,

Что будет так, как небеса хотели.
Чтоб наши души не осиротели,
Без проводов летел в эфир сигнал.

7
Без проводов летел в эфир сигнал
Сонетом бриллиантовым Шекспира.
И ты, моя сибирская Пальмира,
Когда листву ещё не сбросит краснотал,

Придёшь на достопамятный причал
Встречать пришедших из другого мира.
Рыбак, он – кто? Не сотвори кумира!
Но я к тебе вернуться обещал.

Ты стала краше – перст судьбы,
Хотя, куда ещё, казалось бы.
И не было другой, как ты, пригожей

Из всей причаленной людской толпы.
Красавицы ушли (поди, слепы)
В отстой надежд солёных бездорожий.

8
В отстой надежд солёных бездорожий
Уходят времена потухших лет.
Мне сожалеть о них причины нет:
Минут немало просквозило сложных,

Но каждый день, который вместе прожит,
Нам завещал малиновый рассвет,
И вырос я в глазах твоих, поэт,
Рыбак, певец, без прибабахов ложных.

Не море перейти – сложить поэму,
Решая неизбывную проблему,
Зачем и кто кому необходим,

Когда висела карма расставаний,
Верстались рейсы долгих ожиданий –
Неверье таяло, как дым, - любим.

9
Неверье таяло, как дым, - любим,
Всё остальное в этой жизни – хобби,
Не важно, ты во фраке или в робе,
Важней, что за душой, чем одержим.

Одна любовь -  и мы на том стоим
В плену ощибок, опытов и пробы,
Не прилипают скверные микробы,
Когда в душе твоей нет места им.

Мы пережили вахты и подвахты
В морях, качавших так – трещали ванты,
С весов не сбросишь прожитый экстрим,

Спокойно провожали взглядом яхты,
Ведь ты – рыбак, не падишах ты,
Рыбацкой одиссеи пилигрим.

10
Рыбацкой одиссеи пилигрим
Не ожидает больше писем,
На сушу раньше срока с ланчи списан,
В расчёт не взяли, что рыбак раним.

Ведь в речке тоже водится налим –
И уголок отчерчен биссектрисой,
Последний смысл придуманной репризы:
Рыбак -  изгой, тяжёлый крест над ним.

В большой игре рыбацкая толпа
Трудом завоевала два горба,
Чтобы о рыбке реже вспоминали.

Забыть о лучших годах не смогли.
Тогда вели по звёздам корабли,
И крылья счастья к звёздам поднимали.

11
И крылья счастья к звёздам поднимали
Над синевой морей летучих рыб,
Где каждый час крутился новый клип.
За нас, за тех, кто в море, поднимали

На берегу не только цинандали.
А здесь тралмастер, кажется, охрип,
Перекричать стараясь визг и скрип, -
Мы промлебёдкой ваеры мотали.

Как будто наше что-то понимая,
В трескучий репродуктор Магомаев
Всё пел, что мало неба и земли.

Наверно, свадьбу предвещал эстрадник.
Пути, за рейс вместившись в многогранник,
В оазис радости сердца несли.

12
В оазис радости сердца несли
Призывы верной и желанной суши,
Где берег, мы считали, бьёт баклуши,
К нему вернуться мчались корабли,

Чтоб убедиться – это мы смогли.
К тебе, в порту всё время ждущей,
К тебе, не мной придуманной, воздушной,
К тебе меня сонеты привели.

Я точно знаю, будет много вёсен,
Хотя в календаре –  в начале осень.
Мы так хотим – чтоб круглый год цвели

Мимозы, васильки и георгины.
Узнаем, что, по крови, мы едины –
И чувства, парусом звеня, росли.

13
И чувства, парусом звеня, росли.
Звезда, случится, станет низко падать,
И заштрихует дождь земную радость –
Мы всё потом поймём: перенесли.

Нам карты в жизни веером легли:
Вот карта – горечь, эта – тоже гадость,
А масти черви – внуки, наша сладость,
О третьем – Господа, любовь, проси.

И слава Богу, что в плену забот
Живём как люди, дел невпроворот –
От них и пенсион спасёт едва ли.

Летел, как по волнам, за годом год,
Любовь, что сохранилась, - не пройдёт.
Что дал нам Бог, мы сердцем принимали.

14
Что дал нам Бог, мы сердцем принимали.
Одна любовь – всё держится на ней,
И нет щедрот отпущенных ценней
В огромном мире скорби и печали.

Всю жизнь отливы рейсов разлучали –
И не было грустней ночей и дней.
Разлука мучила, и всё сильней
Приливы редких встреч во сне звучали.

Бесспорно, плыло всё: и риск, и страх,
Как на земле, – в скитах, в лесах, в горах, -
Нас караулил шаг неосторожный.

На суше, там, и на семи ветрах,
И в заполошных западных морях
Без милой жизнь казалась невозможной.

15
Без милой жизнь казалась невозможной.
Волну сомнений рядом с бортом гнал
Опасный дебошир – девятый вал,
Тоску на срок и даль разлук помножив.

Я, словно конь, подкован и стреножен.
Уйдя за горизонт, маяк спасал,
Без проводов летел в эфир сигнал
В отлив надежд солёных бездорожий.

Неверье таяло, как дым, - любим
Рыбацкой одиссеи пилигрим,
И крылья счастья к звёздам поднимали,

В оазис радости сердца несли,
И чувства, парусом звеня, росли.
Что дал нам Бог, мы сердцем принимали.

- - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - -