Пропасть Любви. Пьеса в 2-х действиях. Картина 4

Картина 4

Все те же апартаменты. Все та же обстановка. Ничего не изменились. Лишь только зимний рассвет чуть постучался в окна. Одинокая женщина посреди большого будуара, будто бы опустевшего. Предметы, мелочи быта, картины, кровать под балдахином, технические приспособления, разнообразно иллюстрирующие прогресс ХХ века, все это словно бы ушло в тень, раздвинулось и стало заметно свободнее. Пусто было вокруг.

– Твои сны, дорогой мой, твои мысли и память открыли тебя мне изнутри. Позволили прочитать судьбу как на ладони... (пауза)

– Мне кажется... мне думается, нет, определенно, так и должно было случиться... словом, останься я дома, в России... тогда восемьдесят лет назад, все могло бы обернуться иначе. Мы бы встретились с тобою раньше. И, возможно, я стала бы матерью. Ощутила бы это счастье... Боже, какое это счастье – держать в руках, прижимать к груди свое дитя! Но увы, мне не было суждено испытать этого блаженства: родить и выкормить ребенка, качая в колыбели малыша, негромко напевая ему... тебе! Да-да, ту самую колыбельную, что пела мне в младенчестве кормилица-хохлушка...

(напевает) – Пишла киця по водицю, та упала у криницю... Пішов котик рятувати, та за вушки витягати... Маленьку кицю визволяти...

– Так забавно! Словно бы на фотобумаге проявляются утраченое... Давнишнее... Знакомые лица, слова, звуки, еще блеклые и расплывчатые краски, запахи... Будто бы ты был слеп и зрение возвратилось. Словно пропадал и нашелся. Умер и вновь народился...

–  Так здорово, что ты нашелся, родной мой! Я искала тебя так долго! Всю свою длинную-длинную жизнь...
    
– Теперь я знаю все. Увидела это так ясно и четко, словно бы пережила все вместе с тобою. Господи, Господи, дай силы мне это вынести! Чтобы сердце мое не разорвалось, не выскочило из груди! Я не буду роптать и сетовать на судьбу. Ничуть! Я прожила эту жизнь так, как следовало. Хотя, останься я дома, ты обязательно бы родился раньше. И я бы выносила тебя. Ты был бы моим. Ты стал бы моим! Пусть не возлюбленным уже, но сыном... (пауза)

– Я знаю, через ЧТО тебе пришлось пройти, мой милый! Я все прочла, все пережила вместе с тобой. Умение читать не только между строк, но и в душах, извлекая из подспудного гнета, открывая память... прапамять сердца, снимая груз со спящей души, это дар моего Учителя, древнее искусство проницательности...

– Я была там с тобою. Везде. И в одиночестве страшном, в покинутости всеми. Стояла вместе с тобой, незримая, заслонивши тебя, раскинув руки... но увы, не смогла, не сумела спасти от пуль. Грянул залп. Почти в упор. Тебя отбросило назад. В яму...

– Тоска... как мне знакома эта тоска твоя! И страхи. И сомненья. Слабости и падения. Но все таки ты преодолевал всегда преграды. Испытания. Переходил в иное...

– Великая Тьма окутывала тебя. Ты ощущал ее Зов и притяженье. Проваливался в кокон космический. Летел сквозь концентрические круги Великой Бездны. Средь неподвижных звезд и тишины... (пауза)

– Мне ясно виден и тот день, когда ты перегрелся на солнышке. И это видение из прошлого, что долго мучило тебя, картины смерти, темные мысли и страхи. Я вижу, как ты проснулся. Вернее, очнулся на берегу реки. И девушка молоденькая, с которою ты вместе сплавлялся на байдарке, брызгала тебе водой в лицо. Напуганная. Твоими стонами во сне. Метаниями... (пауза)

– Я вижу, как ты доверился ей. Но что ты мог поведать? Как рассказать? Во что облечь свои виденья? Чтоб не шокировать, не испугать... Прелесть юности... Свежесть первого чувства... Невинность... Тихий плеск речной волны... Взаимное влечение. Еще такое наивное и чистое. Как в наше с тобой время, восемьдесят с лишним лет назад... (пауза)
– А потом ты ушел в армию. А еще через полгода она вышла замуж... В общем, как и ожидалось...

– Твои женщины. Романы. Женитьбы. Метания и поиски. Предательства и измены. И новый пожар в груди. Очередная яма и силки. Ты знаешь, ведь на самом деле каждая из женщин, входившая в твою жизнь, согревавшая тебя любовью, рожавшая тебе детей, была чужой тебе. Они, приходившие в свой черед и покидавшие тебя своевремнно, лишь были кредиторами твоими... давними... Должник, ты был обязан расплатиться с ними за любовь, которой их лишил ты собственной рукой. Только ты... (пауза)

– Ты убивал мужей их в прошлых жизнях. И оставлял их молодыми вдовами. Бездетными. Бездомными. Безденежными. А в этой жизни тебе выпал редкий шанс исправить все. Отдать долги. Они искали тебя повсюду. Безсознательно. Тянулись к тебе, чтобы согреть тебя и отогреться твоей Любовью. А после, сполна рассчитавшись за прошлые грехи, им дОлжно было уйти, оставив тебя с разбитым сердцем. Но счастливым. Освобожденным от долгов...

– О, Господи! За что Ты ТАК караешь нас?... ЛЮБОВЬЮ!!! (пауза)...

– Прости, прости, прости!!! Это вырвалось случайно... я не хотела... Мне так знакомо это чувство! И эти слова... чужие... но словно бы свои... Я знаю, милый мой, я словно бы рука в перчатке... Я пронеслась, вошла поочередно в тело каждой из любимых тобою женщин. Прожила с ними все те чудесные мгновенья НАШЕЙ с тобой несбывшейся мечты... судьбы объединенной... НАШЕЙ жизни на земле! (пауза)

– Нас обманули... Нас подставили... Нас предали... Не дали осуществиться счастью нашему... Смеюсь! Я просто над собой смеюсь! Будь я обычной бабою. Всего лишь женщиной... Но я же – светоч твой. Твоя хранительница. Берегиня. Ты – мой кудесник-князь. Мой витязь. Возлюбленный мой давний. Мой нерожденный сын. Любовь моя! Моя ты жизнь...

– И смерть уже не за горами. А за плечами... Тебе еще так долго жить. А мне же надо уходить... уже... Как быстро!

– Но не грусти, мой милый, мой хороший! Я вовсе не оставлю так тебя... без помощи. Я передам тебя в надежные и любящие руки. А женщина, что явится к тебе последней, останется с тобою навсегда. Тебя храня, любя и понимая... (пауза)

– Ты спрашивал, что сталось с тобой дальше? Ты сомневался. Ты боялся, не омрачил ли ты судьбу свою, не взял греха убийства пленных. Безоружных. Связанных. Нет, милый мой, тебе на твой вопрос дала ответ я много лет назад. Вложив его в уста случайно встреченной гадалки. Ты успокоился теперь? Да, да, та вспышка среди полной Тьмы, твое безумье, растворенье, и через миг, по возвращенью пробужденье и видЕнье убитых и валявшихся в крови... в пыли... то было лишь проекцией ментальной... моментальной... Ты понял, что убив их, все равно друзей не воскресишь. И потрясенный, умаленный в слабости своей, ты «показал дурной пример другим». За слабость перед собственным солдатом, за слезы, за раскаяние, предан был суду. Своими предан. Продан. И оставлен...

– Силой сердца, силой духа, силой разума и силой любви ты прошел сквозь преграды и испытания, мой милый. Ты проходил их и прежде. Но что-то мешало тебе пройти до конца и потому приходилось вновь и вновь возвращаться к началу и повторять пройденное. Ты рождался опять. Ты учился любить. Ты учился прощать и отпускать. Понимать и принимать смиренно все, что бы с тобой ни случилось, воспринимая это как величайший дар от Господа. И в этой науке Богопознания через самопознания, ты вышел на главную дорогу, куда не каждому вЕдом и открыт путь. Ты идешь от суетливой рутины повседневного бытия, от преодоленной алчности и жажды, тщетной погони за успехом и накоплением богатств земных, от честолюбивых замыслов и планов, от рухнувших надежд... И все это оставив позади, ты наконец-то смог преодолеть в себе сомненье, страх и силу страсти... (пауза)

– Ты написал не обо всех снах своих. Но мне уже и не нужно знать их в подробностях. Потому что я чувствую тебя. Я вижу, ощущаю тебя. Когда ты не спишь по ночам, ворочаешься, и я не сплю вместе с тобой. Когда ты болеешь там, на другом конце земного шара, в завтрашнем дне, то здесь, в Южной Америке я не могу найти себе покоя. Хотя мой сегодняшний день для тебя уже в прошлом. Нас разделяют почти сутки. И ты для меня во всех смыслах находишься в будущем. А я ухожу от тебя все дальше и дальше. Так и должно быть... И все-таки, как жаль, что нас с тобою разлучили тогда, восемьдесят лет назад, и нынче снова разлучают... Мне порой думается так... Я жалею и тоскую. Ну, почему, зачем с нами так поступили? Ну что это такое?! И тут же сама себя одергиваю.

– Смеюсь! Я просто смеюсь над собой. Представляешь, я уже семьдесят лет преподаю йогу и древнюю мудрость, стоящую за нею. Я рассказываю людям о карме, о предрасположенности, о том, как можно, исцеливши душу, сделать и тело здоровым. А тут как девчонка расхныкалась. И что это на меня нашло?...

– Да, непростое это дело – познание собственной природы. Проникновение в темные закоулки души. И прохождение между Тьмой и Светом... посредине... в соединении и гармонии двух космических начал... (пауза)

– А помнишь, как ты заснул однажды ребенком? Помнишь? Тебе было не больше полутора-двух лет. Я вижу эту картину так же ясно, как и ты тогда в своем младенчестве. Жаркий летний день. Распахнутые настежь двери. Балкон. Легкий ветерок чуть колышет ажурные кружевные занавески. Длинный стол в большой комнате, уставленный всевозможными праздничными яствами. Винами. Фруктами. Коньяком. Взрослые пируют, а тебе скучновато. Вот на столе шашлык из нежной, свежайшей осетрины. Бараньи ребрышки и овощи, запеченные на углях. Картофель, перец, баклажаны и огромные помидоры на шампурах. Чуть сморщившиеся. Чуть обугленные. Вкусные! Рядом горкой плов на блюде. Иранский белоснежный рис. Зернышко к зернышку. Отдельно приправа. Тушеное мясо с изюмом, черносливом, курагой, каштанами. А сверху казмаг, разрезанная на ломтики лепешка, лежавшая на дне казана, где упаривался рис. Над виноградом и инжиром, над разрезанной половинкой арбуза вьются, деловито жужжа, бесцеремонные полосатые осы. Золотистый коньяк в хрустальных ребристых рюмочках преломляется радужным сиянием на солнце. Взрослые пируют, громко беседуют, жуют, произносят многословные тосты. А ты сидишь, играя сам с собою, под столом. Так незаметно и заснул.

– Спишь и видишь такой же солнечный ясный день. Ветер с моря несет прохладу. И так же развеваются занавески. Хлопают паруса яхт. Белоснежные. И чайки кричат пронзительно. Пахнет йодом и солью. Мужчины в белых мундирах. Золотые погоны. Кортики. Дамы в шезлонгах. Изящные зонтики от солнца. Трепещут веера в руках. Балтийское взморье. Волны накатывают одна за другой, бурля и пенясь на прибрежной гальке, ракушках и водорослях...
 
– Ты видишь себя. Ты видишь меня. Совсем еще юную. Гимназисточку. А сам ты еще такой молодой. Английский костюм. Гетры. Соломенная шляпа. Такой смешной. Застенчивый. Порою неуклюжий. Поминутно краснеющий. Мы катаемся с тобой на велосипедах. Ветер свистит в ушах. И я смеюсь... (пауза) Никогда больше я не была ТАК счастливая, как в тот день на море!...

– А потом ты проснулся. Очнулся под столом. И полез наружу. Другие люди. Иные лица. Блюда на столе более пряные, острые. У тебя все еще перед глазами стоит эта картинка из прежней жизни. Как и другие видения. Цветущая черемуха. Тополиный пух. Резной палисад. Церковь старенькая. Солдат безногий на низенькой тележке катится, отталкиваясь от земли деревянными чурками. Спешит к церкви за милостыней. Выцветшая гимнастерка. Со снятыми погонами. Дырявая бескозырка. Рыжие усы с проседью. Кустистые брови. Взъерошенные бакенбарды...

– И как объяснить это все взрослым? Как рассказать им о своих видениях? Как? Как?? Как...

– У тебя и слов-то таких нету. Мал еще. Говорить толком не научился. Вот и пристаешь к взрослым. А сам ничего объяснить не можешь. Только сильное желание рассказать, поведать, поделиться... Но ничего не получается, увы! А в ответ тебе суют персик и миндальную пахлаву. Бабушка-хохлушка отрезает кусок макового рулета. На, малыш, ешь!...

– Вот такая незадача, Петенька... прости меня, Олежек... (пауза)

Женщина замолкла. Отвернулась. Прошла вглубь спальни. Вытащила потрепанный чемодан дорогой коричневой кожи. С массой старых багажных наклеек. Расстегнула его и достала шкатулку красного дерева. Внутри были письма и связка обычных ученических тетрадок, сшитых вместе суровой ниткой.

– Знаешь что это такое, Олежа? Узнаешь? Это же твой дневник! Ты писал мне письма, вырывая листочки в своем блокноте. Иногда ты писал на страницах из тетради в линеечку. А вот этот дневник был всегда с тобой... (пауза)

Женщина раскрыла наугад. Всмотрелась в мелкий убористый почерк. Надела очки. Принялась читать:
   
Я мертвый,
Ты слышишь?
И красная птица
Несет меня вдаль
По-над темной водой.
Я мертвый,
Ты видишь,
Полет вдоль обрыва,
Над краем родимым,
От Мира до Рима,
От Третьего Града
До горнего Сада,
От выпавшей доли
До избранной воли,
От маски до роли
От крика до вздоха
В руках твоих кроха
В объятиях мамы
Характер упрямый.
Я мертвый?
Живой ли?
Ты видишь?
Ты слышишь?
Как красная птица
Несет меня вдаль,
Унося вдоль обрыва,
Над пропастью Бездны,
Над Белой рекою,
Над Степью и Морем,
Над Русской Землею!

Женщина смолкла. Подняла очки на лоб. Вытерла глаза. Затем продолжила читать. Уже на память:

Меня убьют свои же,
На русском говорящие.
Приблизятся поближе
В минуту подходящую.

А я опять воскресну,
Вернусь к тебе любимая.
Плитой могильной тресну,
О, Жизнь! Непобедимая...

– Ты знаешь, почему у меня нет детей, хотя я дважды была замужем? Любила ли я своих мужей? Наверное, уважала. Была по-своему благодарна каждому. Привязана. Но вот любви в моем сердце не было. Моя любовь осталась в России. И ты это теперь знаешь, Петенька... Олежек... дорогой мой человек, любимый мой! Я покинула родину восемьдесят лет назад, зная, что больше никогда не увижу своего возлюбленного. Мы сели с мамой на поезд. Петроград – Рига. Оттуда проследовали в Берлин. А потом я погрузилась на пароход в Гамбурге. И мы отплыли в Индию. Всю жизнь в моем сердце был ты и только ты, мой мальчик. Моя любовь. Я провалилась в нее. Соскользнула, как в детстве. Ты помнишь? Однажды в горах, где мы были с тобою вместе. Я не удержалась и стала падать. Мне было четырнадцать лет. Я только что прочла книгу Джека Лондона «Смок и Малыш». И когда я уже падала, веревка натянулась. Я не хотела утащить тебя за собой и потому поступила, как Смок. И перезала веревку. Я не разбилась, а шлепнулась на мягкие и упругие ветви большой сосны. Ты спустился вниз и вытащил меня наверх. Боже, как ты ругался тогда! А мне хотелось зарыться лицом на груди твоей! Я пала в свою пропасть любви. И как оказалось, на всю жизнь...

– Я все время ждала тебя, хранила верность той первой любви. Не давала ей пропАсть. О, эта прОпасть, соединившая нас. И эта страховочная веревка, которую я обрезала собственными руками... Господи, сейчас мне кажется, что это я сама изменила собственную судьбу... (пауза)

– Изменила? Изменилась? Сберегла! Сохранила! Но не сумела спасти тебя, любимый мой... Увы мне, увы!...

– Я нашла твой дневник в вещах покойной мужа, когда разбирала их после его смерти. Как он оказался на дне его старого чемодана, Бог весть? Но мне сразу стало ясно, что он не случайно попал к нему...  (пауза) Я знаю только, что мой второй муж служил в английском экспедиционном корпусе в Закавказье в то время, когда и ты там воевал...

– Прости, прости меня! Ведь я люблю тебя! Всю жизнь была тебе верна я...

ЗАНАВЕС