***

ПОСВЯЩАЕТСЯ БАБУШКЕ, ХУДЯКОВОЙ ОЛЬГЕ ВАСИЛЬЕВНЕ.

ПОЗАБЫТОЕ ДЕТСТВО               

Пожилая женщина сидела в небольшой избе на сундуке и довязывала носок. Хорошее зрение она уже не имела, но руки выполняли свое привычное дело. В углу горела лампадка. В печи трещали дрова, а серый кот дремал на половичке. Все прибывало в такой гармонии, что казалось, ничего не могло потревожить обитателей дома. Но, неожиданно, во дворе залаяла собака Стрелка, в сенцах хлопнула дверь и на пороге появилась девочка лет одиннадцати, в пятнистой кроличьей эскимоске, в коротеньком пальтишке и войлочных сапожках,  с пузатым ранцем за плечами. Щеки ее слегка покрыл румянец, а на радостном лице светились большие наполненные счастьем глаза.

- Бабушка, а я сегодня пятерку получила за сочинение. Оказывается медали за доблестный труд только у двух человек. У тебя и у бабушки Лены Васильевой. Она у нее работала на заводе «Ревтруд», но мой рассказ как ты работала на хлебозаводе, учительнице понравился больше.

Женщина выслушала внучку, отложила в сторону вязание, надела очки и рассмеялась:

- Теперь я, оказывается, стала героем дня. Обо мне пишут сочинения.

- Вот ты смеешься, а сочинение будет храниться в школьной библиотеке для потомков.

- Ну, если для потомков, тогда другое дело. Ты, наверно, устала и хочешь кушать? Мы с тобой сейчас обжарим мелкую картошечку, сделаем окрошку из свекольного кваса.

- Бабушка, а я сегодня у тебя ночую. Мы ляжем вместе спать и Геркулеса с собой возьмем в кровать.

- Настя, Геркулеса еще не хватало. Он у меня наказанный. Отъелся, вон какой стал здоровый, а мышей совсем не ловит. Я его под пол сажала, всю ночь, правда, просидел тихо, а к утру начал орать. Что же ты стоишь в пороге, раздевайся.

Настя молниеносно разделась, с сочувствием посмотрела на Геркулеса, подошла к коту и стала гладить шерстку. Затем взяла его на руки и села с ним на сундук, задав долгожданный вопрос:

- Бабушка, а что ты мне перед сном будешь рассказывать?

И получила не совсем уверенный ответ:

- Ну не знаю внучка. Как хотелось учиться, а мама сказала:

- Сиди и вяжи,  – ты знаешь. Или как с горки катались на санях. Бывало перевернуться сани, и весь срам наружу, а мальчишки смеются. Приходилось надевать дедовские штаны, пока он спал на печи. Подвяжешь их веревкой, чтобы не соскочили. Накатаешься, наваляешься, они потом колом стоят. Домой придешь и скорей сушить у печки, а дед Филипп увидит, и давай меня ругать:

- Ольга, собачья морда, опять порты мои брала…Вот спать ляжем, я тебе про пастушка расскажу.

- А может быть, ты сейчас мне расскажешь про пастушка, а ночь, что - нибудь  другое?

- Настя, а как же обед?

- А, обед потом.

И, Ольга Васильевна, достала из поседевших волос гребешок, закрепила его на затылке, накинула на плечи пуховый платок, села с внучкой рядом и не дожидаясь вечера начала рассказ.

- Была,  Настя, я тогда такого же возраста, как ты. И в ту пору появился у нас на селе пастушок Антон, шестнадцати лет отроду. Поселился в низине у реки, смастерил шалаш, на костре готовил еду. У него котелок был, ложка деревянная, которую всегда держал при себе. Даже свою  баньку имел. Рядом с шалашом обустроил яму, застелил ее соломой, сверху накрыл сучьями, сделал внутри скамеечку. А ребята обо всем прознали  и не давали ему покоя. Как –то раз прибежала ко мне «Черноушка» …

- Собака, штоль какая? – переспросила внучка.

- Нет, ни собака, подружка.  Фамилия у нее была Черноухова, а звали Феней, и говорит:

- Ольгуня побежали с нами за пастушком подглядывать. Ну и побежали все: девчата и ребята в низину. Потихонечку подошли к яме, легли на землю и смотрим. Кто – то захихикал. А Антон как закричит:

- Опять вы сюда пришли, охальники! Идите отсюда!

Но никто не тронулся с места. Так мы ему и не дали в этот вечер помыться. Скоро эта потеха детям надоела и про него забыли, кроме нас с Феней. Мы снова решили навестить пастушка. Это было в конце мая, погода стояла жаркая. Спрятались в сирени, недалеко от шалаша и сидим хихикаем, а Антон варил уху и нас заметил, а когда она сварилась, позвал нас:

- Эй, ончутки, выходите уху хлебать. А мы притихли, боимся выходить. Он второй раз крикнул:

- Что, испужались!  Не бойтесь, я вас не съем!

Вылезли тогда из кустов, головы повесили, и косички руками перебираем от волнения. Я как сейчас помню, подняла голову, и меня удивили его огненно рыжие волосы, а пушистые ресницы и алые губы показались смешными, и глаза у него были такие добрые улыбающиеся и в тоже время любопытные. Тут Ольга Васильевна замолчала на несколько секунд, поставила в духовку картошку,  укуталась в платок и продолжила рассказ:

- Пробовали уху его ложкой,  какой уха имела вкус не помню, но ложку хорошо запомнила, она была большая и глубокая. И на следующий день мы пришли к пастушку, и  принесли ему моченых яблок.

- И как же вас встретил Антон? Он был рад?

- Он был рад и нам и моченым яблокам. Я в этот день вплела в косу атласную ленту, чтобы ему понравиться. В этот майский вечер нам Антон поведал, что видел в реке русалку. Он, оказывается,  хотел искупаться, зашел в реку по пояс, а русалка утянула его в воду, еле вырвался. А позже, он узнал от мужиков, что купаться в реке можно только после троицы и до ильина дня. А в остальное время надо бояться русалок.

- Бабушка, а ты веришь в русалок?

- После рассказа Антона  долго верила, прошло время, и перестала верить, но до троицы и после ильина дня никогда не купалась.

- А, что потом стало с пастушком?

- Потом соседка наябедничала маме с папой, что, дескать, Ольга ваша к пастушку Антону ходит, рано ей еще женихаться. Вон, какие девки  ядреные к парню заглядывают: Фроська Федотова да Груша Игнатьева.

Отругали сильно  меня  родители и перестали мы с Феней ходить к Антону. А в конце лета он куда – то исчез, поговаривали, что в соседнее село нанялся.

- Бабушка, как ты интересно все рассказываешь. Я тоже хочу попасть в твое детство.

 - Не надо внучка, тяжелые были времена, начало двадцатых. Как нибудь я тебе расскажу об этом времени. А сейчас давай есть, а то картошка сгорит в духовке…