***

Моё  разочарование.

                Поэма. По  мотивам  одноимённого
                произведения  И.И.Панова

У  Пошехонье – Володарска
России  средней  полосы
Один  в  своей  усадьбе  барской
Я  коротал  свои  часы.
И  только  мой  приказчик  Венька
Мне  долю  приносил  хлопот.
Была  убога  деревенька,
Не  приносила  и  доход.
А  я  хоть  и  христьянской  веры,
И  не  ветхи  мои  года,
От  сиволдая  и  мадеры
Всё-ж  отвлекался  иногда.
Поймут  ли  жалкие  умишки
Такого  дела  чудеса,
Но  я  читал  большие  книжки.
(Ещё  же  большие  писал.)
Бывало,  сяду  за  Гомера
И  пальцем  по  строкам  водить.
К  вину  зовёт  и  кровь  и  вера,
Но  я  приказ  им – Погодить!
Приказчик  недоумевая
Уносит  с  водкою  графин.
А  я  гомерщину  читая
Дышу  античностью  Афин.
Хоть  Ломоносов  мне  не  дался
(Скажу  вам  без  обиняков.)
Но  я  Жуковским  зачитался.
И  наизусть – где  про  жуков.
А  там  и  Пушкин – мавр  стреляка
Когда  его  я  открывал
Своею  рифмой – забиякой
Из  книжки – прямо  на  повал.
В  его  стихах  таланта  чары 
Я  без  сомненья  находил.
И  с  удовольствием  Анчары
В  своём  саду  бы  посадил.
Читал  я  Лермонтовских  «Бесов».
И  Баратынского  строку.
И  это  стих  не  для  балбесов,
Он  не  понятен  дураку.
Читал  я  Вяземского  Князя.
Читал  я  Тютчего  в  запой.
Читал  не  сколько  не  бояся
Я  даже  Фета,  боже  мой!
Хоть  Полежаев  был  и  дерзок
Моё  терпенье  как  металл.
Козьма  Прутков  вообще  был  мерзок,
Но  и  его  всего  читал.
Читал  немного  Огарёва.
Читал  Некрасова  зайчат.
И  молодого  Гумилёва
И  про  Жирафа  и  про  Чад.
Читал  Минаева  страницы.
И  Добролюбова  листы
Листал  от  вечера  зарницы
До  самой  утренней  звезды.
И  мне  Апухтин  был  понятен.
Хотя  Апухтин  и  не  ах!
Но  не  бывает  чёрных  пятен
Коль  разбираешься  в  стихах.
И  выпив  сих  стихов  отменных
Я  в  Музу  превратил  ребро.
Но  стал  читать  и  современных,
Отлитых  веком  в  Серебро.
Читал  Есенина  рыдая.
(Он  слёз  потоки  вызывал.)
И  очень  много  сиволдая
Под  рифмы  эти  выпивал.
Читал  я  Блока,  Сологуба.
И  Брюсов  с  Белым  был  в  цене.
А  Бунин,  хоть  писал  и  грубо,
Но  тоже  был  приятен  мне.
Вкушал  я  Бальмонта  стихи  и
Александровского  читал.
И  Мэ.  Цветаевой  стихии
И  Северянина  накал.
Платонова  сменял  Кириллов.
Демьяна  Бедного – Светлов.
Багрицкого  сменял  Корнилов.
Шёл  за  Мартыновым – Бобров.
Запомни  всех,  попробуй,  на-ка!
Сей  труд  вам  не  для  ишака.
И  я  читал  и  Пастернака.
И  я  читал  и  Маршака.
Приказчик  Венька  Моисеев
Возил  телегами  тома.
О,  как  мне  нравился  Асеев.
Да  и  Ахматова  сама.
Мне  ночью  снилось,  что  Голгофа
Стоит  у  самого  двора…
И  я  читал  Мариенгофа
И  стих  Твардовского  пера.
И  увлекаяся  по  детски
Я  забывал  про  коньячок.
Мне  так  был  дорог  Городетский
И  Клюев,  ладожский  дьячок.
Начнёшь  бывало  Исаковским
Когда  рассвет  стучит  в  окно.
А  уж  закончишь  Маяковским
Когда  на  улице  темно.
И  гений  сих  поэтов  строгих
Незримо  на  до  мной  витал.
И  я  читал  других,  и  многих.
Читал,  читал,  читал,  читал.
И  я  терял  уже  из  вида
Пределы  тверди  земной.
Из  рифм  и  строчек  пирамида
Всё  воздвигалась  на  до  мной.
Читал  и  думал  я  о  Боге,
Что  он  есть  Царь,  а  я  Вассал.
Что  жизнь  подобна  вся  дороге.
Да  что  читать.  Ведь  я  Писал!
Писал  пером  рукою  правой,
Писал  и  левою  рукой.
Писал  я  ямбом  и  октавой.
Писал  хореем  и  строкой.
Писал  на  гербовой  бумаге,
Писал  и  в  книгах  на  полях.
И  раз  в  нахлынувшей  отваге
Я  написал  на  ста  рублях.
Писал  по  долгу  и  помногу.
И  никого  не  посещал.
И  все  стихи  Святому  Богу
И  только  Богу  посвящал.
Поток  стихов  был  бесконечным
И  рифмы  стаями  лились.
И  если  Путь,  то  только  Млечный.
И  если  Взор,  то  только  Ввысь.
Я  за  ночь  жёг  свечей  по  пуду.
Бумаги  тратил  пуда  два.
И  никогда  я  не  забуду
Как  не  истратил  три  едва.
Сердца  прочитанных  поэтов
Во  мне  слились  в  единый  бой.
И  как  расплатою  за  это
Я  рифмы  лил  наперебой.
И  вдохновлённый  их  умами
Я  ведал  счастье  от  ума.
И  сочинял  стихи  томами.
И  всё  росли  мои  тома.
И  не  щадил  свою  я  Лиру.
И  мой  Пегас  был  загнан  вдрызг.
Придёт  черёд – открою  миру
Фонтан  стихов,  рифмовых  брызг.
Я  тратил  в  день  чернил  бочонок.
Гуся  на  перья  изводил.
И  не  с  одною  из  девчонок
В  ту  пору  дружбы  не  водил.
Хоть  в  ожиданьи  идеала
Я  выл  бывало  от  тоски.
И  комкал  ночью  одеяло
И  рвал  подушку  на  куски.
Но  я  был  очень  осторожен
И  подавляя  естество,
Я  знал,  что  выбор  невозможен
Пока  не  встречу  божество.
Пока  не  встречу  я  комету,
Иль  на  комете  чтоб  верхом.
Чтоб  было  в  ней  презренье  к  «свету»,
И  увлеченье  чтоб  стихом.
Чтоб  было  чуждо  ей  земное.
И  взор  её  был  к  небесам.
И  в  взоре  было  чтоб  иное,
А  что,  я  и  не  знаю  сам.
Чтоб  быт  мещанский  презирала.
Чтоб  не  умела  льстить  и  лгать.
И  чтоб  хотябы  заморала
Стихами  хоть  одну  тетрадь.
Она  подобная  Авроре
Взойдёт  сияющей  звездой…
И  я  такую  встретил  вскоре
В  своей  соседке  молодой.
Раз  после  праздничного  пира,
В  своём  заброшенном  саду
Её  я  с  томиком  Шекспира
Увидел  в  лодке  на  пруду.
Да,  этот  мир  есть  мир  ироний.
Я  бросил  взгляд  и  увидал
Во  взоре  мир  потусторонний
И  в  мыслях  небывалый  дар.
Она  вся  в  терниях  летала,
Где  может  быть  витает  стих.
И  книги  разные  листала.
И  может  быть  читала  их.
И  ум  она  мой  оценила,
И  стала  мною  дорожить.
И  предложила  очень  мило
С  ней  крепко  накрепко  дружить.
И  мы  тогда  взялись  за  руки
И  прошептали:  «Ты  и  Я.»
И  под  любовной  лиры  звуки
Пошли  к  истокам  бытия.
Я  ей  читал  стихов  не  мало
В  которых  жизни  смысл  витал.
Когда  она  же  засыпала,
Будил,  и  снова  ей  читал.
Она  с  усердием  внимала.
И  понимала  скрытый  прок.
Да  и  сама  не  мало  знала
Иных  поэтов  много  строк.
Мы  были  счастливы  в  общеньи,
Делились  скопищем  идей.
Я  ей  давал  обогащенье
Стихов,  познаний  и  людей.
И  как - то  раз  она  сказала
Свой  бросив  взор  на  пруда  гладь,
Что  и  сама  она  писала
Стихи  в  зелёную  тетрадь.
Я  не  надеялся  на  это,
Но  понял – жизнь  не  суета.
И  для  меня,  как  для  поэта
Её  тетрадь  была  свята.
Над  нами  счастие  носилось.
(Надолго  ль  только?!  Сразу-б  знать.)
Она  конечно  согласилась
Свою  тетрадь  мне  показать.
О,  люди,  люди,  оглянитесь!
Несчастье  ваше  в  вас  самих!
К  несчастью  сами  вы  стремитесь!
И  счастлив  лишь,  кто  вял  и  тих.
И  я  не  ведая  подвоха 
Скакал  к  ней  целых  три  версты…
Но,  Боже  Мой!  Мне  стало  плохо
Когда  прочёл  я  те  листы!
Не  дай  вам  Бог  прочесть  такое,
Инфаркт  получите  а  то!
Она  есенинской  строкою
Писала  чёрте  знает  что!
Ведь  все  её  стихотворенья
С  начала  и  до  их  концов
Все  про  соленья,  про  варенья,
Да  про  рассол  от  огурцов.
Как  приготавливать  салаты,
Да  как  варить  из  слив  компот.
И  я  взмолился – Святы!  Святы!
Меня  прошиб  холодный  пот.
Она  упрямо  там  писала
Своим  стихом  вгоняя в  гроб
То,  как  солить  свиное  сало,
И  как  выращивать  укроп.
В  конце  концов  была  поэма
(Волосья  встали  на  дыбы!)
В  ней  поднималася  дилемма
То,  как  и  с  чем  солить  грибы…
Неужто  есть  такая  Муза
Там,  на  парнасовской  глуши,
Что  рифмы  делает  для  пуза,
А  не  бессмертия  души?!
Поэты  знали  ль  погибая
Во  глубине  словесных  руд,
Что  вот  такая  то  сякая
Так  извратит  их  славный  труд?!
Нет!  Это  было  даже  слишком!
В  моих  ушах  был  только  звон.
Я  крикнул:  «Прочь!»  Схватил  манишку.
И  хлопнул  дверь.  И  вышел  вон.
С  тех  пор  стихов  я  не  читаю,
Любого  хоть  поэта  дай.
С  утра  до  вечера  рыдаю
Глуша  с  мадерой  сиволдай.
И  хоть  полегче  счас  маленько,
Но  всё-ж  тоска  меня  грызёт.
И  вот  опять  приказчик  Венька
С  сивухою  графин  несёт.
И  с  этой  жизнью  тарабарской
Забыл  когда  и  брил  усы…
У  Пошехонье – Володарска.
России  средней  полосы.
               
                20 мая  2000 года  03.22