Остров сокровищ гл 3. Шхуна Испаньола

.По мотивам романа Стивенсона.

Уж три недели,  как сквайр живёт в Бристоле;
По найму корабля и по снаряжению  он хлопотал.
А я в его имении  живу почти что, как в неволе:
Сквайр не хотел, чтоб я, юнец, о карте разболтал…

И я сидел над картой, и об острове мечтал
Ну что ж! Неволя так неволя ну и пусть:
Я в карту не смотрел, я карту изучал
И выучил всю карту наизусть.

Она словно живая о себе мне говорила:
Дерево высокое, холм подзорная труба, река;
Между островком соседним и островом пролив
И три скалы казались мачтами издалека.

Весь остров был мне как большое приключенье:
Морские пляжи, над океаном солнце жгло;
Но ни в какое мои выдумки не шли сравненье
С тем, что на острове потом  произошло.


Наконец-то  сквайр прислал нам с доктором письмо:
«Все готово корабль наш снаряжён и вскоре
По вашему прибытию, мои друзья, в Бристоль.
Чудеснейшая шхуна Испаньола,  выйдет в море.

Левси,  я и трое слуг Трелони на почтовом дилижансе
Отправились в Бристоль и были вскоре там;
Я был в прекрасном настроении, как в трансе
О плавании по океану юнгой,
                о приключениях мечтал.


Я бродил по пристани длиною больше мили:
На пристани стояли сотни кораблей
Иные отплывали, иные только,  что приплыли
Со всех известных океанов и морей.

Столпотворение повозок, грузов и людей,
Бочонков, свёртков, ящиков,  тюков;
Большое впечатление во мне осталось от людей -
Я понял, как наш мир велик и бестолков.

В тавернах припортовых сидело множество матросов.
По пристани слонялись без дела и по делу:
Морские волки, торговые акулы, пираты-альбатросы
Многие при шпагах, при пистолетах – дерзкие и смелые.

Многие  разнообразно и хорошо  одетые,
Со всего мира - из далёких мне неизвестных стран,
У многих засмолены косички, в уши серьги вдеты,
У некоторых на лицах следы от старых ран.

Трелони говорил без устали, что всё уже готово,
Что никаких притензий у него к команде нет:
Ему помог нанять команду наш одноногий повар
Добряк и симпатяга, каких не видел свет.

Этот  Джон Сильвер,  долговязый Джон был одноногим
И он был жизнелюб, передвегался быстро, ловко, без труда
И никому на ум бы не пришло назвать его убогим,
И казалось, что ему и не нужна была ещё одна нога.

Вместо другой ноги под  мышку левую его  носила палка
И так легко он, с помощью неё, и далеко скакал,
Что я ту палку про себя назвал - скакалка
И он легко с той палкой полу ходил,  полу  летал.

Я даже и не вспомнил о пирате одноногом - Били Бонса,
Джон Сильвер был настолько жизнелюб, весёлый и добряк,
Что к нему даже не возникали, как к повару вопросы,
Потому что он пиратом прото быть не мог никак.


Но Смолет – наш капитан на шхуне Испаньола
Не был всем довольным, не нравилась ему команда;
Он многих бы из них прогнал - будь его воля:
Команду с капитаном нанимать нам было надо.

Но сквайр Трелони ничего и слушать не хотел
Он согласился поменять лишь несколько матросов,
Он, Трелони, верит Сильверу,  как самому себе
И к морякам на его судне нет у него  вопросов.

Смолет продолжал: «Я капитан на шхуне
                я за команду отвечаю;
А  куда идём не знаю, но  матросы назовут координаты
И что мы идём  искать сокровища - так это тоже знают,
И что сокровища те принадлежат пиратам.

Не  кажется ли странным это, господин Трелони?
Кто об этом разболтал, что каждый знаёт обо всём;
Золото оно любого человека сломит
А по вашей милости мы со случайными матросами плывём

Я требую, хотя б частично поменять команду,
Перенести оружие и порох с носа на корму -
Это безусловно и непременно сделать надо
Иначе я не поплыву и с корабля сойду.»

Трелони было принялся не соглашаться и дерзить,
Но  Левси согласился с капитаном непреклонно:
Нам нечем капитану, друг мой, возразить
И его требования разумны и законны.


Наконец то - рано утром мы вышли в море,
Пристань с кораблями таяла вдали во мгле
И земля из виду скрылась вскоре,
И под солнцем утром – лишь наша шхуна на волне.

Мелькнули два три раза паруса вдали
И в брызги разбивает волны корабельный нос,
И вот в морских пространствах мы совсем одни,
И даже чаек уже нет, лишь реет в небе Альбатрос.

Я в море не был раньше никогда
И меня его огромность поразила,
Его морская бесконечность – за волной волна
И его неуправляемая человеком сила.

Шхуна, разрезая волны, раздувала паруса,
Развивала ход в одиннадцать узлов
И в корпус её била с плеском резвая волна
Да ветер с шумом раздувал развалы парусов.

Капитан достойно оценил корабль наш похоже,
Но он не сомневался, почему то, не на миг
Шхуна хороша,  конечно, только всё же
Для такого путешествия нам лучше был бы бриг.

Их препирательства с Трелони были не понятны мне -
Я слышал Смолет говорил: «пираты и морские банды»
Трелони возражал, что бриг дороже шхуны по цене
И требует для управления большой команды…


Команда наша похоже превосходной оказалась,
Все моряки отлично знали своё дело,
Резво по океану шхуна Испаньола мчалась
И под её косыми парусами петь хотелось.

Душой команды был, конечно, одноногий Джон
И слушались его матросы, и не роптали как ни странно,
Он мог потребовать и даже приказать мог он
И не выпячивался лишь перед капитаном.

Он ласков был со мной и я ему на кухне помогал,
И бывал на камбузе довольно часто,
И в клетке у него жил пёстрый попугай,
И он противным  голосом кричал: «Пиастры!»

Он кричал пиастры раз за разом до упада,
Ругался как матрос, ой хо хо кричал, Кричал - на абордаж!
Чтобы он заткнулся, его накрыть хоть чем-то было надо
Иначе он входил не умолкая в раж.

Ему уж двести лет - говорил мне Джон, про попугая
Эти птицы чёртовы живут на свете без предела,
Он плавал в Индии, на Мадагаскаре, на Гаваях
А теперь на Испаньолу эта птица в клетке прилетела.


Трелони баловал свою команду понемногу,
На палубе стояла бочка свежих яблок,
По любому поводу удваивал им норму грога,
Хотя Смолет убеждал,  что делать этого не надо.

Пока что наше плаванье прекрасно проходило:
О неповиновеньи, или бунте не стоял вопрос,
Корабли,  что нам встречались мирно проплывали мимо,
Нам без проблем доплыть уже,  почти до места довелось

Но однажды в тёмную, почти, безветренную ночьку
Я за яблоком пришёл и чтоб из бочки яблоко достать,
Я залез, не размышляя, по молодецки в бочку
Съел яблоко последнее и в бочке стал дремать.