А. Шевченко Первобытный Славянский язык Почему мы

А. Шевченко Первобытный Славянский язык Почему мы не узнаём в других языках свой родной

Андрей Шевченко Первобытный Славянский язык, открытый Платоном Лукашевичем

Почему мы не узнаём в других языках свой родной, если он Первобытный?
Причин много (про хаос теорий, который переживают лингвистика, наука и всё общество, уже говорилось), но главная: мы сами не знаем свой язык. Что же позволило Лукашевичу совершить открытие, как он пришёл у тому, что не могли понять до и после него академики? Да, озарение, да, Промысел, да, мгновенная сборка всего вороха бестолковых «фактов» в стройные ряды, как во сне Менделеева. Но открытия даются тем, кто упорно ищет, кто хоть немного, но выходит за пределы накопленного опыта, отказывается от наличного знания и мудрости и заглядывает в неизвестное. С детства Лукашевич мог свободно читать и говорить на разных славянских наречиях. В том числе на очень важных для последующего открытия Переяславском и Черниговском18, очень разнящихся меж собой и привычным для нас Великороссийским. Живя в Малороссии (Украина, местечко Березань), естественно, владел и Малороссийским, и Великороссийским наречиями. Лукашевич замечает, что под Великороссийское наречие Русский язык повёл Ломоносов, чем и спас язык от истребления европейцами и собственной «интеллигенцией». Но всё же язык – не наречие, замечает Лукашевич «не в упрёк великому мужу». Конечно, можно сказать, что знание наречий серьёзный козырь, – и это действительно так, даже серьёзнейший – но зачем, без собственной тяги и беззаветной любви к языку, было сыну богатого помещика так напрягаться? Кстати, нигде о любви к языку Лукашевич не разглагольствует – но ею пронизаны все его труды, и, судя по ним же и обрывкам сведений о судьбе Лукашевича, о любви к языку свидетельствует вся его жизнь. А вот над высокоучёными глупостями нанятых учителей (а потом и всезнаек, смеющихся над его выводами без попытки разобраться в них) он сам посмеивался весьма остроумно, и через десятки лет смог понять и доказать свою правоту19. Итак, в первую очередь понадобилась любовь к языку и освоение славянских наречий, языков. Судя по всему, Лукашевич искал упорно. Он уже родился богатым помещиком, что позволило ему не просто копить и читать книги да словари, но много путешествовать, самому собирать народные сказы, песни, сведения о быте, обрядах и вере народов. Заметим в связи с предыдущим – Лукашевич не просто мог читать и говорить на разных славянских наречиях, а понимал связанную с языком жизнь народов, точнее, племён. Далее углублял это знание и понимание – изучал названия городов, селитьб, местностей, рек, имена и прозвища людей и самих племён, другие имена собственные. Уже здесь пришлось ему углубиться и в географию, связывая определённые имена и местности с особенностями выговора, наречиями. Ещё до совершения своего открытия он написал несколько работ о «народных думах и песнях», огромном «славянском мире», различных именах, о неизвестных доселе законах гармонии музыкального говора и необычных песен20. Добавим это всё к первому и уточним: к открытию привели любовь к родине и языку, боль от осознания утраты прекрасного и неповторимого, настоящее знание славянских наречий, а также время, которое он уделял своим поискам. Не просто какой-то срок – всю жизнь. Пока остановимся и сделаем предварительные выводы. Итак, нужно стремиться понять свой язык, а это в том числе означает: хотя бы в малости, но понимать различные наречия. В освоении их, конечно, не только «неспециалисту», но и большинству лингвистов далеко до Лукашевича, но вообще русскому понять украинца, белоруса, болгарина, чеха, поляка, Церковно-Славянский и даже наречия исчезнувших славянских племён не так уж сложно. Но даже и этого не требуется для того, чтобы предварительно понять каков Первобытный язык и проверить Лукашевича. Итак, перед тем, как делать выводы из открытия Лукашевича – а они очень серьёзны! – нужно, чтобы оно стало понятно, обрело обоснование, твёрдую опору. Совершенно напрасно язык считается уделом «специалистов», лингвистов и филологов, а потому предлагаю пройтись по его «обратной стороне» и проникнуть его свежим взглядом.