Ибо Живу

Покрыла улицы смиренная чадра…
 Уста мои, как прежде, сухо шевелятся…
 Безумствуя, на сжатые колени голова
 Падет, как прежде.
                Искушаться.
 И на молитву, с севера взнесенную ветрами,
 Отвечу трепетом всесильным и ничтожным…
 - Кто жизнь и свет хранит над головами?
 - Кто отнимает ее. 
                Боже.
 Сижу плечом полураздетым – к холодному окну…
 По телу дрожь… и дождь стучит по телу. Забывать…
 Еще чуть-чуть – разбитое стекло перемелю
 С кусками бьющегося сердца. 
                Оживать.
У ног моих рассыпаны фонарные огни…
 Упасть за ними… свет  рассеянный обнять…
 В усталой памяти все еще живы дни,
 Когда безумен был размах крыла.
                Желать.
 А плечи все еще дрожат и бьются в стекла…
 А город нем, как будто бы не смог меня простить…
 А может у обоих нас по венам током
 Разлиты ненависть и горечь?
                Искупить.
 И в черные предрайсике врата, как прежде,
 В созвездия-легенды жадно устремлять
 Я снова буду взор, пытливый и небрежный,
 И тело обессилеет как воздух.
                Вдохновлять.
 И когда памяти изледеняющая тень
 Насытится до боли именем моим,
 Покинет дрожь, проснется город; новый день.
 С хранителем  мы жажду
                Утолим.