Длина окружности. LDM

VOID

смотрю в глаза
печальной пустоты
измеряя шкалою боли
время ее пространства
и не нахожу причины
возвращаться в нее
обратно


ЧИСТО ПОЭТ
или Духом Святым

Когда к нему пришел
хронический запор,
он перестал есть,
он перестал выпивать,
он перестал курить,
он начал писать стихи.
И взял себе имя – Архангел.


СОПЕРНИЦА

Как ни старалась она
поймать его в ловкие сети,
он так и не смог полюбить ее
в самых разных ее проявлениях –
горько-сладкую, яркую, странную,
трагикомичную жизнь.
При любой удобной возможности
он изменял ей с другой,
которая была ее соперницей
и полным антиподом.
А однажды ушел навсегда –
к той, что так ненавидела жизнь.


НЕДО

существует какая-
то недосказанность
в печальном закате
в полете бабочки
в фильмах Лелуша


STONES

Жил-был мальчик.
И никому он не был нужен.
И никто не был нужен ему.
Жил себе мальчик и жил.
А потом превратился в камень.
Просто умер от нелюбви.
Посмотри, сколько
Вокруг камней!


SCREWED

чувствуешь себя обманутым
 
выходя из кинотеатра
после просмотра бездарного фильма
покидая стадион после
проигрыша любимой команды
отравившись ужином в дешевом ресторане
потеряв любимую

доверяя времени


DREAM ON

Пока мы мечтали
о счастье,
оно потерялось
в дороге.

Пока призывали
любовь,
она устала – и
ушла от нас.

Пока мы грезили
свободой,
мы превратились
в рабов.


ПРОСТАЯ УСЛОВНОСТЬ

Новый год – простая условность, или, точнее, константа: не математическая, не астрономическая, но скорее гастрономическая. Или просто – людской каприз, неформальная договоренность: а давайте отпразднуем, что ли, начало конца и конец начала, потискаем новорожденного, а старого можно пинком под зад: ну что с него толку теперь? Снимаем дружно зубы с полок, надеваем костюмы, пропахшие шкафом, воскрешаем покойницу ёлку разноцветием мишуры, режем небо на части салютом, как именинный торт: гуляет во всю новогодняя ночь! – и даже непьющие пьют, и песни поют немые, и танцуют безногие – сердцем... И всё-таки, как бы там ни было, хоть и простая условность, в гуще шумного праздника или где-то со стороны наблюдая за всем безобразием, несмотря на свои седины, ты, как в детстве, отчаянно веришь в доброго Деда Мороза, в то, что Новый будет удачливее (или ты в нем, возможно, будешь), в то, что будут счастливыми лица, а сердца будут радостными... Тихо смотришь на мокрый снег, который уже не спешит, на следы фейерверка на нем, принимаешь константу-условность – и улыбаешься жизни.

01/01/12


ТРЕУГОЛЬНОЕ СОЛНЦЕ

среди листвы – ни шепота, ни шума
они чуть дальше – там
где вольные волны, истекая жизнью
продолжают сраженье
в бессмысленном споре о своем первородстве
с подневольной скалой

а в тихой гавани –
здесь ветер спит:
прилег передохнуть, ухватившись руками за
пышные бороды клиффов
обняв легким крылом нервные кроны баньяна

и я уснул
и видел розовые сны
о мандариновых губах и глазах цвета спелой
маслины
и слышал музыку твоих шагов
в тени оранжевой листвы
под треугольным солнцем малахитового цвета


ЗМЕЕЛОВ

Из бесконечного множества
ее виртуальных созвездий
(а точнее, тринадцати главных)
он был самым ясным, поскольку
светил, когда было нужно
замирал, когда было нельзя

он был самым прозрачным
как магический шар
с точностью зная буквально всё
о плотности ее туманностей
о скорости вращения души
о фазах ее капризной луны
и чувствуя на расстоянии сердца
чего она хочет сейчас

а еще ужасно лаконичным
(и это ей казалось безразличием)
в многословье своих языков
чтоб не спугнуть изреченным
всё то, что было понятно без слов
не помешать ее хрупким лучам
стучащимся в окна снов

потому что на самом деле
она и была солнцем
которое боялось одного –
перестать дарить свет и тепло
окружавшим ее планетам


КУКУШКА

недостает

минут камней
и стрелок

в моих часах
где ты жила

кукушкой


ОЧЕВИДНОСТЬ НЕВЕРОЯТНОГО

В системе ограниченных координат,

но констант достаточно упрямых,

ты ожидаешь вероятность невозможного

и, выйдя за пределы относительности,

просчитывая сотни вариантов,

приходишь к выводу об очевидности невероятного.

Да будет по вере твоей!


АМНИСТИЯ

сгорают
звезды
пролетают
кальпы
а ты всё
порхаешь
туди и сюда
мотыльком-
однодневкой
с утра и
до ночи
надеясь
на милость
вселенской
амнистии
или до-
срочного
освобождения
за твои
красивые
глазки


ПРИЧИНА БЕДЫ

Большая беда
начинается там,
где мы, не сумев
найти причину
малой беды в себе,
находим ее в других.


НОЧНАЯ ПЕСНЬ

дуэт собак цепных
и
несвободных звезд

холодный свет
безликих фонарей

лишь кот-лишенец
(как мы с ним похожи!)

всё трется тихо
о
мои ботфорты

в своей бездомности
такой голодный

но сытый своим
одиночеством


ПОЧТИ ПО ЕКК.

Время говеть
и время кутить

благоденствуя


Время сражаться
и время петь гимны

победные


Время грести
и время табанить

веслами


Время сажать семена
время косить траву

и время курить траву


Время уснуть
время проснуться

и время прозреть


Время любить
время летать

и умирать


И возрождаясь
жить и любить

опять


И снова летать
еще выше

прежнего


ТАНЕЦ МЕВЛЯНЫ

Я помню, как в детстве мы любили кружиться в паре друг с другом или подругой, а еще на радостных каруселях, или просто – по своей оси. И это напоминало танец Мевляны – вращение бабочки-микровселенной в гармонии с чем-то волшебным и бесконечно огромным, но очень родным и понятным, поскольку ты – частица того, что так трудно объять и измерить. Этот искренний детский восторг от подспудного понимания своей сопричастности к целому был едва ли сравним с чем-либо другим в этом мире чувств и эмоций. И казалось, так будет всегда... Но сейчас, когда многое изменилось (или просто пришло в негодность), голова идет кругом, но уже от иных вибраций и скоростей. Она кружится от опаски, что может сместиться земная ось, а еще оттого, что невольно ты пытаешься остановить время, вращаясь в обратную сторону, или вернуть его вспять, будто в режиме реверс, – чтобы снова вернуться туда, когда каждый из нас становился на миг целомудренным маленьким дервишем.


MIME

печать печали
на маске мима
неутомима

и знак усталости
не смоют слезы
великолепного
потопа в ноябре

не скрыть туману
искру жизни
всё еще тлеющей
в его глазах

и радость от того
что шапито
даст занавес
в конце сезона


FADING IN DREAMS

расцветала улыбкой
отворяла врата и тайные окна
обнажая монахиню-душу
а утром
одевалась в цвета рассвета
разделяя со мной первый луч
обновленного солнца
и глоток свежей радуги
после всенощного ливня
когда земля вздыхала от блаженства
всей полной грудью облаков зефира
и разомлевших гор
и ты была подобием земли
и землей дышало мое небо
и не знало тогда мое небо
что радостен был мой дух
как никогда не был прежде
и будет, увы, едва ли
самодостаточен любовью и тобою
а сейчас
я могу лишь мечтать о тебе
как и ты увядаешь в мечтах


TEMPUS COLLIGENDI LAPIDES

гораздо
проще было
воевать камнями

но время
собирать их
так и не пришло


ОСЕННЯЯ ЖЕНЩИНА II

В мае – двадцать, и завтра – лето, когда утро проснется с первой птицей и, умывшись росой, она будет вязать пинетки тому, кого носит под сердцем. В сентябре ей уже за сорок, и веснушки от жаркого лета скоро смоет осенним дождем, и от багряных костров на гладкие, словно шелк, щеки предательски лягут морщины. Осень жизни укроет локоны самым первым нежнейшим снегом. Декабрь – это шестьдесят в ее личном календаре: подарки внукам на Рождество, шепот сверчка на карнизе, тихий шорох чьих-то шагов в середине бессонных ночей – того, кто уже не придет, и тех, кто уже не вернется. Восемьдесят – это февраль, когда кажется, что зима бесконечна, как старость, – нет, не души, но тела, которое так непослушно душе в ожидании ранней весны, когда в марте заплачет капель – от счастья ли или от горя, и когда невдомек ЧТО есть март: начало или венец? В каждой капле дождя – слезинка не родившегося младенца.


ONE DAY

ничто так не дарит надежду
и не будоражит память
как сладкое слово
«однажды»


ВОЗВРАТНОЕ

Ты вернешься, я знаю, вернешься

На крыльях весеннего ветра

В голосах лебединой стаи

Мелодией ранней капели

Песней ручья, что проснулся

Памятью нашего лета


NEVER

всякий раз
наблюдая закат

видя след
улетающей стаи

слышу самое
страшное слово

никогда
НИКОГДА
НИ-КО-ГДА


***

Как жаль,
когда всё хорошо:

врагов порадовать
нечем. )


CIRCUMCISION

перережь пуповину
питающую звуком
твои хрупкие
коралловые раковины

разрушающую децибелами
утонченную нежность барабанных мембран

оторвись на минуту
от плейера!

ну скажи мне, дружище:

разве ты не скучаешь по музыке сфер?
разве слух твой не ловит вибрации
той вселенной, откуда ты родом?


THE REASON

Всё ищешь
причину любви?
А нет никакой
причины! )


ХОЛОДНЫЙ ХОЛСТ

мазки и маски
на карнавале красок

разноцветье

рисую кистью
недопетых песен и
невысказанных слов

портреты тех
что кажутся живыми

черты прошедших лет
которых не вернешь

и надо ли?

всё прожито
и сказано давно

и позабыто


ОБРАТНЫЙ ОТСЧЕТ

Внезапно всё становится прозрачным: ты начинаешь различать детали, которых раньше попросту не замечал (или делал вид, что не видишь). Фокус: да, именно фокус становится четче, – и ты жалеешь, что так много лет стремился к обобщению, пытаясь видеть цельную картинку происходящего с тобой и с миром, при этом игнорируя детали.

К примеру, бабочку, уснувшую в пространстве стекол, – в окне, которое выходит на восток. Или едва заметную на гладко выбритом лице морщинку. Прошлогоднюю паутину в кладовке, куда прячешь свои верные сапоги, которые отходили своё, отмерив сотней километров пространство короткой зимы...

И запахи становятся острее, и тоньше вкусы. Воды. Простой воды. И снега. Последнего. Прощального. Ведь на дворе весна. Проснувшись среди ночи от серебряных звуков капели, ты идешь на балкон – не дыша и почти невесомо, на цыпочках – так, чтобы не разбудить беспокойно уснувший город –

и ту, что спит и видит сны, – не здесь, но где-то там, за тем далеким горизонтом из огней, который едва различим в холодном тумане. И за тысячи миль ты сейчас яснослышишь ее спокойное дыхание и ясновидишь ее улыбку, когда листаешь ее сны о лете – о знойном лете, том, что выпало однажды счастливым шаром лотереи на двоих – и пронеслось мгновением.

Забавно... Таким нелепым и смешным всё видится сейчас – всё то, что прежде представляло ценность... или казалось драмой, неразрешимым ребусом, который так легко решается на самом деле –

сейчас, когда ты рад тому, что не оглохнешь от рева улицы, проснувшись утром, не станешь тем, кем бы хотелось стать, и никогда уже не будешь тем, кем лишь казалось, что ты есть... Но так жалеешь, что не дождешься мая и не сотворишь пару-тройку безумств, на которые был способен когда-то –

сейчас, когда тень смерти вдруг становится реальней, чем было прежде, при этом ближе, чем хотелось бы сейчас, – когда настенные часы в дуэте с капельками на карнизе ведут обратный счет оставшихся мгновений: двенадцать, десять, восемь, семь, четыре, два. Один... Свободен


03/03/12