Пешка

Пешка
Ибо  не  вы  будете  говорить, но  Дух  Отца  вашего  будет  говорить  в  вас.

Евангелие  от  Матфея  10:20.

І.
Поэты  собрались  у  двери  храма,
Где  Ангел  Божий  восседал  на  троне,
И  каждый  в  собственных  глазах  был  лама,
И  каждый  сам  собою  коронован.
Издалека  под  звуки  старых  гимнов
Входила  в  светлый  храм  людей  река.
Поэты  шли  громадно, но  невидно,
Глядели  в  бездну  мира  свысока.
А  я  снаружи  у  дверей  стояла,
Смотрела  равнодушно  и  спала
Открытыми  глазами  и  мечтала,
Чтоб  ни  при чём  душа  моя  была.
Но  голос  Ангела  позвал: «Войди  же!
Не  стоит  нас  задерживать, дитя!
Мы  все  сейчас  должны  друг  другу  ближе
В  последнюю  минуту  эту  стать!»
Я  двинулась  вперёд, остановилась
Вновь  на  пороге. Замерев, ждала.
Но  дверь  до  неба  высотой  закрылась
И  стены  храма  эхом  обдала.
Мы были у порога низких лестниц,
Но мыслями стремились ввысь и прочь,
Стремились – врозь, а быть должны бы вместе…
И тьма настигла, и настала  ночь –
Луна  взошла  в  открытой  крыше  храма,
Наш  Господин  по-прежнему  молчал.
Он  лишь  смотрел. И  каждый  знал – он  лама,
И  те  мечтанья  Ангел  в  них  читал.

ІІ.
Вселилась  немота  в  моё  мышленье,
Я  чувствую, что  он  глядится  в  нас,
Своё  среди  поэтов  отраженье
Он  ищет  в  глубине  зеркальных  глаз.
Но  трудно  разыскать  Своих  подобий
Созвездие  поэтов  Высоты.
Рассматривая  с  жёсткостью  подробной,
Вдруг  зычный  голос  восклицает: «Ты!» -
Указывая  светлому  поэту,
Шагнувшему  навстречу:  «Подойди!
Тебя  Я  выбрал! Ты  зажжёшься  светом
И  прочим  будешь  этот  свет  нести!
Я  вижу, нет  в  тебе  мечтанья  злого,
Гордынь  добычей  ты  не  будешь  век!   
Твой  путь  высок, тебе  даю  Я  Слово,
Я  знаю – ты  достойный  человек».
- Ну, нет! – сказал  Ему  поэт  поспешно, -
Не  потяну  я  этот  тяжкий  груз.
Мне  трудно  быть  Твоею, Ангел, пешкой,
Я  не  люблю  подопытности  вкус.
Уволь  меня! Я  не  могу, не  смею!»
И  он  назад  скорее  отступил,
А  я  глядела  на  него, жалея,
Что  шанс  подняться  выше  упустил.

ІІІ.
Я  оглядела  всех  нас  недовольно:
В  могильной  тишине  передо  мной
Стояла  тьма  поэтов  недостойных,
Облучена  молчальною  луной.
«Да  что  ж  это  такое?» - мне  казалось,
Что  крик  мой  в  пустоту, где  никого, -
Неужто  пешкой  Ангела  быть  мало,
А  быть  никем  довольно? Каково!»
Я  засмеялась  нервно, но  невольно
(Мне  страшно  было  Ангела  корить)
И  крикнула: «Здесь  много  есть  достойных!
Иначе, Ангел, разве  может  быть?»

IV.
«Да, может  быть, Я всё об этом знаю.
Коль  был  бы  проницателен  твой  взгляд,
Ты  б  видела: блистать  всегда  желают,
Но  не  бесплатен  истинный  талант.
Он  не  возник  беспочвенным  отростком
Из  ничего, он  только  от  Меня.
Поэт  в  Моих  руках  быть  должен  воском,
Чтоб  быть  достойным  Моего  огня.
А  те, что  видишь  ты  перед  собою,
Достойных  насчитают  только  треть,
Но  и  они  привыкли  жить  борьбою,
Им  трудно  тишину  Мою  терпеть.
Хотя  она  поэта  раны  лечит,
Но  если  миссией  легла  она
На  чьи-то  безответственные  плечи,
Душа  поэта  леностью  больна».



V.
«Ну, что  за  чушь! – воскликнула  я  резко
И  засмеялась  принуждённо, - Нет!
Ты  шутишь, только  шутка  неуместна,
Ты  оскорбляешь  Собственный  же  Свет!» -
«Мне  нужен  верный  человек  и  цельный,
И  говорю  Я  вовсе  не  шутя.
Раз  ты  Мне  возразить  сейчас  умела,
То  ты  и  будешь  пешкою, дитя!
Ведь  ты  в  достоинство  поэта  веришь
Иль  нет? Скажи, коль  против  что  имеешь.
Быть  может, за  своих  друзей  скорбя,
Познала  ты  неверие  в  себя?»

VI.
Мне  верилось  с  трудом, хоть  знала  всё  же,
Что  ветхое  преданье  не  свежо,
Что,  только  на  тебя  возложат  ношу,
Так  тянет  ощетиниться  ежом.
Но  я  сказала: «Хорошо, согласна!
Но  Ты  не  прав, я  докажу  Тебе!» -
«О, нет! – ответил  Он, - поверь, напрасно
Ты  вновь  стремишься  быть  со  Мной  в  борьбе!
Прими  лишь  тишину, в  ней  откровенье,
Которое  Я  шлю  тебе, дерзай.
Теперь  иметь  насчёт  чего-то  мненье
Тебе  запрещено, ты  так  и  знай.
Прими, что  Я  даю, и  не  гордись,
А  не  даю – смирению  учись».

VII.
Раскрылись  двери  храма  в  лунном  свете.
«Иди, - сказал  мне  Господин  мой, - Там
Тебя  ждут  испытанья  всех  поэтов:
Безвестность, слава, духа  нищета.
Коль  выдержишь, ни  разу  не  споткнёшься,
Коль  ты  не  будешь  без  толку  скорбеть,
В  безвестности  не  изменив  себе,
И  в  блеске  славы  не  превознесёшься,
И, нищеты  духовной  не  стыдясь,
Не  перестанешь  в  помощь  Мою  верить,
Оставшись  вот  такою, как  сейчас,
Я  вновь  открою  храмовые  двери
И  позову  обратно, в  тот  же  миг,
Вдруг  колыбельную  услышав  зова,
Что  сердца  и  души  твоей  достиг,
Шепнёшь  друзьям  прощальное  ты  слово
И  средь  Моих  самоназванных  лам
Ты  явишься  одной  из  настоящих.
Дитя, пойми, таланты  не  блестящи,
Они  всегда  с  горчинкой  пополам.


МОРАЛЬ

Когда  не  пригодиться  невозможно
Задаткам  одарённых  наших  душ,
То  честолюбье  лезет  вон  из  кожи,
А, чуть  дойдёт  до  дела – ты  не  дюж.
И  счастлив  тот, кто  искренне  уверен,
Что  этого  лишь с ним  «не  может  быть».
Ну, что  ж, дай  Бог, ведь  храмовые  двери
Подделок  не  обязаны  хранить.