Ему

Где-то в груди, кажется, бьются слезы о ребра.
И дышать немного трудно и больно.
Но это все мелочи по сравнению с чувством свободы,
Которое не торопится смешиваться с кровью
К сожаленью. И вряд ли я научусь так писать,
Как Полозкова, даже через года и страны.
И рифмы у меня глупые, примитивные, странные,
И мысли с трудом, как вода из закрытого крана,
Пытаются вырваться сквозь пальцы к экрану.
Я даже не знаю, плохо мне или пусто.
И где вообще все мои такие душные чувства?
Такие родные, привычные, письменно-устные?
Хотя бы больные, хотя бы невнятные, тусклые?
Нет? Что ж, тогда порадуюсь за тех, кто счастлив
Без меня. Для себя, для кого-то, удачлив, участлив.
День ото дня постоянно, всецело,  а может отчасти.
Потом, не отвлекаясь, допишу стишок свой дурацкий.
И однажды, возможно, его прочитает другая,
Такая же, ничего не понимающая, зато живая,
И вспомнит, что нет, не любила, но кем-то дышала
И плакать хотелось, но как-то все не получалось.