Однажды в Париже

Да, нет! Я там не был! Просто решил представить себе один день своей жизни в этом шикарном городе. Куда бы я направился? К бакам, конечно! У меня полная уверенность, что у этих удивительных баков с мусором в чёрных пакетах полный гастроном!
Ну, представьте себе, я добрался до Франции, практически истратив половину тех сбережений, которые копил ровно три года!
А что вы хотите? Вот Эйфелева башня. Кто же не захочет постоять у одной из четырёх ажурных колонн из металла! У баков я нашёл, конечно, много игрушек, тряпок, то-есть, одежды.

Но я настолько брезглив, что недоеденный кусок торта мне просто в рот не полез.
И как можно без стакана кофе? Да и за один день проголодаться настолько, чтобы обедать у баков, можно не успеть.
Правда, у меня ещё в загашнике энзэ имеется - тысяча долларов. Но я стараюсь о них не вспоминать. Мало ли какая оказия случится.

А душа так и просит взлететь в небо! А что! Живём-то один раз!

Покрутился я сразу вокруг четырёх колонн Эйфелевой башни, плюнул на экономию и полез в кабину лифта. Во Франции за всё платить надо. Двадцать долларов как не бывало!
Вхожу в ресторан, в окно стараюсь не смотреть, потому что пол подо мной так и ходит! По ветру верх красавицы движется до метра. Если ещё и в окно смотреть, то лучше не кушать.
Можно всё потерять. Не буду раздражать ваши слюни описанием того, что я, не спеша, проглотил за один час времени.
Подошёл стюард ( а кто же он ещё на такой-то высоте!), на чистом английском выдал мне сумму - четыреста долларов!!

Я, конечно, ожидал некоторое изумление своей души, но не до такой степени!
Это же надо, как легко богатеют толстосумы! Подал я трясущимися руками четыре бумажки. Стюард, да какой он - стюард! Официант! Взял эти бумажки двумя пальцами да ещё в белоснежных перчатках.

Будто я из России привёз ему неизвестную во Франции заразу. Я пошёл к выходу, то-есть, в кабину лифта, а за мной увязалась мамзель! Я не скажу, что красавица, но прилично выглядит. Кожа натянута, швы из-под волосиков кое-где выглядывают.

Видно, что уже затягиваются, но ещё не дошли до естественного цвета. Ясно, мамзель торопится заработать.
Оно и понятно. Какой бессеребренник на верхотуру полезет. Я ей в кабине говорю по-русски, чтобы она не сильно ко мне прижималась.

Боже правый! Она так обрадовалась! - О, друг, не отталкивай меня! Я тебе пригожусь!
-Русская, что ли? - выдал и я изумление на своём уже зарастающем бородой лице.
-Украинка я! - щебечет она, - я - Ганка, а тебя как зовут?
Назвал я себя. Познакомились. На Украине-то она даже со швами на меня бы не взглянула. Вон как подмолодили! Ганка, правда, о возрасте своём истинном не забывает, поэтому и воззрилась на меня любовным взором голубого сияния.

-К тебе, что ли, пойдём? - спрашиваю с надеждой. Очень хочется в туалет, а во Франции он дороже, чем поездка в лифте Эйфелевой башни.

-Ко мне нельзя. Я замужем.
Боже! Да я голодным буду, а с замужней женщиной спать не лягу! Об этом и сообщил, не запинаясь.
Она на меня вылупилась, сказала по-украински фразу, чтобы я не сильно обиделся, и дала дёру.
-Постой! Куда ты? - испугался я остаться один. - У меня же впереди ещё ночь, да и вечер ещё не близко.
Ганка остановилась. Я, как истинный джентльмен, догнал. - Ладно, согласен, сколько? - спрашиваю.
-Давно бы так, - говорит мне Ганка и называет цену. Чувствую, что не потяну, надо было копить доллары четыре года. Опять я её этим огорошил.
-Я так и знала! - воскликнула Ганка, - с этими русскими не разбогатеешь! А сколько можешь?
Я подумал, ещё раз подумал. -Что, в гостиницу пойдём? - спрашиваю.
-Какой же ты глупый! - уже смеётся Ганка. - У меня для приёмов другая квартира есть. У нас, во Франции, так принято. Муж приглашает в свою вторую квартиру, а я в свою вторую тоже!
Рассказывать, как хорошо я провёл сутки жизни во Франции на этот энзэ в виде долларов, не хочется. Всё было прекрасно!

Даже на обратный билет Ганка мне доплатила, как самому родному человеку! Ещё бы!
Под шампанское, да ещё французское, я совсем забыл о своей бедности и втыкал бумажки во все щелки Ганкиного тела.
Тело у Ганки тоже было прекрасным, если не включать свет. Оказывается, её подмолодили хирурги со всех сторон. Вот только было неприятно нам обоим, когда мы свои зубные челюсти положили в стаканы.

Ну, да что об этом говорить. Все когда-нибудь кладут челюсти в стакан. Возраст он и есть возраст.
Фантазировал-то я во сне, поэтому, как самый последний наивный человек, ждал звонка из Парижа целый день! Только к вечеру и успокоился.
Приснится же такое!

Ижевск, 2011 год