Материи бессмертное лицо. О Глебе Горбовском

Уникальный случай - многочисленные премии не испортили Глеба
Горбовского, потому что славу он воспринимает как зло, сродни нацеленному на него и народ жерлу бутылочного горлышка... Сознает это и... сам поделать с собой ничего не может, кивая в застольях с поэтами окаянной головушкой. «Я была тогда с моим народом,  Там, где мой народ, к несчастью, был» -
произнесла Ахматова. И с Ахматовой он выпивал, и с Бродским, и с
Берггольц... Знаменитое стихотворение Николая Рубцова «В гостях» - о
комнатухе Горбовского на углу Невского и Пушкинской, куда набивалось
немыслимое количество народу и царил дух отверженных героев Достоевского:

Он говорит, что мы одних кровей,
И на меня указывает пальцем,
А мне неловко выглядеть страдальцем,
И я смеюсь, чтоб выглядеть живей.
И думал я: «Какой же ты поэт,
Когда среди бессмысленного пира
Слышна все реже гаснущая лира,
И странный шум ей слышится в ответ?..»

«Фонарики ночные» - сниженный образ эпохи, вне романтизма резных
сложенных крыл блоковского стиха: «Ночь, улица, фонарь, аптека...» Но вместе с тем в растерянной фигуре поэта нет ничего обдуманного или карнавального. На перестройку и последовавшую за ней диктатуру вседозволенности он
ответил лирой, подъявшей бремя времени. А значит, принял свободу как
целеполагание для выживания страны и литературы. «Почвенник мнимый» - так он обратился в стихах и к обманутому крестьянину, и к тому, кто питает
надежды на народное самосознание... Но слышен ли голос Горбовского
сегодня, когда «стихи полетели, как чайки, на свалку»? Порой в облике Глеба с его величественной шевелюрой и высоким лбом проглядывает мыслитель
античности.
Заходящие на свет коммуналки его окна у парка Победы поэты делятся для хозяина по главному принципу: порядочен человек или нет, друг он или таит за пазухой зло - а бывают и такие... Но он все равно почти для всех
остается Глебом, Глебушкой, мерилом судьбы, хлебной коркой, - прошедший оккупацию, детдом, переживший очень многое и сохранивший себя для
лирического чуда строк, диктуемых памятью о матери и любовью
непридуманный:

Не вырезать из памяти, не выжечь
твое непобедимое лицо.
Ему дано и умершему выжить.
Я прихожу на старое крыльцо...
Твой дом необитаем и бесплоден.
Не узнаю, скорее - познаю,
среди вещей, в их атомной природе
бессмертную материю твою.

Сегодня Глебу Яковлевичу восемьдесят, почти не верится... Он не
«шестидесятник» - он вечен - как надмирный огонь поэзии, обжигающий ясной новизной своих мучеников и избранников.