Иосиф Бродский. Здесь можно жить...

Здесь можно жить, забыв про календарь,
    И пить свой бром, не выходя наружу,
    И в зеркало глядеться, как фонарь
    Глядится в высыхающую лужу.
    
    Вспомнила эти строки Бродского, написала, а потом заглянула посмотреть, не переврала ли. Нет, не переврала. Я не могу сказать, что я страстная поклонница его стихов. Но ЭТО я просто обожаю. Понимаю, что слово «обожаю» в разговоре о его стихах так же неуместно, как неуместен розовый шелковый бант на ширинке у солдата. «Обожать» можно дамские романы, где героини роняют жемчужные слезы на персиковые груди, томно дышат и нежно стонут. Мои отношения с Бродским и проще и сложнее обожания.
    
    Я наслаждаюсь этой ироничной картинкой, написанной так легко, так зримо и так ярко.
    
    Осенний вечер в скромном городке,
    Гордящемся присутствием на карте,
    (топограф был, наверное, в азарте
    иль с дочкою судьи накоротке).
    
    Я очень живо представляю себе этот сонный городишко, где телевизор – самое большое развлечение, где сплетни обретают твердость фактов, а мнения облечены в одежды истин, где монотонность жизни не угнетает, не убивает, а расслабляет, как прокисшее молоко.
    
    Здесь есть кино, салуны, за углом
    одно кафе с опущенною шторой,
    кирпичный банк с распластанным орлом
    и церковь, о наличии которой
    и ею расставляемых сетей,
    когда б не рядом с почтой, позабыли.
    И если б здесь не делали детей,
    то пастор бы крестил автомобили.
    
    И самое удивительное для меня, что с каждым годом мне все больше и больше нравится этот городок. И легкая ирония, которая поначалу казалась острым перчиком, просыпанным на строки, теперь, по прошествии лет, воспринимается уже иначе. Как желтая пыльца на полированном столе, опавшая с завядшего букета.
    
    Здесь буйствуют кузнечики в тиши.
    В шесть вечера, как вследствии атомной
    войны, уже не встретишь ни души.
    Луна вплывает, вписываясь в темный
    квадрат окна, что твой Экклезиаст.
    
    В чем же дело? В кузнечиках, по которым тоскует озверевшая от городского шума и сутолоки душа? Или может, в тишине, которую так иногда хочется послушать. А может, просто наступает в жизни человека такой момент, когда он должен прислушаться к тому, что происходит в нем, заглянуть в себя и тихо ужаснуться. И заплакать о себе потерянном. И ощутить в себе мерзлое, стылое дыхание смерти. И бежать, бежать без оглядки от прежней жизни, от привычного вранья всем и себе, бежать, куда глаза глядят. И тогда сонные тихие городки тянут к себе до дрожи, до истомы, как водка тянет старого пьяницу.
    
    Здесь снится вам не женщина в трико,
    а собственный ваш адрес на конверте.
    Здесь утром, видя скисшим молоко,
    молочник узнает о вашей смерти.
    
    Здесь можно жить, забыв про календарь,
    И пить свой бром, не выходя наружу,
    И в зеркало глядеться, как фонарь
    Глядится в высыхающую лужу.
    
    Может, в этой сонной монотонности бытия и есть смысл жизни?



Иллюстрация: Николай Буртов "Провинциальный город" http://artpodolsk.ru/burtov/province.jpg