Баллада о подляне. Выдуманная история

Служил в суде судья  Кореев,               
Прекрасный молодой пацан.
Он мало пил, любил евреев,
Хотя евреем не был сам,
Он проявлял гуманность к слабым,               
Раскаявшихся отпускал
И злобным канцелярским бабам
Грубые руки целовал.
Он был одет как денди, братцы,               
Хоть скромно на зарплату жил.
А коль случалось раздеваться,
Ложились штабеля кобыл. 
Он мог вести процесс стихами,               
И в лужах видел красоту,
Читал в сортире Мураками -
В оригинале, на пушту.
Пусть матерясь и корча рожи,               
В мечтах взрывая «АвтоЗАЗ»,
Он ездил все ж на «Запорожце»,
Как, кстати, многие из нас,
Поскольку был один-единый               
В суде, кто хабара не брал,
Верил в державу Украину
И взяточников презирал.   
Но вот однажды наш приятель               
Был вызван на второй этаж,
Где голова (укр.- председатель),
Дрожа, изрек ему пассаж.
Бутыль пустая от текилы,               
Звеня, каталась под столом,
А голова, наморщив рыло,
Бухтел печальным шепотком:
«Такая, понимаешь, штука…               
Такая вот, сынок, ..уйня.
Ка-ароче, ..ля, не жизнь, а ..ука!
Ау!? Ты слушаешь меня?»
Кореев оценил бутылку,               
Но мыслью не спешил вослед,
Помня, что на оперативках
Обычно слышал тот же бред. 
(Здесь отвлекусь от главной темы,               
Сославшись на печальный рок:
У нас в судах своя система,
В ней красноречие – порок).
Меж тем, вернув стакан в ручищу,               
Продолжил голова, грустя:
- Судить тебе, сынок, бабищу,
   Шо сбилась с верного путя.
    Хто, понял?               
-  Да, - поник Кореев. -
    Такая-то у нас одна.
-   Ка-ароче, принимай скорее
    Все эти сто томов го..на.
    Только сначала в хлам напейся,               
    Шоб как-то стресс перенести.
    Я сам бухаю уже месяц
    До глюков, Господи, прости.               
    Нам всем ближайшие полгода               
    Без просыпу придется пить,
    Мать ее, огненную воду…
    И паспорт греческий купи.               
-   Зачем?               
-   На всякий, там, пожарный…      
-  Я патриот!
-  Иди в пи..ду!
   Сынок, ..ля буду, станет жарко.
   Хто б подсказал, в каком году…
   Всё уяснил?               
- Но я…
- Иди же!
- А дело изучить?
- К ..уям!
  Тебе и приговор напишут.
  Не вздумай шо-то делать сам!   
  По правде, бабу ту б поставить               
  К стене – и залп без лишних слов.
  Туда б и нынешних отправить…
- А кодекс?
- Кодекс – для лохов! 
  Пи..дуй, готовь для цирка зальчик,               
  А я еще кирну. Пока! -
Шеф влил в Кореева стаканчик,
Провел к двери – и дал пинка,
Закончив: «Так-то, брат Кореев,               
Ты в сказки верить перестань.
Жаль, мы не в Северной Корее…
А паспорт греческий достань».   
Взбодренный этаким манером,               
Подумал молодой судья:
«Лучше б чума или холера!»
(И я б подумал так, друзья). 
Но, движимый служебным долгом,               
Бухать он более не стал,
Снял томов двадцать дела с полки,
Всю ночь, как дурень, их листал…
Догадка, а за нею горечь               
Мозолили и мозг, и глаз:
«Да, баба, может быть, и  сволочь,
НО ВЕДЬ НЕ КРАЛА! …в этот раз.
Ведь, гадство, никаким Минфином               
Здесь не докажешь воровство!» -
Тут голова зашел… с графином…
И veritas залил в него. 
С утра, с гудящей головою               
(Той, что на шее и своя),
Вошел Кореев за конвоем
В зал, где торчало до ..уя
Народу разного калибра.               
Сидела баба на скамье,
И шел вовсю разлив поллитры
Нардепами «Курвуазье».   
Пока Кореев мыслил слабо,               
Мог быть возможен компромисс,
Но баба – даже в клетке баба,
Ей чужда конструктива мысль.    
Судье и так-то мерзко было,               
Она ж беднягу-паренька
Отборным матом обложила
Плюс обложила и УК,
По УПК прошлась добряче,               
По чести первого лица,
Суля тому то  хрен собачий,
То смерть от тухлого яйца
(Ну, политическую, ясно,               
Ведь не упырь же баба та)…
Но речь ее была напрасна
И не решала ни черта.
Ей бы, дурашке, да сознаться,               
В грехах и собственной вине,
Раскаяться – под гром оваций –
В голодоморе и войне,
Исполнить всякие фигуры               
Из Камасутры напоказ…
Но всем известно: баба – дура
Везде, особенно у нас.
А потому сидеть той бабе -               
И не в парламенте сидеть.
А что? Они народ не слабый,
Вот могут и в тюрьме пи..деть. 
…Она в сердцах взывала к залу:               
Мол, помогите, кто-нибудь!
И чуть судью не искусала,
Но клетку не смогла погнуть.   
Как вышел покурить Кореев,               
Случился краткий разговор:
- Давай, брателло, поскорее, -
Ему совет дал прокурор. -
   Мы, ..ля, давно всё написали,               
   А ты застрял, е.. твою мать!
   Кругом бардак – в стране ли, в зале,
   Пора, братуха, их кончать.
-  Кого? – естественным вопросом               
Задался мудрый наш герой.
Он все же вырос в девяностых,
Бывавших дикими порой.
-  Не-е, ты не наш, даже по роже, -               
Ответил прокурор-м…чудак. –
     В кого тыкн`ут – того положим.
-    В смысле, посадим?
-    Или так.       
…От головы (ненормативно)               
Узнав, что прав был прокурор,
Кореев сел оперативно
Читать готовый приговор.
-    Да подпиши, шо ты читаешь!? –               
Пристал ужратый голова. –
     Шо в лоб, шо по лбу, понимаешь?      
     Можешь скостить ей год, там, два. 
     Нам это разрешили даже,               
     Шоб суд демократичным был. 
-    А вдруг не подпишу?
-    Все ляжем. 
     Ты паспорт греческий купил? 
-    Я все ж немного почитаю…               
-    Валяй, даю тебе три дня.
      Жахни стаканчик!
-     Может, чаю?
-     Пей, ..ука, не позорь меня!
…Четыре тома приговора               
За трое суток одолев,
Он снова убедился: вора
Не там искали, дело – блеф.
Возможно, где-то, в чём-то, чем-то               
Та баба в дебри забрела.
Но судят не за это, черти, -
За то, что яркою была,   
И не простили ей, болезной,               
Пестрый наряд и громкий крик.
Да, попугаи бесполезны,
Но не за то мы ценим их. 
Павлин – он тоже их куриных,               
Как, в общем, все мы. Но не сер.
Так что, за яркость перьев длинных
Устроить, чтоб в тюрьму он сел?
…Страница перед ним лежала               
Последняя. Он ручку взял…
И с ручкою рука дрожала,
Когда он чистый лист достал,
Окинул взглядом модный столик,               
Пощупал на щеках пушок
И написал: «Прошу уволить
По собственному…». И ушел. 
Не верите? И я не верю.               
Реальнее сценарий есть:
Он взял том`а, захлопнул двери
И бабе дал лет, скажем,  шесть.
…Чуть позже, в банк зайдя надежный               
И в небольшой спустившись зал,
Открыл он сейфик осторожно…
Там паспорт греческий лежал.