Дневник 50 Космос в снах

Снова о снах.
Вчера стали известны лауреаты Нобелевской премии по физике. Вряд ли кого обрадовало их открытие. В последние десятилетия большинство ученых придерживалось того мнения, что галактики в нашей Вселенной разбегаются. Это «убегание» сменится сжатием, и мы снова счастливо сваримся в первокотле. И, скажем, через миллиардов пятнадцать-двадцать всё до точности повторится. Родятся звезды, планеты, галактики, черные дыры, сверхновые, и… в далеком и никому неизвестном Хозьмино я зайду в класс, совершенно не помня, что я уже здесь отметился. Так же точно прошляпят мое второе пришествие ученики или… сделают вид, что не знают меня. Так примерно.
Нынешние «нобели» порешили иначе: Вселенная, сказали они, расширяется всё быстрее. Следовательно, никакого сжатия и «второго пришествия» не будет, а разлетитесь вы все, к чертовой матери, по холодному и бесконечному вакууму, и не сыскать вас будет днем с огнем. Вот так, недалеко от истины. Не ведаю, что уж скажут следующие лауреаты. Но догадываюсь.
Не случайно я повторил для вас сказанное на всех каналах и во всех печатных СМИ, потому что один из моих снов скорее всего представляет второе, ледяное, будущее.
Я уже писал в одном из № дневника о нем, поэтому только перенесу сюда ту запись:

«Вчера читал о Юрии Кузнецове, думал о его и своем космосе. Вспоминал свой давешний сон. В нем я попал в леденяще далекий от Земли безжизненный, черный, без солнц мир. Глыбистые, ужасающе бесприютные, безвозвратно лишенные всего теплого, исключающие даже всякий намек на живое, тела…
Никогда и наяву я так мучительно не переживал безмерность холодного звездного планктона и тоску по Земле. Возвращение на нее в том сне вышло каким-то мультяшным, неубедительным. Изматывающее переживание пространства, чужого, страшного мира, оторванности от дорогого… Возможность никогда не вернуться на Землю приобрела во сне немыслимую наяву остроту.
Но это сон. А в жизни я не воспринимаю космос так, как Кузнецов. «И ни один не захотел признаться в том, что за пленкой опытной мечты зияет леденящее пространство, бессмысленная бездна пустоты…». Здорово и – страшно.
Я люблю луну, звезды, Млечный Путь, и чаще с надеждой смотрю в ночное небо. И благодарю Солнце за Жизнь.
Но так трагично наше одиночество в Космосе никто, пожалуй, не выразил. Разве что швед Мартинсон в поэма «Ариана»…»

Случай Космоса далекого в моих снах единичен. Но зато нередко мне снилось звездное небо.
Кажется, что за новость! Но представьте, что вы видите совсем чужое звездное небо. В снах я одновременно чувствовал защиту Земли, с которой созерцал внезапно открывшуюся незнакомую, затягивающую меня с потрохами звездную платформу. Однажды я наблюдал ее с крыши многоэтажки. Лежа на спине. Узор был пугающе-безупречно оттиснут на небесной тверди. Наверху распахнулся фантастический ювелирный магазин. Впечатление не было бесформенным: я мог бы посчитать каждую из звезд. И никаких полутонов – поражающий воображение блеск наверху и мрак вокруг. Как будто светотехник  сна  освещал звездный театр таким образом, чтобы ничего не отвлекало от него и только подчеркивало его величие.
Что могут чувствовать люди, увидевшие над собой совершенно незнакомое звездное небо? Тревогу. Может быть, даже панику. Ужас. Но понимание того, что я на Земле, было спасительным. Я холодел о восхищения.
Два-три раза мне открывался незнакомый участок Космоса с земли. Я стоял, обычно осознавая «точную топографию». Так, один раз это было в «поселке Солгинский», на высоте, за линией, у платформы, где останавливаются поезда.
Небо в ту ночь сна не было незыблемым, как и звезды. Всё менялось, текло, было подвижно. Как будто в нем сразу явились сотни красивейших НЛО. Но это были звезды. И что-то еще странное, что не могу пока сформулировать. Пожалуй, так: на моих глазах происходила вселенская перестройка, и я был в нее мучительно и сладко посвящен. Не было страха, но был трепет от гигантской фантасмогории, совершающейся на моих глазах.
Одно из таких видений я помню отчетливо.
Полоска суши. Океан. Мчит гигантские волны на хрупкий островок земли.
Внезапно оказываюсь в кипящей бездне воды. Странно, но не страшно. Вроде мчусь к берегу.
В грязном, каком-то совершенно бесцветном небе рождается подобие ромба – рамка его геометрии, а в ней, прижав к губам кривой медный рожок, согнув колени, прижав их к груди, вестник беды. Музыка не слышится – воображается мной.
И я, и океан, и Дьявольская эта сила в ромбе мчимся все к суше.
Внезапно, как это чаще всего и бывает в снах, оказываюсь на петрово-водкинском холмике. Вокруг него возникает кажется что стеклянный прозрачный купол. Гляжу вверх и вижу крупные, как шары, цветные звезды. Цветасто все, ласково мигает, успокаивает, да и страха нет.
А потом… Потом в это рождественское почти небо вплывает лошадь. Фантастически большая. И именно вплывает! Медленно перебирает ногами и плывет, плывет… И нет уже никакого купола. Есть ночь, звезды-шары и плывущая лошадь.