Из Джузеппе Унгаретти. В июле

В ИЮЛЕ

1932



Когда на нас набросится эта пора,
В цвет опечаленной розы
Прекрасная облачится листва.


Обрывы круша, реки до дна выпивая,
Перетирая скалы в муку, лучами сверкая, –
Эта ярость упругая неумолима.
Рассыпая пространства, ослепляя, размывая предметы, –
Вот оно, лето – что век от века,
С глазами раскаленными добела,
Земли обнажает скелет.





________________________________________________

Стихотворения Унгаретти 20-х годов труднее для непосредственного восприятия, чем стихи времени войны. Именно тогда появилось в критических статьях слово «герметика», которое было быстро подхвачено и сделалось общепринятым наименованием стиля Унгаретти и его более молодых последователей. Впрочем, сложность может быть преодолена, если постоянно помнить слова самого Унгаретти, который всегда говорил, что его поэзия есть точное психологическое отражение его биографии и эпохи. Никакие копания в бессознательном поэту никогда не были свойственны: Унгаретти, в сущности, простой человек и простой поэт, пишущий всегда о простом и насущном. Замысловатая образность и усложненный язык в стихах 20-х годов – кажется, связаны с тем, что само психологическое состояние пережившего войну, жестоко травмированного войной человека со временем становится сложнее, чем было в дни военных испытаний. В глубину собственной боли и переживаний ему трудно погружаться самому, преодолевая сопротивление памяти. Мучительно распирающая изнутри невозможность быть счастливым и чистым после того, что увидено, что делалось собственными руками, ищет быть высказанной – но не напрямую.


Полагаю, что именно поэтому Унгаретти не пишет в 20-е годы на общественные темы (за единичным исключением). В его стихах выражаются переживания будто бы чисто личные, и всегда в связи с созерцанием природы. На самом деле речь идет отнюдь не только о частном.      


Теперь несколько слов об июле. В Италии июль и август – самая тяжелая пора года, особенно в центральной части (Тоскана и Лацио), где высока влажность и прежде были болота. Зной подчас просто парализует человека: способность к активной жизни возвращается только поздно вечером. В прошлые века в эти месяцы резко возрастала смертность, дети и молодежь уходили прежде стариков; на иностранцев эти ежегодные моры производили паническое впечатление (см., например, описание летней малярии в романе «Коринна, или Италия» Жермены де Сталь (1806)). Масштабное осушение болот начнется только в 1930 г. и продлится до самого начала войны. В 1927-ом июль еще вполне сохранял свою славу месяца гиблого. Мрачные образы стихотворения современнику были понятны.


Угнетенное состояние природы дает поэту лишь творческий импульс. Нарисованная им катастрофическая картина есть новое, опосредованное переживание не уходящей из памяти войны и через нее – человеческой истории вообще. Хотя в 1924 г. Унгаретти вступил в муссолиниевскую партию, война никогда не прекращала его ужасать. Свойственная фашизму идея о природно-биологической предопределенности и, следовательно, полезности войн у Унгаретти трансформируется в чувство космической беды, с которой не могут примириться ни разум, ни совесть, ни эстетическое чувство. Как туманная дымка знойного дня искажает расстояния и рождает миражи, так военный угар одуряет народы, лишает человека человеческого лица.

Обычная для Унгаретти метафора: убийственный солнечный жар он часто выражает словом «spogliare» – обнажать, грабить. Строка «Солнце разграбило город» прозвучала еще в одном из самых первых его стихотворений. Здесь это слово тоже присутствует: жара «обнажает скелет земли». Так и война обнажает в душе человека способность к тому страшному, почти сатанинскому, что скрыто размеренной пристойностью мирных буден. 

В стихотворении звучат предчувствия новых катастроф.

Разумеется, это лишь один из возможных срезов прочтения…