Конвертируемая зарплата

Почему хорошие врачи уходят в бизнес?

Коридор клиники пуст. Суета большой больницы чужда этим стенам, здесь всегда тихо и спокойно.

В этих стенах лечатся долго – часто месяцы и годы проходят, прежде чем коварная палочка Коха (возбудитель туберкулёза) сдаётся под напором современных лекарств. Люди часто стыдятся, что заболели этой инфекцией, от которой, в общем-то, никто не застрахован.

Пятница. Два часа дня. Врачи собираются домой. Спешат в родные стены и пациенты, которым не предписаны строгий режим и изоляция. Я же приехала сюда, чтобы повидать свою однокурсницу.

В ординаторскую входит дежурная медсестра с чистой историей болезни, кладет её на край стола:
– Новая пациентка к вам… Это же надо, в пятницу к концу дня приехать!.. В шестую палату её определили. Я ей сказала, что может ехать домой на выходные – всё равно обследование назначат только в понедельник.
Ольга вышла из ординаторской. В коридоре её ждала женщина лет пятидесяти.

Глаза, полные ужаса и слёз, спина перетянута пуховой шалью.
– Меня из института Склифосовского перевели, – заговорила торопливо. – Там я месяц лежала – не могли диагноз поставить. Потом пригласили на консультацию профессора, и он сказал, что, скорее всего, это туберкулёз. Целый день я ждала машину, чтобы меня перевезли к вам. А сестра сказала, что до понедельника всё откладывается. Может, доктор, вы меня посмотрите сегодня?
- Да-да, конечно. Ждите в палате.

А между тем Ольга не выходила из больницы вторые сутки. Дежурство было суетным, у одного пациента открылось лёгочное кровотечение, и, хотя всё сделали быстро и слаженно – перевезли в реанимацию, приготовили операционную, привезли хирурга из дома, – на хирургическом столе пациент умер. Ольга много перевидала за свою десятилетнюю практику в этой больнице, но смерть пациентов каждый раз выбивала её из равновесия.

– Знаете, там в палате пять человек. Я бы не хотела при всех… Можете вы меня отдельно посмотреть?
– Маша, люкс свободен? – спросила Ольга медсестру.
– Да. Петрова домой ушла – до понедельника.

Первый раз Ольга всегда смотрела пациента долго. Я знала это, ведь несколько лет мы работали с ней в одном отделении. Она дотошно выспрашивала все подробности: в каких условиях женщина живёт, чем болели родители, с чем связана работа, когда заметила ухудшение, как долго не обращалась к врачам, что изменилось с момента появления первых симптомов… Потом тщательно слушала и осматривала пациентку. Она привыкла обращаться так со всеми.

Около часа прошло, прежде чем Ольга закрыла историю болезни, в которую вписала всё, что считала нужным. И объяснила пациентке: лечить её до полного выяснения диагноза не будут.

– Все исследования начнутся в понедельник. Если что-то будет беспокоить, в больнице всегда есть дежурный врач.
Пациентка достала сложенный вдвое конверт, молча положила его на стол рядом с историей болезни и вышла. Ольга что-то пыталась сказать ей вслед, но женщина быстро закрыла за собой дверь. Ольга не любила брать деньги от пациентов, считала это неправильным. Да ей особо и не платили – видели, она и так выкладывалась по максимуму. Пациенты, конечно, были по-человечески благодарны ей. А деньги если и оставляли, то при выписке, вкладывая конверт в коробку конфет.

Ольга любила свою работу. Не переставала удивляться, как её пациенты сначала пугались, подвергали сомнению правильность диагноза, с каким напором требовали ускорить процесс лечения, ошеломлённые сроками нескорой выписки. Потом, спустя месяц-другой, их словно переключали: привыкнув к неторопливости выздоровления, они начинали смиренно ждать повторных анализов. Болезнь усмиряла привычную человеческую суматоху, придавала иную ценность дням.

…Следующий понедельник начался, как всегда, с обхода. Ольга вошла в шестую палату, держа под мышкой истории болезней.

Там собралась интересная компания: молодая женщина, у которой туберкулёз впервые выявили через месяц после родов (что в последнее время не редкость). Две студентки мединститута с острым процессом в лёгких. Они снимали вместе квартиру, где, как выяснилось потом, до этого жил и умер от открытой формы туберкулёза восьмидесятилетний дедушка. Уже полгода лечилась от чахотки врач скорой помощи, которая заразилась, делая искусственное дыхание умирающему пациенту. И, наконец, вновь поступившая.
Ольга знала и помнила все детали болезни каждой. Её не раздражали самые примитивные вопросы и просьбы, ко всем своим пациентам она относилась как к родным людям.

Студентки-шестикурсницы были в особых отношениях с Ольгой. Она видела в них будущих коллег и иногда любила просто поболтать о жизни.

На очередном её дежурстве девчонки зашли в ординаторскую и в череде обычных разговоров вдруг спросили:
– Ольга Петровна, скажите, врачи по-разному относятся к тем, кто платит, и к тем, кто не может заплатить за лечение?
– А вы как думаете?
– Да у нас тут сегодня спор вышел. Наша новенькая, например, считает, что врачу проще формально отнестись, когда пациент не заплатил. Можно даже его вообще лечить обещаниями, а тот будет верить и запускать свою болезнь. А Маша – врач «скорой» – говорит, что хороший врач и так сделает всё, что от него зависит, оплата на результате не скажется. Но, во-первых, где гарантия, что перед вами хороший врач? А во-вторых, и хороший врач в наши дни редко отказывается от денег, потому что ведь иначе не выживет…

В последнее время подобные разговоры стали повторяться всё чаще: в семье, на работе, в кругу друзей. Ольга устала от них. Устала от безденежья, от каждодневных дум о том, как сэкономить копейку.

А потом я узнала: она ушла из больницы с трудовой книжкой в кармане. И вот уже пять лет она, хороший врач, работает в фармацевтической компании. Ездит теперь на «Рено» (сдала на права по требованию руководства фирмы), работает ровно 8 часов в день, иногда, правда, и в выходные. О деньгах она теперь не только не говорит, но и не думает. Точнее, думает в те минуты, когда размышляет о медицине и о тех студентках, которые у неё лечились.

Я помню, как Ольга мучилась первые месяцы работы на фирме. Не от тяжести работы, нет. От открывшейся ей реальной картины нашего поликлинического здравоохранения: от незнания многими врачами элементарных вещей – классификаций препаратов и биохимических норм анализов. Но уже через месяц работы она пожалела, что ушла из своей больницы.

– Хороших врачей, – говорила она мне, – с каждым днём всё меньше. А средний врач на приёме выполняет функцию социального работника: не глядя на пациента, выписывает одни и те же лекарства из льготного списка, сетуя на обилие писанины и отчётности. И, что ужасно, отвыкает думать. А те, кто может лечить и думает, уходят из медицины из-за материального беспросвета.

– Но ведь не может быть, чтобы не было хороших, думающих врачей, – говорю я.
– Есть, конечно, но они наперечёт. Это фанаты своей работы. Можно сказать, герои. Они не жалея времени ходят на лекции, обновляя свои знания, не пропускают медицинские выставки, специальные журналы читают. Но их немного. И поэтому нельзя здравоохранение строить на ежедневном героизме рядовых врачей.

– Да, конечно, но тем не менее это ведь значит, что не всегда зарплата – камень преткновения. Те врачи, кто поддерживает свой высокий профессиональный уровень, наверняка в таком же материальном положении, что и «середнячки». Как они выживают?
– Многие разрываются на 2–3 работах – без совмещения «ноги протянешь». Кого-то семья поддерживает. У некоторых докторов, не секрет, частная практика есть: «свои» пациенты и их ближайшее окружение.

Говорят, что в 20-е годы, когда решался вопрос о зарплатах врачам, кто-то из тогдашних вождей сказал: «Зачем врачу большая зарплата? Хороший врач сам себя прокормит, а плохие нам не нужны».

С тех пор мало что изменилось. Но, к сожалению, при таком отношении общества человек в белом халате стал заметно меняться. Особенно в последние десять лет, когда появилась реальная возможность заработать хорошие деньги, поменяв род деятельности.

Многие выпускники мединститутов просто не доходят до поликлиники, резко меняя жизненный маршрут после получения диплома. Врачам в возрасте сложнее. Приходится приспосабливаться к ситуации. Не имея материальной и моральной мотивации, поликлинический врач становится в большей мере социальным работником с минимальным достатком, а врач стационара без дополнительного «финансирования» родственников пациента лишнего движения не сделает. Нет, конечно, не все врачи так работают, но, к большому сожалению, многие.

– Я бы вернулась в больницу, да взятки брать не могу, – как-то призналась мне Ольга.

Мне так жаль, что она, доктор по призванию, не занимается Своим Делом, которое знает, любит, которому столько лет училась.

Опубликовано в "Литературной газете" в сентябре 2006 года
http://www.lgz.ru/archives/html_arch/092006/Polosy/4_1.htm