Орден Сутулого

     поэма   

        Часть первая
               
            1

Романтика – слово забытое, тусклое,
Покрытое пылью советских дорог!
Сегодня в ходу что-то новое, грустное –
Всем хочется выгоды вырвать хоть клок.
А были когда-то иные понятия –
Работы, Отчизны, любви и души.
Ты в сторону прошлого камень проклятия,
Свой бел-горюч камень кидать не спеши!
Конечно, там было немало намешано –
Мы помнил замес на слезах, на крови.
И всё-таки в ночь ледяную, кромешную –
Впечатаны звезды добра и любви!

            2
               
Тогда самолет был неслыханной роскошью,
На Север они добирались рекой.
Деревни, тайга и луга с пышной росписью –
И ягод, и рыбы, и зверя с лихвой!
С хорошими песнями, трезвыми лицами
Стоял по бортам изумленный народ.
И шлёпал и шлёпал старинными плицами
По Енисею большой пароход.
               
Курили друзья, вслух мечтая и думая:
-У Нижней Тунгуски плывем!
-Ближний свет!
-Угрюмая, значит, река.
-Да, угрюмая.
-Читал, значит, Шишкина?
-Шишкина? Нет.

Степан, улыбаясь, глядел на товарища,
А тот, грамотей, на него – как баран.
Пылало вдали заревое пожарище.
И тихо и скромно поправил Степан:
-Читают Шишкова. А Шишкин – художник он,
На выставках надо картины смотреть.
Просыпалась туча малиновым дождиком,
Дымилась по стрежню закатная медь.
-Степаха, ну ладно, пошли к нашим девушкам,
Ты где хорошо так освоил гармонь?
-Да ну, «хорошо», ты послушал бы дедушку –
В гармошке его и метель, и огонь.
-Степаха! А где же Дудинка? Пора бы уж!
Какой крокодил тут её проглотил?
-Силен Енисей, дикой силушкой радует.
С ним не сравнится какой-нибудь Нил…

        3

Пронзительным ветром и тоненькой  льдинкою
Туман проколола златая заря!
И вот замаячила тундра с Дудинкою –
Бомбами в воду вошли якоря…

-Теперь до Норильска!
-Пешочком?
-Машинами.
Пешочком ходили с конвоем «зэка»…
Звенели озера сухой камышиною,
Седые над тундрой текли облака.

Горела округа полярными маками,
Брусникой рассыпался спелый восход…
Бескрайними и золотыми  размахами
На Севере Крайнем играет восторг!

           4

Медведь у Медвежьей горы среди зарослей
Смотрел исподлобья, угрюмо сопел.
Он мог паренька разорвать очень запросто,
Но, может быть, сам в ту минуту сробел.
Запомнился листик на морде нечёсаной –
Медведь жрал бруснику в росе и в пыли.
И Стёпка подумал: «Вот это ни чо себе…
Вот это, спаси меня, господи, влип!»

-Хотел я тогда ему треснуть по роже-то,          
А он, хоть и зверь, знает русский язык!
-И чо он тебе?
-Мол, давай, по-хорошему,
Мои тут владения, понял, мужик?

-А золото после в штанах отыскалося?
-Какое?
-Какое со страху родил.
В курилке от смеху по полу каталися.
В окне, словно студень, дрожал сизый дым.

Сказал бригадир:
-Стёпка, врёшь ты, брат, складненько!
С медведем, допустим, сумел совладать,
А как насчёт плана в честь красного праздника?
-А чо мне? Впервой, что ли, план выполнять?

-Бугор, ты же видишь, Сутулов сутулится, –
Как будто Медвежья гора на плечах…
-Ну, всё, мужики! - Бригадир начал хмуриться.-
Металл дожидаться не будет в печах!
 
               5

Сутулов рыбалкой «болел» и охотою –
По тундре шатался в пургу, в холода.
На отдыхе или за тяжкой работою –
Сутулился он и везде и всегда.
С  улыбочкой тихою, сахарно-белою,
Он смахивал капельки пота с чела.
Плечом пожимал, дескать, что  я поделаю –
Мамка сутулым таким родила?!

Работать он мог за себя и за Пушкина,
Он был терпеливец,  каких поискать.
Когда награждали кого побрякушками –
Он был в стороне и ему наплевать.

Наградою Ленина, почестью Сталина –
Герои должны награждаться. А он?
Рябое лицо и фигура не статная,
И в голосе – ржавый, грохочущий тон.

Пусть лучше опять наградят Лизомискина
Иль мастера Гнутого, тот еще бес;
Есть люди, которые могут без склизкого –
Никто не попросит, а он уж залез!..

Но есть и другие – украшены скромностью,
Краснеют, жеманятся, прячут глаза,
Живут, будто вечно боясь оскоромиться.
Из крайности в крайность – так тоже нельзя!

А есть ещё скромность, которая с трусостью
Сдружилась давно – не разлить их водой.
Здоровый мужик, но от скромности трусится,
Как дуб стоеросовый перед грозой!

А есть ещё скромность – родня равнодушия,
Бескровной родне этой до фонаря,
Что песни убиты, что реки задушены,
Что крови невинной пролиты моря.

И в том, что посудина наша проржавела,
И в том, что маразмом страдал рулевой,
И в том, что сломали хребтину державную –
Не ты ли виною, скромняга такой?


         Часть вторая

             1

Сломали хребтину советской эпохи!
Плясал на костях молодой обормот.
Но если в том прошлом всё было так плохо,
Откуда же столько хороших господ?

Сломали устои души и державы –
Вражина об этом не мог и мечтать!
Большая страна как убогость большая –
Свободой объелась, дай хлеба пожрать!
               
Другие романтики вышли в дорогу.
Среди вакханалий, трудов и тревог –
Одною рукой они молятся богу,
Другая рука нажимает курок!

А возле ноги этих новых хозяев –
Собакою верной – торчит блюдолиз.
Он рот приоткрыл и глазенки раззявил,
Он вызубрил «данке» и выучил «плиз».

Его, блюдолиза, трясут, будто грушу,
Плюют в него спьяну, иль так, от тоски,
Но совесть не гложет продажную душу,
И краска стыда не подкрасит щеки.

За все унижения будет награда –
Отличное блюдо дадут облизать.
Так низко умеем порою мы падать,
Что без толку даже потом поднимать!

            2

Вот это дела, брат! Вот это сюрпризики!
И сердце от горя чернеет и снег!
Заводы, причалы, и шахты, и прииски –
Смышленые черти прибрали в момент.

Что делать на Севере этом на чертовом?!
Во имя чего тут соплями звенеть?
Он вырастил доброго парня с девчонкою –
Спасибо, успел хоть, лепи вашу медь!

Сутулов Степаха – теперь он Максимович –
Жене говорил, в камень стиснув кулак:
-Они ж издеваются! Душу насилуют!   
Работы на тыщу, а дарят пятак!

В Канаде в плавильном цеху – аж не верится! –
Там птички поют, как в саду, как в раю,
А тут, словно проклятый, в копоти вертишься,
Теперь молоко, так и то не дают.
Но это – начало. А будет не то ещё.
И вряд ли мы в топках погасим огни.
Нужна забастовка, а мы – духом тощие.
Зато расколбасились нынче они… 

Я в городе встретил вчера Лизомискина –
Такой раздобревший, что я тебе дам!
Деньгами владеет какими-то склизкими,
А он ведь пахать не хотел никогда.

С хозяином новым, с его блюдолизами
На Севере нечего нынче ловить.
Да ладно, Любаха, сто лет бы сдались они,
Давай собирать, что смогли накопить.

А что собирать? Что смогли накопить они?
Смогли. Но советские денежки – сор.
Теперь хоть рогами стучи, хоть копытами –
Тебя ж государство не видит в упор.

Оно же состроило глазки невинные:
И я, мол, не я, да и голь не моя.
Эх, мать! Причесать бы граблями да вилами
Косматую шерсть золотого жулья!

          3

Талнахские горы, седые приятели,
Прощайте, не помните лихом меня!
За пазухой тундры сияние спрятано
И золото – солнце полярного дня.
Эх, сколько я тут на «Буранах» буранивал,
На лодках утюжил крутую волну!
В просторах Бырранга, в тиши Путорановой
Встречал я свою двадцать третью весну.
А здесь, у Медвежьей горы, у подножия,
Медведь на брусничнике страху нагнал,
Как будто теперь вижу милую рожу я –
Листок возле мокрого носа дрожал.

На этих заводах я жёг себя заживо.
Во имя чего? Нынче  трудно сказать.
Тогда ещё тундра была не загажена.
Тогда ещё в сердце была благодать.

Прощаясь с горами, пустыми причалами,
Сутулился он в ярко-вешних снегах.
И снова кружился, как волк, и в отчаянье
Матерые слёзы кусал на губах.
Кипела душа! Он не мог её выразить.
И только зубами скрипел от тоски.
Угробить легко, да вот как потом вырастить!
Какие тут были кремень-мужики!

Им были знакомы святые понятия –
Работы, Отчизны, любви и души…
Ты в сторону прошлого камень проклятия,
Свой бел-горюч камень кидать не спеши!
Конечно, там было до черта намешано –
Мы помним замес на слезах, на крови.
И всё-таки в ночь ледяную, кромешную –
Впечатаны звезды добра и любви!

           4

Гуляла пурга на крыльце ресторанчика
И люди в тепло торопились – гулять.
Какой-то подвал тут, наверно, был раньше-то,
Теперь подвалила сюда благодать.
Кругом хрустали, мрамор, яшма и золото.
Камин красной тряпкою дразнит быка –
Олень со стены смотрит мрачно и холодно,
В тяжёлую думу воткнувши рога.
Раздетые бабы с улыбками волчьими
Наклеены всюду – плакат, календарь.
Тулупчиком, что ли, прикрылись бы, сволочи.
Свобода! Как хочешь её, так и шпарь!   

Жена, отмечая событие грустное,
Купила обновки.
Максимыч ворчал:
-Сегодня себя я покойником чувствую!
В гробу я все галстуки эти видал!

Друзья улыбались:
-На шею подобную
Не галстучек надо – хомут в самый раз.
-Ну, что? За отъезд?
-Жахнем рюмочку добрую!
Пускай грусть-тоска улетает из глаз!   
               
И вот разогрелось веселье кабацкое,
Качаясь на волнах табачных седых.
Плясали и пели, подковками бацая,
Кричали веселый частушечный стих:

Шеф, меня не надо лапать!
Скушал литру – ну так что ж?–
Мастерство, ядрена лапоть,
Не прокуришь, не пропьешь!

Верность буду сохранять,
Не пойду на глядки!
Рот разинешь целовать –
Обморозишь пятки!

Сутулов гармошку растягивал за уши,
Потом оркестранты на смену пришли.
Уже кто-то спал средь чашек и закуси,
И сладенько взвизгивал кто-то вдали.

Сидел он сутуло, курил себе скромненько,
И только рубаха – под стать палачу.
-Пойдем, повальсируем, Стёпочка, родненький!
-Ну что ты, Любаня, я сдуру стопчу!

          5

Сутулов давно открестился от водочки,
Ну, разве что пива порой пригубит.
Сидел он, курил у распахнутой форточки,
Смотрел, как в камине полешко горит.
В душе у него шла сухая ревизия –
Ну кто же украл молодые года?
И вдруг перед ним замаячила физия
Из тех, что лоснится и прёт в господа.

-Ну, сколько ты будешь сутулить здесь тулово?! –
Сказал Лизомискин и миску лизнул. -
Ты заработал свой Орден Сутулого.
Так почему же ты, друг, загрустил?
Ты не подумай, что это, мол, шутка.
Такую награду нечасто дают.
Орден Сутулого –  царская штука
За бескорыстный и каторжный труд.

           6
 
Сутулов смотрел на лобастую чашку –
У Лизомискина лобик такой.
Кулаки у Сутулого стали всё чаще
Хрустеть, да так громко, что боже ты мой!
 «А кто его, курву, позвал? Я, наверное?
А кто же ещё? Я их всех пригласил».
И что-то излишне весёлое, нервное
Сутулов под сердцем своим ощутил.

И что-то сверкнуло в глазах у товарища,
Который не лез никогда в господа.
В душе нашей русской таятся пожарища,
Способные выжечь галактику льда!
До этого пил он пивко лишь наперстками,
А тут – накатил себе водки бадью!
Как будто под пулями под перекрестными
Пригнул он чугунную башню свою.
И вдруг, подскочивши с дубового стула, он
Все лампочки матом покрыл в тишине –
Ты вынь да положь ему орден Сутулого,
Мол, нету ценнее награды в стране!

-Да что с тобой, Стёпа? – Жена к нему кинулась.
Он стол повалил. Закипела в нём злость.
-Паскуды! Безгрешною тварью прикинулись?..
Да я ж как рентген – я вас вижу наскрозь!..               
Да вы ж наработали тут на копеечку,
А звезданули уже миллиард!..
Затихла в клетушке своей канареечка,
Да и народ песни петь был не рад.

Пошёл бригадир на него – тучным боровом.
-Сутулов! Уймись! Не смеши белый свет!..
Только с таким раскалившимся норовом –
Сам чёрт с ним тогда бы не справился, нет.
Трещали, звенели оконные рамы –
На снег вылетали посуда, столы…
-Где орден Сутулого? Нету ни граммы!
Зажилили, суки! Украли, козлы!
               
Стояла толпа с побелелыми лицами,
Не в силах унять громобойный погром!..
Когда прибежала родная милиция –
Одни головешки дымились кругом.
 
            7

История эта звенела по Северу
То пьяненьким смехом, то трезвой слезой.
Вот так иногда наши сумерки серые.
Умеет раскрасить наш дух боевой!
Три года впаяли ему – вместо ордена,
Добытого в трудном, но честном бою.
За что я люблю тебя, милая Родина?
За справедливость… твою!


          Часть третья   

              1
               
Ах, вольная воля! Ах, Волга великая –
На крутояре он жил в терему!
В вечернюю тишь, на гармошке пиликая,
Курлыкал старик про судьбу, про тюрьму.

Когда задавали вопрос насчет Севера:
-А что там хорошего? Лёд да снега!..
Внучата – а их у него было семеро –
Лепились наградой на грудь старика.

Сутула Сутулыч – так звал приезжего,
Хотя он Максимыч по паспорту был.
Страшной, бородатый,  похожий на лешего –
Он дружбу с народом почти не водил.

Однажды он в город поехал на ярмарку,
Купить ничего не купил, но привез
Большую картину какую-то яркую:
Стоят мужики голышом среди звезд.

Жена испугалась:
-Совсем уже, что ли  ка?
Зачем ты домой приволок срамоту?
Какие атланты? Ишь, три алкоголика,
Пропились до нитки, стоят на мосту.
Потом укоряла:
-На эти деньжищи-то
Внучата сто раз бы сходили в кино.
-Эх, люди! Всё выгоду, выгоду ищете,
А солнце без выгоды светит в окно!
 
           2

Шикарную баньку построил Максимович –
На Севере Крайнем мечтал о такой.
Берёзами баловал печку, осинами, 
Ох, разгорался восторг золотой!

И чудилась музыка вдруг величавая,
И юбками жаркими цвёл хоровод,
И грезилось, будто во мгле за причалами
Кудрявая юность с гармошкой идет…

И думалось как-то невольно и горестно,
Что жизнь-то прожить нужно было б не так.
Конечно, прожил и прошёл он по совести,
Но дело не в этом. А в чём же, чудак?..

А может быть, зря в лапы лютого Севера
Его заманила романтика та?
На Волге бы жил, не роптал и не сетовал,
Какая здесь, парень, кругом лепота!
Поехал. А как же? Звала Мамка-Родина,
Металл нужен был. А сегодня, эх, ма…
Ну ладно, готова уж банька-то вроде бы,
Сейчас мы прогоним с души эту хмарь!

Чего уж теперь-то напрасно угрюмиться,
Как было, так было – повтору не быть. 
У внуков, даст бог, все мечтания сбудутся.
Ай, веничек пахнет! Пора замочить.
 
И парился он разухабистым веником –
Сгонял с верхней полки детей и чертей.
-Ты знаешь, сынок, а нисколько не верится…
-Чему?
-Да осталась-то! Горсточка дней.

-Ну, батя! Тебе ещё конь позавидует.
Ведь ты ж на атланта с картины похож.
Старик усмехался:
-Эх, тоже мне выдумал,
Я против атланта – беззубая вошь.

Когда-то слепил он улыбкою сахарной –
На Севере сахар тот с чаем попил.
В больших сапогах да в рубашечке аховой
Сидел у окна после бани, курил.

О чем-то всё думал и думал, кручинился,
За Волгу смотрел на закатный огонь.
Высокий лобешник гармонью морщинился –
Неспетая песня терзала «гармонь»!

Глаза его – а после бани особенно,
Когда свой законный стопарь принимал! –
Глаза голубели так ясно, так совестно,
Что ты за собою грешок ощущал.

            3

В ту пору весна очень рано распарилась,
Пошла Волга-матушка да напролом!
На многие версты вода разбуянилась –
Причал поломала, помяла паром.

В соседней деревне по улицам плавали.
На крышах повсюду – базар и вокзал.
Детишки в потёмках пугались и плакали,
А пьяный какой-то вахлак хохотал!

Сутулыч в то утро какой-то был радостный –
Такого уже не случалось давно.
И воздух казался ему шибко сладостный –
Вливаясь в раскрытое настежь окно.

-Поеду на помощь.
-Сиди уж, помощничек,
Пускай молодежь разгребает беду!

По стеклам накрапывал
Солнечный дождичек:
Там каждая капля –
Как в жёлтом меду…

В то утро старик перестал вдруг сутулиться.
Стоял на крылечке, дымил на ветру.
Дурным петухом затрезвонила курица –
А эта примета, увы, не к добру!

«Пойти бы теперь зарубить эту чёртушку, -
Подумал старик, но рукою махнул.-
Пускай золотое несёт она, чо уж тут,
Какого ты хрена, Сутулыч, струхнул?»

На лодке своей, на моторке на старенькой,
Крутился, в беде помогал, как всегда…
И где-то за островом или за старицей
Его прибрала ледяная вода.

             4

Давно собирался поехать на Волгу я –
По русскому по золотому кольцу.
Большой пароход в зорьку летнюю, долгую
Однажды приткнулся к былому сельцу.
И там я услышал, как сказочник выпивший
Твердил про какой-то волшебный цветок –
Цветёт, мол, сырыми алмазами вышитый,
Что это, мол, орден во мгле без дорог.

-Какой такой орден?
-А Орден Сутулого –
Награда для русских дурных мужиков
За то, что до гроба сутулили тулово…
-А где он?
-Цветок-то? Да там, далеко.
Я сам-то не видел, но дед мне рассказывал:
Там берег обрушился, дома уж нет,
И только цветок – будто орден с алмазами –
Горит на могиле уже много лет!

          5               

Я долго ходил берегами пологими.
На крутояры взбирался порой.
Там церкви стояли с колоннами строгими,
Там ветер шумел под берёзой, ветлой,
Напрасно дороги там были мной пройдены –
Сказки всё это, легенда, фольклор.
Я видел большое свечение ордена –
Луна, уходившая за косогор.

          6

Потом уплывали в туман корабли
И вот что запомнилось мне:
«Утоли моя печали, утоли» –
Белый храм стоял как будто бы во сне.
И его колокола по всей земле –
Звонами заутренними шли:
 «Утоли моя печали, утоли!
Помоги в любви и в добром ремесле!»
До сих пор всё это слышится во мне… 

         7

А жизнь продолжается, труд продолжается.
Не ждал я награды и ждать не хочу!
Пускай это солнце наградой останется,
Пусть эта пылинка скользит по лучу!

Во мгле мирозданья притихшего, снулого
Атланты веками сутуло стоят
И грезится мне, будто Орден Сутулого –
Созвездья брильянтами ярко горят.

Атланты стоят – ни нытья, ни проклятия.
Атланты у Бога не просят гроши.
Атлантам известны иные понятия –
Работы, Отчизны, любви и души!..