Красная книга странных мыслей. Глава 11

Через четыре дня, протрезвевший и похмелившийся, Хрущ уехал обратно в Петербург, а крестьяне вернулись к хозяйственным будням. Жизнь потекла своим чередом и привычным порядком. С одним изменением. Слова Никиты о заказе на кукурузную ботву от монетного двора его Императорского Величества многих деревенских зацепили за живое ( предложение заработать на сельхозотходах, вместо того, чтобы сжечь ихна заднем дворе, звучало весьма заманчиво). И в наступившую весну, большую часть посевных площадей, вместо традиционных ржи и пшеницы, отдали под кукурузу. Овес, правда, тоже посеяли: кормить коней да и цыплячий молодняк с большим удовольствием щипал свежепроросший овес. Год выдался солнечным и малодождливым,урожай кукурузы превзошел все ожидания, в среднем, с десятины собрали по 270 пудов кукурузы, тогда как пшеницы, отродясь, даже в хороший год, не удавалось получить больше ста десяти пудов.
В рационе питания ржаной хлеб заменился кукурузным, добавилась солнечно-желтая кукурузная каша. Кукурузу варили и ели с солью, а малышня с восторгом впивалась зубами в сочную мякоть молодых початков. А еще оказалось, что на вареную кукурузу,особливо если ее покропить маслом аниса, очень хорошо берут карась и подлещик.
Никита за это время приезжал в родную деревню дважды. Первый раз в июне, посмотреть на бескрайние кукурузные поля. Второй, уже ближе к сбору урожая. Подробно рассказал как правильно штабелировать кукурузные бодылья для окончательной просушки и как паковать при отправке, и отбыл, что-то сказав на последок ополезности кукурузного масла и высоких качествах кукурузного спирта.
Само собой, о том чтобы вывезти золотоносную ботву в один заход и речи не шло, ее получилось неестественно много. Сушили, вязали в брикеты и складировали в амбарах и потихонечку готовились к первой отгрузке.
Когда первый обоз из тридцати одной подводы выезжал за околицу, проводить вышла вся деревня,от мала до велика. Пришел даже дед Макар, который был настолько стар, что телят своих никуда не гонял, так и паслись они у него возле дома.Посмотрел дед Макар под рукавицу слезящимися глазами, вслед удаляющемуся обозу, перекрестился и прошамкал: «Ну, с богом, касатики...Вот и пошла наша первая партия золота... Ось тока бы у Никитки все так славно справилось, как он нам красиво баял... А то нахимичит чевой-нибудь там сикось-накось - не туда, и растворится наша золота партия в пробирке. Ищи потом – свищи. А коли ничо у него не получится,так ведь, тадысь, он и не заплотит. Скажет -нема за че, и не заплотит...»
Но на деда тот час со всех сторон пришикнули, притопнули, прикрикнули, пожелали ему типун на язык с попову шляпу и, перекрестившись, разбрелись по своим делам.
А дед Макар долго стоял, опершись на клюку, и глядя подслеповато в ту сторону, куда ущел обоз, тихонечко по стариковски бормотал себе под нос: «Одно слово- неграмотные деревенщины.... книжек не читали.... Белинского и Гоголя с базара не несли, а все туда же,командовать.....Уж ли я энту самую литературу-то умную не читал? Ведь прав, растудыть его в качель, прав ентот самый мистер...ну ентот... как его? Едрить твою налево, ну економист-то нерусский.... О, вспомнил.... точно вспомнил... мистер Винни Пух. Ужо он-то неспроста говорил,что золота партии- хитрый предмет....Вот то-то же...»
Солнце уже клонилось к закату, а дед все стоял и мелко покачивая головой, бубнил,перескакивая с одного на другое: про то, как переходил с Суворовым через Альпы,про неурожай яблок в холодное лето пятьдесят третьего, про времечко желанное, когда,наконец-то, Николая Васильевича унесут с базара домой, по новой про Суворова и альпийский шоколад..... И так по кругу, по кругу, без конца....
Через четыре дня на пятый, вернулись довольные обозники. Никита рассчитался честь по чести, как и договаривались:копейка серебром за пуд тщательно просушенной ботвы. Старший обозник Филарет торжественно извлекал из кисета монеты и раскладывал их рядком на краю строганного стола.
Монеты были новенькие и блестящие (аккурат в этот (1864) год закрыли Варшавский монетный двор и вся серебряная монета чеканилась в Петербурге.)
Рейсы в Петербург стали регулярными, и к концу октября вся ботва кукурузы была обменянана звонкое полновесное серебро. На вырученные деньги селяне починили мельницу,отсыпали главную деревенскую дорогу щебенкой, устроили массовое гуляние, иконечно не раз выпили за здоровье Никиты.
В последующие годы схема «кукуруза-серебро» повторялась: кукуруза исправно росла, Никита регулярно расплачивался...Правда,ходили слухи, что из НИИ он ушел и открыл артель по переработке золота. Поговаривали также, что он сказочно разбогател, купил у Потемкиных несколько деревень на федеральной трассе Петербург – Москва, и занялся благотворительностью. Будучи сам из крестьян, на собственные деньги заказал он отлить в бронзе статую матери крестьянина Минина в четыре сажени высотой ираспорядился установить ее на границе своих земельных владений, чтобы все проезжающие по дороге из Петербурга и обратно могли увидеть Кузькину мать.
Годы текли размеренно и неспешно. В деревне ведь совсем не так как в городе. Супротив природы не попрешь: Солнце еще не взошло, а петух уже прокукарекал. Вот и вставай, да иди курей кормить. Потом корову пастуху вывести. И уже опосля наскорую руку позавтракать. (Русская печка тепло хорошо держит, но и нагревается она не быстро. Поэтому завтраком называют то, что готовится с вечера, на завтра). Воды принести надобно,печь затопить, огород...скотина... дом... то забор подправить, то крышу перекрыть...
Поэтому люди в деревне не такие суетные: когда постоянно есть чем заняться, жизнь сама расставляет очередность.
На дворе стоял 1867 год.
Одноногий моряк Джон Сильвер, которого коллеги называли капитаном, решил завязать с мореми оставить службу. Последнее его плавание вряд ли можно было назвать удачным:почти вся его команда погибла, а те немногие кто уцелел в этом походе, были высажены на необитаемый остров, вдали от основных морских путей. Кошелек с четырьмя сотнями гиней, предусмотрительно прихваченный им перед побегом с«Эспаньоллы»,являлся слабой компенсацией за те тяготы, которые пришлось вытерпеть во время путешествия на остров Скелета. Но просоленный морской волкСильвер считал уныние смертным грехом. Эту информацию он почерпнул из толстой книжки, которую он и его собратья использовали для изготовления «черныхметок».Поэтому он шагал своей подпрыгивающей походкой, напевая:

Мы, друзья,перелетные птицы.
По морям очень любим летать.
Не успели мы рому напиться,
А на утро приказ - отплывать

Потому, потомучто мы- пираты.
Море наш, море наш родимый дом.
Первым делом мы потопим все фрегаты
Ну, а выпивка?А выпивка потом....

«Что с того» -думал Джон- «что одна нога -здесь, другая -там.....Ведь руки целы и растут откуда положено, в черепной коробке мозг, а не яблочный пудинг.в погребе припрятан горшок с пиастрами, а дома ждет красавица жена, в недавнем прошлом-фотомодель. Будет, конечно ворчать, что я опять загулял с друзьями, а ее оставил одну... Ну да ладно. Поворчит и перестанет. Баста.Старый галеон по имени Сильвер, решил навсегда бросить якоря в родной бухте». Из-за поворота завиднелись крыши. – «Вот моя деревня,вот мой дом родной» -сказал Джон сам себе и ускорил шаг.
Приятно возвращаться туда, где тебе знаком каждый дом. Издалека раздался глухой лай - залаяли, поддерживая друг друга деревенские собаки. Джон прислушался, пытаясь в общем лае различить голос своего любимца. Услышал. «Жив, жив Бродяга»-обрадовался Сильвер. Он любил старого пса. Большинству пиратов свойственна некоторая сентиментальность. Этого пса, нелепого желтого окраса а ля лошадь ДАртаньяна, Сильвер подобрал в Одессе двенадать лет назад. В тот день Джон возвращался на корабль из трактира, куда заходил пообщаться и пропустить пару кружечек рома, и остановился полюбоваться начинающимся штормом. "Ветер с моря дул, ветер с моря дул - нагонял беду"- напевал Джон. Довольный самим собой и выигрышем в кости, пират подставил лицо соленому морскому бризу. Прищурив глаза, Сильвер считал волны. Этой забаве его научил один художник в Алупке, что находится сразу же прямо наискосок, чуть в сторону напротив Турции, на побережье ЮБэКа ( так пираты между собой называли Южный Берег Крыма). Странный это был художник. Как потом узнал Сильвер,это была некая секта, поклоняющихся какой-то деве Марине (они себя называли маринистами). Так вот этот художник, сидя на большом валуне, медленно считал до восьми, а потом начинал лихорадочно орудовать кисточкой по мольберту. Эта суетность длилась примерно минуту, потом кисточка замирала, и снова начинался отсчет до цифры восемь. Сильверу стало любопытно и он, перепрыгивая с камня на камень, забрался на скалу Айва Зовского(так местные жители называли самый большой валун, хотя никакая айва на камне не росла). Понаблюдав еще немного, Джон попросил художника объяснить, что за манипуляции тот выполняет. Последний оказался весьма общительным типом , и с удовольствием рассказал, что согласно легенде, в давние времена в одной людоедской семье родился мальчик, которого назвали Посейдоном и чтобы папаша его не сожрал превели его имя на другой язык( получилось Нептун) и отправили его куда подальше: на самую далекую, девятую планету солнечной системы. (Конечно же многие возмущались по поводу нумерации планеты и ее последнести, но ученые быстренько всем объяснили, что, согласно новым данным,Плутон-ни фига не планета, а что касается порядкового номера, то была еще одна планета - Фаэтон, но на ней стали массированно строить аэро-заправки и, однажды Фаэтон сгорел к чертовой матери... Или бабушке... За давностью лет сие позабылось.) Тем временем , старший брательник Посейдона стал самым главным среди главных в мире. Посейдону, конечно же, стало завидно, он устроил заговор против брата, но проиграл. Вот так и сидит он на своей девятой от Солнца планете, строит козни,мутит воду потихонечку и бьется в бессильной злобе на брата, мутной водой в берег. А поскольку планета-девятая по счету, то чтобы Зевс понял кто воду баламутит и корабли в щепки разбивает, старается Посейдон и Посейдень( кто это такой я вааще не знаю) девятой волной посильнее шарахнуть.Вот эту могучую, девятую волну художник и пытался изобразить. Но пока получалось плоховато. На прощанье, художник сказал, что когда все-таки нарисует это эпохальное полотно, то назовет его "Девятый вал". -Точно, странный тип, попрощавшись с художником, подумал Джон- ведь вал - это то, что навалено:земля, камни или бревна, а "навалить жидкости" -это только сектанты могли такую ерунду придумать.
"Вот ведь"- с усмешкой подумал пират_- "сколько лет прошло, а нелепая привычка на глазок ловить девятую волну прижилась.Приятно смотреть на ревущее море, когда ты стоишь на берегу. Храни небо тех, кто сейчас в море." Ветер рванул так, что чуть не сорвал головной убор Джона. "Но-но, дрянь ты этакая, не балуй"- проворчал пират, поправляя шляпу. Темнело. Считать волны в сумерках стало неудобно, и Джон решительной походкой пошел по набережной Герцога, или как ее чаще называли английские матросы, набережной Дюка, и вдруг увидел странное цветовое пятно у кромки воды. -"Три тысячи чертей и ржавый якорь"- мелькнула мысль- "ну почему вечно так: к чужим берегам -корабли да яхты, а к нашим-дерьмо и щепки. Вот опять кого-то море отрыгнуло... наверное труп очередной Катерины на берег выкинуло" (Катеринами на пиратском жаргоне называли тех, кто, раздираемый конфликтом между долгом и чувством, предпочитал броситься в море и умереть, уснуть, и видеть сны быть может, вместо того, чтобы против моря смут вооружившись , сразить их в единоборстве). Джон зажег фонарь. Луч света хрестоматийно прорезал темное царство. Но это оказался вовсе не труп, и даже не человек. Это был пес. Худющий и мокрый желтый пес , бегущий краем моря. -Да, дружище, считай что тебе повезло: если бы ты бежал над пропастью во ржи,с таким цветом шкуры, вряд ли я заметил бы тебя.Поди жрать хочешь как табун голодных акул.. Пойдем ко мне на камбуз. Покормлю, а там сам как знаешь, хочешь оставайся, а хочешь -уходи. Свободу воли никто не отменял. Сам для себя решай философско-этическую проблему — самоопределяем или детерминирован ты в своих действиях. Пес вильнул хвостом из стороны в сторону.Он не читал ни Сократа с Платоном, ни Эпикура с Аристотелем, поэтому придя на корабль, наелся от пуза и задремал. А Корабль тем временем вышел в море. Так пес и остался жить у Сильвера. Джон постоянно брал собаку во все свои командировки, но последние пару лет пес плохо стал переносить качку и Джон принял решение оставить Бродягу жене, пусть дом охраняет.
Старый пес мой не издох- улыбнулся Сильвер и похромал дальше вдоль забора- а вот старый дом без меня сутулится. ну да ничего, теперь я вернулся и все поправлю
Шагая по переулку, Сильвер остановился возле одной из калиток, на которой краской были нарисованы череп и кости. Таким образом Тимур (руководитель местного поселкового отряда пионеров, и его команда) отмечали дома, в которых жили семьи пиратов. Краска от Солнца и времени , выцвела и местами облезла, но доски забора, напиленные из стоеросовой дубины и заботливой рукой мастера отстроганные и подогнанные одна к другой, стояли как влитые - ни одна не потрескалась, не покоробилась.-Да -выдохнул табачный дым Сильвер- и цыкнув зубом, похлопал мозолистой ладонью по секции забора - Дружище Урфин, мы знали кому доверять строительство и ремонт наших галеонов. С Урфином Джусом Сильвер познакомился в ПТУ (Пиратском Техническом Училище), где Джон учился на кока, а Урфин на корабельного плотника. Познакомились они когда весь первый курс отправили в усиление на сбор урожая репы. В одной из деревень в тот год выросла репа большая-пребольшая, и поскольку вытянуть репу из земли крестьяне не сумели, Министерство Шибко-Сельско-Хозяйственного Образования под лозунгом "в человеке все должно быть прекрасно" приняло решение, отправить в народ студентов училищ и техникумов вооружив их теоретическими знаниями о и шанцевым инструментом.Но похоже в минестерстве чего-то не предусмотрели, ибо ПТУшники повыдергав репу, тут же ее и съели, не помыв и не поморщившись. После чего принялись отмечать праздник урожая танцами, употреблением спиртосодержащих жидкостей и прочими нехорошими излишествами, позоря почетное звание "деревня высокой культуры быта".
Джон и Урфин сильно разнились характерами, словно вода и камень, стихи и проза, лед и пламень. Из за столь сильных различий поначалу они общались совсем мало, но потом , как-то незаметно для себя, сошлись и стали неразлучны. После училища судьба их разбросала на какое-то время, но через четыре года они вновь встретились и несколько лет пиратствовали вместе на бригантине "Пипец котенку". Эта бригантина не раз поднимала Веселого Роджера в флибустьерском дальнем синем море. И вроде бы зарабатывали неплохо, но если хозяйственный Сильвер откладывал часть честно награбленного потом и кровью,создавая персональный стабилизационный фонд,то Урфин все свои деньги тратил на женщин. В любом из портов, пока большинство пиратов культурно проводило свой досуг, играя в кости и хлеща ром, Джус отправлялся на поиск женщин легкого поведения. Он объяснял это тем, что характер у него тяжелый и ему необходимо облегчиться. Особенно он предпочитал миниатюрных с пышной грудью француженок, за что и получил среди пиратов прозвище Шарманщик, от французского "sharman". Урфин огрызался, характер у него портился все сильнее. Денег катастрофически не хватало.Урфин мечтал о настоящем, большом богатстве, а когда в бою на озере Марокайбо, срезанная ядром, бизань ударила его по голове, он стал и вовсе странным: начал бредить о короне и собственном королевстве. Но не взирая на это, когда Сильвер при абордаже испанского галеона потерял ногу, именно он сидер у койки раненного Джона, меняя повязку и давая раненному карибский ром и прочие лекарственные препараты. А когда рана зажила, Урфин сделад другу протез из палисандра, инкрустированного самшитом и красным деревом (он сказал, что такая инкрустация называется интарсией) и подарил, собственноручно изготовленные, меховые тапки из шкуры неубитого медведя. Джон и Урфин были настоящими закадыками: угрюмость и раздражительность Джуса, Сильвер компенсировал бесшабашной веселостью и чувством юмора, которое он не утратил, даже став одноногим.
Однажды пираты захватили поддельное, но очень похожее на лицензионное, китайское судно с грузом специй и пряностей, направлявшееся из Афганистана в Голландию. Груз, за исключением одного мешка белого молотого китайского перца, который Урфин оставил на камбузе для кухонных нужд, на Тортуге продали за очень хорошие деньги.
Только перец этот оказался каким-то странным: Сильвер увлекался карвингом, и для украшения салатов и горячих блюд, вырезал из овощей черепа, кораблики, а иногда каких-нибудь забавных зверюшек. И вот в пятницу (Джон хорошо запомнил этот день) готовя на ужин филе крокодила в панировочных сухарях с бобами и сыром, он решил декорировать блюдо маленькими пираньями,вырезанными из редиса дайкон. Но едва он посыпал готовое кушанье перцем, пираньи ожили, затрепыхались, а одна изловчилась тяпнуть кока за палец. -Разрази меня гром- ругнулся Сильвер- не стоит пить в такую жару.... Однако , подумав минуту-другую, быстро вырезал из морковки маленького мышонка и поставил его на стол. Взяв щепотку порошка, он осторожно посыпал мышонка. Морковный зверь шевельнул хвостом, подпрыгнул на местеи бросился наутек. -Век мне рома не видать- промолвил пират и усмехнувшись добавил : Клянусь потрохами контуженной акулы, презабавно наверное сейчас там, куда продали всю партию этого адского зелья. Презабавнейшая штука этот белый порошок...А что если мне так ногу свою оживить, это же будет настоящий переворот в реконструкционной и пластической хирургии. Это ж сколько можно достойнейших пиратов вернуть в строй, сняв с них инвалидность...Джон снял башмак и гольф, опрокинул полстаканчика французского коньяка, который держал на кухне исключительно для приготовления тортов, и приступил к выполнению задуманной операции.-Нога раз в двадцать крупнее мышонка.. значит порошка надо сыпануть от души, чтобы наверняка сработало.И оно сработало. Ох как сработало. -Карамба, надо было ногу сначала , на всякий случай, зафиксировать кандалами- запоздало подумал Джон. В этот момент нога очередной раз подпрыгнула с разворотом , и одноногий пират упал и, ударившись головой об угол плиты, потерял сознание.
На шум прибежали матросы и капитан. Боцман ударом чугунной сковородки оглушил взбесившуюся ногу, а капитан добил ее двумя контрольными выстрелами из рогатки, которую ему подарила его любимая бабушка. Вообще-то он просил в подарок на день рождения трубку, и бабушка ее даже купила, но разок попробовав покурить, так пристрастилась курить в суровый моряцкий затяг, что капитану ничего не оставалось как сказать: Пусть трубку курит бабушка моя. Бабуля , умиленная благородным жестом внука, порывалась купить другой подарок, но у нее ничего не осталось , и с грустью убедившись , что в кошельке у нее - три рубля,она купила в одном из отделов "Злодетского мира" рогатку.Капитан поднялся на палубу , глубоко вдохнул непрокуренными легкими свежий морской воздух, довольно оскалился во все свои четырнадцать зубов и произнес, ни к кому не оьращаясь: Ай да бабуля у меня,. Вот подарила бы она мне трубку, чтобы я сейчас делал? ннервно курил в стороне? А рогатка... рогатка- это вещщщь.
А через три дня, во время стоянки в Порт-у-Галия, куда "Пипец котенку" зашел пополнить запасы провианта и рома, Урфин не вернулся на корабль. Из-за него пропустили отлив, разослали гонцов во все портовые кабаки и бордели, но безрезультатно: Никто не видел корабельного плотника, словно он в соленую морскую воду канул. Взгрустнули немного, и как водится, много выпили. Вечером того же дня Джон решил перебрать рундук Урфина и отправить при случае вещи родственникам Джуса – они не то чтобы переписывались, но отправляли друг другу поздравительные открытки, когда разъезжались из ПТУ на каникулы. Не обнаружив рундука в каптерке, Джон сильно удивился: Украсть никто не мог.. Во-первых, все свои, во-вторых и красть-то особо было нечего: все богатство Урфина составляли пачка писем и открыток, перевязанная канатной прядью крест накрест, тоненькая брошюрка «Тактика и стратегия партизанской войны в городских условиях», которую Джон однажды пробовал прочитать, но так и не осилил. Два каких-то неизвестных автора рассматривали всевозможные варианты злодеяний, с целью как можно сильнее досадить некому эсквайру Леопольду, который по заявлению авторов был подлым трусом. Но излишняя суетность и агрессивная манера повествования не пришлись по душе Джону, который по природе своей был добр и миролюбив, и считал, что если человек тебе мешает, то его нужно застрелить или зарубить саблей, в крайнем случае, подсыпать яда или взорвать, но никоим образом не издеваться приколачивая его ботинки к полу или обливая ведром воды из за угла.
Кроме этого в рундуке лежала пара застиранных тельняшек, вязанный шарф с логотипом любимой футбольной команды, колода карт с картинками фривольного содержания, топор, две ножовки, несколько рубанков с заковыристыми названиями, из которых Сильвер запомнил только фидергобель и шерхебель, и старенький коловорот, с отполированной до блеска от постоянного использования ручкой. Рундка не было на месте. Джон почесал в затылке, но поскольку это ничего не изменило, направился на камбуз. Джон понимал, что команда корабля расстроена исчезновением Урфина, и решил приготовить на ужин что-нибудь бодрящее и нетрадиционное. Окорока колибри в бананово-лимонном сингапуре приелись, жирафы на вертеле в чесночном перегаре надоели, ослиные уши по-турецкоподдански тоже набили оскомину. Поэтому Сильвер решил побаловать экипаж сиамским кошачьим макраме с междометьями в крокодильих слезах, а на десерт приготовить вафельные полотенца в кремовых жутких розочках. Крокодильи слезы - продукт дефицитный, но у запасливого кока был припасен целый бочонок. Однажды на рынке Джон очень удачно купил пять галлонов крокодильих слез у цыгана с медведем. И вот ведь какая интересная история: оказалось, что медведя по имени Самсон очень сильно опечалил крокодил по имени Лева, лишив возможности принимать солнечные ванны. В следствии чего медведь предпринял меры для ассиметричного ответа: с криком «пасть порву» он набросился на обидчика. Уж он мял его и ломал его.... Очевидцы утверждали, что зрелище было жуткое. Некий скульптор сделал зарисовки с места событий, и впоследствии реализовал проект под названием «Самсон, разрывающий пасть Льва».
И вот в какой-то момент этой эпохальной битвы, израненный крокодильими зубами, косолапый изловчился, обхватил злобную рептилию лапами и принялся неумолимо сдавливать в могучих объятьях. Поняв, что грядет смерть неминучая и сейчас его порвут как Тузик грелку на британский флаг, на клочки, на кусочки, на тряпочки, зарыдал крокодил от жалости к красивому себе слезами горючими, и нарыдал целую лужу( куда там Ярославне, что рыдала в Путивле на ограде). А медведь, расправившись с врагом, из за полученных ран и большой кровопотери еле добрался до дома. Пришел и ослабел и лег под сводом шалаша на лыки и чуть не помер. Но его подобрал добрый Будулай, табор которого ушел в небо. Обнаружив раненого Самсона и оказав ему первую медицинскую помощь, цыган рошел по кровавому следу и обнаружив место битвы, собрал крокодильи слезы в два пустых ведра, которые предусмотрительно отобрал у встреченной по дороге бабы. А из кожи зеленого и зубастого пошил кожаные клетчатые галоши. И себе, и жене, и Тотоше с Кокошей.
Благодаря заботе Будулая и его двоюродного брата Айболита медведь быстро шел на поправку. И вот настал тот день когда Будулай решил что медведь уже достаточно здоров и сказал: "До свиданья мой ласковый мишка возвращайся в свой сказочный лес". Но медведь, судя по всему, был благородных кровей и из чувства благодарности остался с Будулаем. Они вместе ходили по рынку и зарабатывали себе на пропитание: медведь, вызывая восторг иностранцев играл на балалайке, а если в кустах находился рояль, то и на рояле, а Будулай будучи кузнецом ковал счастье и подковывал блох.Но вроде как потом, из за того что медведь зарабатывал больше кузнеца заела жаба (представьте себе, представьте себе и съела кузнеца). И аккурат незадолго до наступления такого вот конца Сильвер и купил у Будулая слезы про запас. Но сейчас не о том... Джон полез за приправами и обнаружил что на месте мешка с белым китайским порошком лежит конверт из плотной оберточной бумаги. В конверте лежали письмо и фотография.С черно-белой фотографии студенческих времен стоя на фоне выдернутой из земли репы, улыбались дед, бабка, внучка, Жучка, кошка, Мишка (внучкин хахоль, двухметрового роста комбайнер), Урфин и Джон. Записка в конверте была короткой: "Дружище, мечта моя слишком близко.Безумно сложно от казаться, невозможно. И даже если это мой последний абордаж, я закладываю галс и вхожу в него на всех парусах. Или я буду королем и все тебе объясню, или пусть все катится к чертям и тогда не поминай лихом". Джон устало опустился на шконку.-Вот дерьмо старого кашалота, не мог предупредить по человечески. Но главное - жив. А то ведь я и в самом деле решил что мой друг Урфин-древоточец пошел кормить акул и не вернулся. Следующая встреча двух пиратов состоялась почти через три года.Тогда то Урфин и рассказал о том что с ним приключилось: увидев что Сильвер припомощи странного снадобья оживил свою ногу, Урфин сразу же подумал о создании армии деревянных солдат, при помощи которых он мог бы завоевать княжество или небольшое государство и стать королем. А уж будучи королем он собрал бы себе свиту из фрейлин француженок (ведь как известно, все могут короли) и жил бы себе припеваючи, шампанское попиваючи и сладострастных француженок обнимаючи. Но без помощника в таком деле обойтись нелегко. Урфин подумывал привлечь Сильвера, но Джон несмотря на всю свою бесшабашность, был человеком практичным и избегал сомнительных авантюр, которые могли принести больше неприятностей, чем прибыли, наверняка стал бы отговаривать.Да и к тому же, одноногость Сильвера могла помешать скороти перемещения в походе. Но тут вмешался Его Величество Случай: Обдумывая свой план, Урфин прогуливался по набережной, когда вдруг услышал песню "Посмотри как блестят бриллиантовые дороги Послушай как хрустят бриллиантовые дороги..."-Вячеслав Бутусов- подумал урфин и повернулся, чтобы взять автограф, но Бутусова не увидел,а увидел, сидящего на швартовой тумбе мексиканца, который прихлебывая из горлышка бутылки текилу, горланил песню. Внешность у мексиканца была колоритная: невысокого роста, толстый, почти шарообразный, в пончо, в огромном сомбреро, в стоптаных башмаках и презабавнейшем пенсне на носу. Даже хмурый Урфин улыбнулся. -А ты не подскажешь ли , приятель,где найти эти бриллиантовые дороги, а то очень бриллианты нужны? Мексиканец приподнял голову, поправил пенсне и попытался сфокусировать взгляд :"А Вы напрасно смеетесь , милейший. Я не скажу Вам где найти бриллианты, но я знаю одно чудное место, где изумрудов больше чем гнуса в тюменской тайге.-И именно поэтому ты сидишь в стоптаных башмаках на сквозняке и пьешь дешевое пойло?Ври приятель, да не завирайся. Мексиканец вновь поправил пенсне:У важаемый, очень зря Вы говорите такие обидные слова, хотя в них и есть доля правды.Я бы давно забрал все эти сокровища, но в город Изумрудный надо идти дорогой трудной, дорогой непрямой.- Мексиканец влил в себя остатки содержимого бутылки и швырнул ее в море- К тому же горожане просто так не отдадут свои сокровища, тут нужна армия, чтобы их заставить.
Армия...армия.. пробормотал Урфин- на ловца и зверь бежит. Это хороший знак.Урфин предложил мексиканцу зайти в трактир 24 часа, и под акомпанимент текилы-бум,обсудить столь интересным образом сложившуюся ситуацию. Долго обдумывать предложение незнакомец не стал. Поправил пенсне , и прежде чем Урфин успел прикурить, зашагал к трактиру.По дороге он сообщил, что его зовут Александр. На что Джус возразил, что для такого импозантного парня имя Александр - несколько пресновато, и он будет звать нового знакомца Санчо. Дескать есть в этом имени нечто весьма соответствующее героической внешности и огромному сомбреро.В предвкушении дармовой выписки Санчо поправил пенсне,шмыгнул носом, но возражать спонсору не стал.
После не очень продолжительного, но весьма внушительного по объему совместного распития самогона, производимого из листьев агавы, Санчо хлопнул Урфина по плечу и сказал: Поскольку у тебя фамилия- Джус, я буду называть тебя Урфин-сок.
-А тогда- возразил Урфин -у тебя-нелепое пенсне, и я буду звать тебя Санчо-Пенсне- и радостно захохотал.
- Не-не-не... Пенсне попрошу не трогать. Это подарок мне от самого Джонатана Ливингстона, который был...
А я знаю- перебил Урфин- это тот который работал над седой равниной моря гордореющим альбатросом- и довльный своими глубокими познанияли радостно запел " у альбатросов нет ва-а-а-просов" но тут же одернул сам себя -Неееет, я вспомнил.... он по профессии был буревестник, вот кто он был. Видишь, я все помню...
Санчо затряс головой так, что с нее слетело сомбреро. - Баклан ты Урфин, а не буревестник. Он обхватил руками голову. Крупные пьяные слезы текли по круглому лицу. - Боже мой... какая варварская страна... Никто не читает Чехова...Куда катится этот мир...?- Он снял пенсне, сарделькоподобным пальцем смахнул слезу,и водрузил пенсне на место. -Джонотан Ливингстон был чайкой. Видимо вопиющее незнание творчества Антона Павловича сломило его силы, он упал лицом в стол и взял мхатовскую паузу.
Урфин, видя какие страдания он причинил своему новому другу, попытался представить чайку в пенсне, но безуспешно. Тогда он налил еще по одной и раскаянно пробормотал: - Санчо, ты ...того- этого... прости меня... Я ведь не орнитолог ни разу... Я же - короед-деревянщик.... Если бы птицы были по уши деревянные, я бы их никогда не перепутал... И знаешь... А давай я буду звать тебя Санчо Пенсом. Санчо Пенс-это звучит гордо...
Санчоприподнял голову, увидел наполненные стопки, и выполнил упражнение на четыре счета: На раз- он взял стопку, на два опрокинул ее в рот, на три- поставил пустую стеклотару на место. на четыре - занял исходное положение: лицом в стол, плечи расслаблены. ноги - на ширине плеч.
Протрезвев и похмелившись, концессионеры плана "Изумрудная революция" начали собираться в путь. Купили осла для Санчо, который боялся лошадей и высоты, и коня для Урфина. Урфин незаметно утащилс корабля свой столярно-плотницкий инструмент и поручил охранять его как зеницу ока. А когда Санчо спросил зачем он они тащат с собой столько барахла, и что в принципе он не нанимался в грузчики, Джус объяснил, что это вовсе не барахло, а инструмент при помощи которого будет изготовлена непобедимая армия Урфина Первого, а значит рубанки и стамески следует рассматривать как оружие, а Санчо, соответственно, не как грузчика или носильщика, а как оруженосца.
-Вот увидишь, Санчо -уверял Джус- не пройдет и пары месяцев, как все встречные-поперечные будут восторженно перешептываться: " вот идет отважный король-рыцарь Урфин со своим героическим оруженосцем Санчо Пенсом, которого скоро назначат премьер-министром, Верховным главнокомандующим и главным дегустатором королевских винных погребов и кухни.
Санчо в очередной раз поправил пенсне и водрузил поклажу на осла, пробубнив что-то про ненормированый рабочий день и премию.
-Санчо, из за того, что ты постоянно бубнишь, наш поход становится бубновым, поэтому лучше быстренько перекрестись и отправимся в крестовый поход за сокровищами.
- Ага... а если нас сожрут черви, то поход будет весь из себя червовым... прогнусавил Санчо, у которого после вчерашнего трещала голова.
Но решительно настроенный Урфин тут же пресек его: Отставить панику на корабле. По местам стоять, с якоря сниматься. Никаких пиковых интересов, только победа. Вперед , мой друг, и проклят будь кто первый крикнет" Стой".
Долго ли коротко, но добрались они до Фиолетовой страны,что граничит с владениями Изумрудного города. Многие тяготы и лишения пришлось претерпеть им в пути: По дороге они перебирались через бурные реки и глубокие овраги, пробирались сквозь непролазные буреломы и бездонные ущелья, сражались с Ветренными Мыльницами- внучатыми племянницами Мойдодыра и Мойдодырки, чудом убежали от ужасного великана( того самого, который по фамилии Степанов и по имени Степан, из районных великанов - самый главный великан), едва не погибли при форсировании молочной реки с кисельными берегами, только благодаря находчивости Урфина, который собаку съел, выбрались невредимыми из Гримпенской трясины, целый день отбивались от нападения эфемероптер.... В общем, несладко пришлось им в пути.И если Урфин стиснув зубы, молча терпел все трудности пути,то его оруженосец ныл всю дорогу по любому поводу: и лес - слишком непролазный,и ветер слишком северный, и вода излишне мокрая. В следствии чего Санчо регулярно прикладывался к бутылке. Урфин, который постоянно занимался разработкой стратегии осады Изумрудного города, раздражало пьяное заунывье Пенса, вспылил, и однажды ночью на привале,он вылил все запасы алкоголя в костер, чем вызвал бурю негодования со стороны оруженосца. Санчо заявил, что как пароход, в топку которогоне кидают уголь, не может перемещаться, так и он, в отсутствии человеческого топлива крепостью выше сорока градусов не в силах двигаться дальше. После этой тирады Санчо завернулся в шерстяной плед и улегся на землю возле костра.
Вспомнив слова Николая Валуева о том , что доводы делятся на убедительные и увесистые, и поняв, что время пряников безвозвратно ушло,Урфин применил тактику убеждения, известную в среде профессиональных психологов как " пендаль волшебный, многократный". Эта психотехника знакомая людям с древнейших времен, также носит название "лазерная терапия", по имени первого излеченного подобным способом,Лазаря, который долго лежал и вставать не хотел. Также, при помощи данной методики , в городе Муроме был излечен некий Илья, отличавшийся в последствии активным образом жизни и богатырским телосложением.
Способ отработаный веками помог и на этот раз: уже после третьего пендаля Санчо встал на четвереньки, после пятого принял почт вертикальное положение, а после восьмого или девятого( Джус не сильно заморачивался со статистикой) смог передвигаться, и самостоятельно взгромозился на осла. Хотя справедливости ради, надо признать, что гундосить и ворчать при этом он стал значительно больше.
В довершение всех бед, вечером того же дня на них напали саблезубые тигры. Пока полосатые чудовища рвали на куски коня и осла, Санчо и Урфин успели добежать до места где баобабы вышли на склон, и забрались на самое большое из деревьев. Но хищники не достаточно насытились, по запаху нашли убежище дрожащих от страха друзей и уселись под баобабом. Поняв, что тигры никуда уходить не собираются не получив дополнительную порцию мяса, Урфин, без зазрения совести, со словами "Уныние, Санчо, это- смертный грех.Мне очень жаль, но баобаб не выдержит двоих" столкнул оруженосца с ветки, на которой они сидели.

Когда наконец-то насытившиеся звери ушли, Урфин спустился с дерева, подобрал разбросанный инструмент, мешок с чудо-порошком и остатки провианта. В траве что-то блестнуло. Это оказалось пенсне Санчо Пенса. Урфин, подобрал его, протер несвежим носовым платком и со словами "Пенсне Джонотана Ливингстона может заинтересовать коллекционеров на аукционе Сотби" убрал находку в карман.

После чего он уселся на поваленную ветром пальму, закурил и пробормотал: "Недаром на распутье на камне было написано - налево пойдешь - коня потеряешь". Вот из за своей вечной привычки ходить налево я и остался без средства передвижения, а на своем горбу я всю поклажу не утащу. Ну да ладно, до Изумрудного города уже не далеко, видимо сама судьба распорядилась основать мне свой штаб здесь, под баобабом и начать изготовление своей непобедимой армии.
Для начала Урфин решил оживить шкуру неубитого медведя, ту самую, из которой вырезал заготовки для меховых тапок в подарок Сильверу. Из остатков кожи черного растерзанного осла Санчо Пенса, Джус выкроил заплатки для медвежей шкуры, отчего она приобрела вид целой, но весьма странной, набил ее опилками и посыпал волшебным порошком. Ожившая шкура встала на задние лапы, сожрала все запасы меда и, не обращая внимания на Урфина, напевая: "В голове моей опилки, не беда...", удалилась в неизвестном направлении.
Да... Недоработка - сделал вывод столяр - надо в следующий раз перед оживлением привязывать к дереву, а потом дрессировать и проводить разъяснительный беседы по поводу соблюдения субординации.
Непокладая рук, за полтора месяца, Урфин изготовил полсотни солдат, пятерых прапорщиков и одного палисандрового генерала. Правда прапорщиков в срочном порядке пришлось перерезать в старших сержантов, а то они стали воровать у Урфина инструменты. Какое-то время ушло на их муштровку и подготовку. И вот спустя четыре месяца после своего бегства с корабля, некоронованый король Урфин первый был готов неудержимо идти в последний смертный бой.
Военная компания была яркой, но недолгой. Армия Урфина осадила Изумрудный город, правителем которого, на тот момент, являлся Мудрила Страшный - тряпочное чучело с иголками и булавками вместо мозгов. Несмотря на отсутствие в голове серого вещества, этот Мудрила из Нижнего Тагила (поговаривали что правитель родом оттуда) додумался бомбардировать деревянную армию огненными снарядами. Деревянные балбесы, никогда не видевшие огня, не имеющие представления о пагубных последствиях реакции "огонь - дрова", и твердо усвоившие только то, что их работа воевать (на большее педагогических талантов Урфина не хватило) в буквальном смысле сгорели на работе. Порошка на создание новой армии у Джуса не осталось. Его осталось настолько мало, что не хватило бы и на создание одного полноценного солдата, разве что выстрогать какого-нибудь низкорослого, щуплого новобранца. Джус сгибаясь под тяжестью мешка с инструментами, уныло плелся обратно по дороге вымощенной желтым кирпичем, проклиная дорогу, желтые кирпичи, судьбу, тупость своих деревянных солдат, жителей Изумрудного города и главного виновника своего постыдного поражения Мудрилу Страшного. Возвращаться на свою малую родину после кошмарного крушения надежд совершенно не хотелось. И решил Урфин поселиться в местности, где его никто не знает и начать новую жизнь. Первое что пришло в голову - это деревня в которой родился и вырос его друг Джон Сильвер (по паспорту Иван Серебрянный). Добавшись до места Урфин поселился в заброшенном доме на краю деревни под именем итальянца Карло Росси, со временем поставил добротный высокий забор, подправил дом и украсил его резными наличниками с черепами. Но жить в доме ему было неуютно, сказалась привычка к тесным помещениям: комнатам в студенческом общежитии, тюремным камерам, корабельным кубрикам. Поэтому он перебрался жить в полуподвальное помещение предназначенное под котельную, единственным украшением которого был холст кисти работавшего здесь ранее кочегара по имени Леонардо да Винчи, изображавшее очаг.

Из за нелюдимости своего характера ни кошку ни собаку Урфин заводить не стал, а чтобы было кого пнуть для поднятия настроения, вырезал из кривой сучковатой березы деревянного уродца с длинным сучком вместо носа, посыпал его остатками волшебного порошка и всем любопытным стал говорить, что это его сын. Называл он его Пендаль или Пинок, а на итальянский манер Пиноккио. Вспомнив свое прозвище Шарманщик, Карло купил себе шарманку и стал в пьяном виде ходить по дворам и вымогать деньги, угрожая жителям начать исполнять на шарманке "Лунную Сонату" Мендельсона.