Вы все такие милые - покажите, куда блевать

Или Любителям шоковых историй.


Разлейте меня по каплям. Вытряхните. Выжмите.
Я теперь вот такая, из ума выжившая.
С хриповым горлом. Вечно сопливая.
Жадно глотаю лёд водосточных сливов.
Чтобы суметь и ноктюрн, и фокстроты
Выкричать воспалённой глоткой.
Ноту за нотой.
И больно. Но как красиво!
Любят ведь только сильных.
И необычных.
Какая же я забывчивая.
Надо ещё троллейбусными рогами
ноздри проткнуть себе,
чтобы руками
трогали и спрашивали
«Милочка, где ж вы такое достали?» «Это всех украшений краше»
«А это страшно?»
Страшно, отвечу. Страшно.
Страшно противно.
От каждого сладко-скользкого слова вашего.
Рты залепить бы вам тёплой кашей.
Чтоб вы плевались. А она бы всё разбухала.
Съехала. Да, с катушек съехала.
Ну-ка, подайте сюда страдания!
Вот лежит она в остывающей ванне
живая /не ожидали?/ да уж, странно.
И оттирает с себя до боли
Ваши житейские слёзные боли.
А в её юдоли
земного-плаксивого не было,-
было летнее блестящее самолётами, небо.
Вы же всё перетряхивали.
Вытряхивали. Вынюхивали.
Выюливали.
Своими лицами скорбными. «Как всё печально»
«А вы слыхали,
как у неё было в начале?»
Люди! Ну что же вы так улыбок не любите?
Губите. Всю разноцветность губите.
Уберите
горячий свой чай и валериановые настойки.
«Горько» кричите!
Вы же любите, когда гор_ь_ко.
И лучше побольше.
Горше.
А я облачусь в ураганы горластые.
И буду вам петь. Вопеть. Разрывая связки,
чтобы деревья рвало, как зубы, с корнем!
Чтоб волосы дыбом, чтоб вы запомнили!
Чтобы полопались окна-глазницы,
вздулся асфальт, как вены оруще-немеющей проводницы
поезда, сошедшего с рельсов.
Сто двадцать градусов Цельсия
от моего голоса. Выжжет им все газетные полосы
с вашими скорбно-неживыми событиями.
Так вам спою. Земные жители.
Хрустяще-попкорновые зрители.
16.08.2011