О бетнуаре старом и новом

Возбудил еси, уснув, мертвые от века,
царски рыкавый, яко от Иуды лев.
                /Пасхальный канон, песнь 9./

Даниэйл, раб Бога живого! Бог твой,
которому ты всегда служил,
смог ли Он спасти тебя от львов?"
                /Дан., 6;22./

...и брат да не сторож есмь своему Каину
хоть и тошно мне без него что в твоей синагоге татарину
а пристанет и станет – стану
сам не свой – даром что с ним что с вами
ведь и мастер известный случалось
тянул до утра осанну 
как "Анапу" на лестнице с чудесами
в зоологической яме
аж до стражи последней самой
не осрамясь очами
не преткнувшись о внешний зрак –

он вошел а потом и вышел
жаль никто не узнает как
невыносимо воняло котами
в этой архетипической яме
сквозь прооброзов ветхий мрак
куда он шагнул как с крыши

ибо так выходило и раньше
подтверждено отцами
что с прообразами живет и дышит
и вольней и отрадней и тише
некто нежели с образами
хоть конечно безвидней – словно
чёрной кошке в комнате чёрной
где нельзя потерять искомое
(что пожалуй и даже наверно
нарушает права насекомого
по Тарковскому-Кроненбергу)

так вот в этой самой комнате
битком набитой котами
невидимой славы Божьей –
не факт что вящей
но факт что невидимой – столь же
прошло-будуще-настоящей –
для того кто оттуда первым
как бы последним – тоже
вышел одновременно
старше став и моложе –

говорят прямо так и вышло
хотя до него не очень
выходило
и не вышло бы так то иначе
вышло бы точно
не воушию – не заушно
не воочую – не заочно
я не знаю и КАК я не знаю
но – не менее прочно

скажем Сольвейг лыжня
поросла бы к утру соловьями
или герр Нахтигаль в Нагльфаре
костяную трубу свою поднял
и к устам приложил как палец
или беззубый старец
прискакал на зубастом кантеле –

как ни хитро и льстиво
вьётся веретено
сослагательной канители
как ни искрит огниво
дивных причуд Господних –
кто бы ни будь да вышел 
вместо него но
вышел – вышло бы – и сегодня
в сущности всё равно –
в нимбе в огне в пене
ИБО: СКЛОНЯЕТ КОЛЕНИ
И КУЗНЕЧИК КАК СЛОН ПРЕИСПОДНЕЙ

но он всё-таки вышел вчера и сказал: почудили и будет,
ведь и символ солярный порою смыкает очи –
засыпают и стонут во сне все сосущие груди,
не разбирая званых – избранных – многих – прочих,
почивая от века сего – утомясь аки лев Иудин
над пустынною чашей наполненной доверху ночи.