Маша мерзнет по вечерам сильнее обычного..

Маша мерзнет по вечерам сильнее обычного, кутается в столетний плед. У нее пальцы белые, длинные, ровные, но холодные, словно лед. Маша уже и не помнит, что может быть по-другому, хотя ей всего двадцать лет. Маша ищет ногою тапочки, обувает, и неспешно с кресла встает. Ей до двери шагов двенадцать отсилы, но Маша тратит на них более двух минут. Эта осень давит в нее и насилует. Маша уже не верит, что ее от себя же спасут.
Маша прячет под свитером большую синюю грелку; Маша шаркает по полу в своей деревянной ходьбе. На коврике, возле самой двери, разноцветное выбито "велком", - мамин старый подарок. Но Маша одна всегда и везде.
На ее татуированных плечах сплин всех ею прожитых лет. Маша давно ни на что не жалуется. Маша готовит обед. Если бы не этот яркий солнечный свет - Маша не знала бы бед. А так ведь сочится прямо через ее окно, оседает на стенах, полочках, на полу. Маша консервируется в изодранный плед и садится к столу.
Холодок пробирается по ключицам и сжимает шею. Маша давится, кашляет. Пальцы слегка немеют. Маша вытирает салфеткой свой аккуратный рот, осторожно тарелку в раковину кладет. Говорит себе ровным голосом, позабыв, что дрожит, - "успокойся, девочка.."
Через час Маша крепко спит.
В ее снах мир тепл и чья-то рука гладит плоский Машин живот. Маша смеется. Маша от солнца щурится, словно крот. Маша думает, вот -
я достигла всего.

Маша просыпается.
Маше холодно и вокруг по-прежнему никого.