***

Спросите у Ивана-дурака,
кто там живёт на небе в облаках,
и он ответит честно, что не знает,
что не поэт, и даже не прозаик,
и ляжет спать, давя собой подушку.
 - Кто ж будет знать? - вы спросите,
 - АС Пушкин,
он был Поэт и сам себе Пророк,
пока его не съел тяжёлый рок,
а, может, он себя глаголом сжёг, -
зевнёт цитаткой с видом знатока...

Щемит новорождённая тоска
и плачет не рождёнными стихами,
под крылышком поэтов, и пока
она расплавит послезвучий камень -
плаценту строк другой тоски, допетой -
в груди саднит, в подвздошье ноет где-то,
она печёт на языке, горька.
За авторучкой тянется рука,
и как же рвётся на листок строка,
и как мучительно её рожденье,
когда сплетая страх
и вожделенье,
экстаз зачатья,
родовые схватки
и потуги,
как будто в лихорадке,
дрожишь, кусая губы, и в слезах
ты исторгаешь слов прощальный залп,
как стон любви, мучительный и сладкий,
и небо плачет, глядя на тебя:
ты, человек, бессилен, глуп и жалок,
и Серафим, в твой рот вложивший жало,
тебя просил глаголом жечь, любя.

И стон тоски, подобно голубям,
в спряжениях, родАх, и падежах
клюёт зерно Любви с твоей руки,
а крылья слов, свободны и легки,
уже никто не в силах удержать.