Сквозь бездну золотого века

25 февраля 2011 в 16:08

             Когда возвращаешься в ещё неутерянное прошлое, и  видишь этих добрых женщин, которые ещё не потеряли веру в тебя, ибо память их драгоценна и нетленна, мужество способно помнить  младенческую доброту и преданность труду, то голову наполняет состояние неудобства, словно смущение перед отвергнутой нежностью человеческой, стеснение перед теми, кому никак не можешь ответить взаимностью, несмотря на то, что в твоей душе возрастает самое  утончённое чувство благодарности за всё, что прощено и не замечено.  Тогда понимаешь, что то тепло, которое наполняет твоё тело и есть отзвук христианской любви, уважения к людям, несущим свет, передающим подлинную любовь свою тем, кто не отпугивает их. И когда ты идёшь по улице,  постепенно, с каждый шагом, вспоминая какой-то новый отрезок своего недавнего прошлого, то возникает чувство стыда перед Богом и его ангелами.  И, смотря, в иномирное зеркало, ты видишь в нём лишь «бездушного эгоиста» и всех центральных персонажей русской литературы девятнадцатого столетия.
                Потом открывается дверь лифта, и всё возвращается на круги своя, в голову попадают странные мысли, искажённые инстинкты, которые прогрессируют так неумолимо, что невозможно преодолеть их и, в первую очередь, потому, что не хочется этого делать, ибо Муза Пера любит искушать своих поданных несусветными играми. И что есть маска, а что есть ты? Вот это главный вопрос, который тревожит, и на который с каждым днём становится всё сложнее найти ответ.  Миллионы душ так вот и взывают из бездны, подобно ушедшим на террасу Монпарнасского кладбища.               
                А потом понимаешь, что это всего лишь действие Михаила Юрьевича Лермонтова. На прозу утончённую тянет, вот и всё. Но на прозу, преисполненную трагизмом, внутренним надломом, напряжением, что создаётся впечатление, что кто-то током по спине внезапно провёл. У Лермонтова проза очень молчаливая, но током дёргает сильно. Твоя тень пытается справиться с образом тургеневской барышни, вызванной Пушкиным, и всю ночь тебя не отпускают  тексты, вышедшие, будто из-под пера кого-то больного алкоголика, брутального неформала конца 80-ых, через речи которого пытается вырваться жалобный голосок Печорина двадцать первого века…